Я замерла. Флакон... Где же флакон? Рука машинально потянулась к карману, но там было пусто. Конечно, пусто! Он остался в комнате…

Паника начала подниматься к горлу. Семушка тихонько пискнула и повернулась боком. В тусклом лунном свете что-то блеснуло у неё на спине, прямо под крошечным профессором. Маленькая склянка, не больше моего мизинца, была привязана к мышке тонкой травинкой.

Дрожащими пальцами я отвязала флакон. Внутри плескалось то самое незаконченное зелье, которое я варила накануне.

Оно тускло мерцало в темноте, словно ждало последнего штриха. Прижав листочек к горлышку склянки, я начала осторожно растирать его между пальцами.

Он крошился удивительно легко, осыпаясь изумрудной пыльцой прямо в зелье. При каждом прикосновении в воздух поднимались крошечные искорки, похожие на светлячков.

Жидкость во флаконе начала меняться — из тусклой и мутной она становилась кристально чистой, переливаясь всеми оттенками зелёного. От неё исходило мягкое сияние, словно в склянке заключили частичку весеннего леса.

Позади всё ещё раздавались крики Катарины, но теперь они казались такими далёкими и незначительными. Всё моё внимание было приковано к этому маленькому чуду, происходящему прямо у меня в руках.

Эйден и Алисия, мгновенно оценив ситуацию, синхронно шагнули ближе, закрывая меня своими спинами от посторонних глаз.

— Готово! — прошептала я, всматриваясь во флакон. — Можно пить? Крошечное лицо профессора Стебля исказилось тревогой, бутон-голова едва заметно качнулся.

— Не совсем, — его голос был тих, но отчётлив. — Надо дождаться, когда оно заискрится и станет похоже на жидкое золото.

Я бросила настороженный взгляд в сторону суматохи, где Катарина всё ещё отвлекала внимание на себя, хотя её крики уже начали стихать.

— Долго ждать? — В моём голосе прозвучало плохо скрываемое беспокойство. — Не много, минут десять, пятнадцать... — У нас и этого времени нет... — я сжала флакон крепче, чувствуя, как холодное стекло впивается в ладонь.

— Что-нибудь придумаем... — уверенно прошептал он, хотя в его крошечных глазах-бусинках читалось беспокойство.

— Вам надо спрятаться... – я прикусила губу. Надо найти способ выиграть эти драгоценные минуты. Каждая секунда могла стать решающей.

Дрожащими руками я осторожно опустила флакон в правый карман мантии. Зелье тихонько плеснулось внутри, отбрасывая слабое свечение сквозь ткань.

Семушка, поняв без слов, юркнула в левый карман, унося на спине крошечного профессора Стебля. Его листья-руки на мгновение мелькнули, прежде чем скрыться в складках одежды.

Теперь оставалось только ждать. И надеяться, что время будет на нашей стороне. Катарина бросила на меня взгляд. Всего на мгновение наши глаза встретились, но этого хватило — я почувствовала, как оцепенение схватило меня за лодыжки и уверенно поползло вверх. Холодное, парализующее, оно растекалось по телу, словно ледяная вода.

Браслет! Донаван! Надо его вызвать!

В последний момент, когда пальцы ещё слушались, я дёрнулась к браслету на запястье. Кончики пальцев едва коснулись тёплого металла, и сознание начало меркнуть.

Успела?

Сквозь вязкий туман подчинения я наблюдала, как за спинами моих пленителей возникло странное свечение. Оно сгустилось в дымку, из которой проступила мужская фигура.

Инспектор Донаван собственной персоной.

Все присутствующие невольно обернулись к нему, и контроль на мгновение ослаб — я смогла сделать глубокий, облегчённый вдох.

— Вы? — ректор Равенкрафт вскинул бровь, но его удивление казалось наигранным.

Инспектор наморщил лоб, окидывая взглядом собравшихся. В его глазах читалось недовольство.

— Равенкрафт... без меня играете? — протянул он с упрёком. — Мы же договаривались. Я закрываю глаза на её так называемого фамильяра, который, как мы все прекрасно понимаем, никакой такой и не фамильяр вовсе. Ввожу комиссию в заблуждение. А вы мне отдаёте люмиара. Так?

Равенкрафт растянул губы в неискренней улыбке, больше похожей на оскал.

— Так. Мы как раз собирались вас позвать...

В воздухе повисло напряжение. Я чувствовала, как в кармане мантии беспокойно шевельнулась Семушка.

— Да? — Донаван скептически хмыкнул, делая шаг вперёд. — А по мне так больше похоже, что вы решили провернуть всё в одиночку. Забыли наш уговор?

Мои надежды рухнули в один миг. Инспектор вовсе не собирался нам помогать — он был заодно с ними.

Сознание заметалось в панике.

Что делать? Это была моя последняя надежда...

Хотя нет, осознала я в последнюю секунду, это не так!

Не последняя…

Времени на размышления и сомнения не было. Пока они отвлеклись на свой спор, моя рука скользнула в карман. Пальцы нащупали тёплое стекло флакона с зельем. Не раздумывая ни секунды, я вытащила его и поднесла к губам.

Глотнула не глядя. Весь. До последней капли.

Ох, не знаю, чего я ожидала от этого зелья, но чуда не произошло.

— Тогда приступим, — улыбнулась Катарина и уставилась в упор на меня.

Я могла только беспомощно наблюдать, как Донаван приступил к похищению моего Герасима.

Его фамильяр — существо настолько необычное, что с первого взгляда не каждый мог и заметить — представлял собой полупрозрачную сферу.

Переливаясь в мистическом свечении алтаря, сфера медленно направилась к Гераське, который застыл неподвижно, скованный тем же гипнозом, что и я — из-за нашей нерушимой связи.

Сфера подлетела к нему, увеличилась до нужных размеров и начала обволакивать его, словно живой кокон, постепенно поглощая. А затем, запечатав его внутри себя, снова уменьшилась и плавно подлетела к Донавану.

В груди что-то болезненно сжалось. Я чувствовала, как наша с Гераськой связь натягивается, истончается, готовая вот-вот порваться.

Всё то время, как появился Донаван, он даже ни разу не взглянул на меня. О, нет, это было вовсе не из-за тяжких угрызений совести.

Этой паскуде просто-напросто было на меня наплевать! Всё это время я словно находилась вне поля его зрения. Его интересовал лишь мой Герасим.

— Отлично! — произнёс он, любуясь сферой, в которой теперь был заключён мой питомец. — Когда с девчонкой будет покончено, он станет моим окончательно. Кстати, а как вы собираетесь это сделать? М?

— С этим придётся немного подождать. Но уж будь уверен, за то, что она совершит сегодня, ей неминуемо грозит смертная казнь. Уж я об этом позабочусь. Собственноручно, — начал Равенкрафт.

Далее он с холодной методичностью описал, как я якобы совершу некий жуткий чёрный ритуал, пролив кровь и убив своих друзей, Алисию и Эйдена. План был настолько чудовищным, что даже Донаван, казалось, на мгновение опешил.

— Что ж, браво, — наконец произнёс он с нотками восхищения в голосе. — Да, оригинально, ничего не скажешь.

Я стояла, парализованная магией, но внутри меня бушевала буря. Каждое слово, каждый взгляд, которым они обменивались, обсуждая мою судьбу, словно я была неодушевлённым предметом, разжигал во мне пламя ярости. Но тело отказывалось подчиняться, а зелье, на которое я так надеялась, казалось, так не произвело никакого эффекта.

Я слушала их, и каждое слово было подобно удару ножа. Они собирались не просто убить меня — они хотели уничтожить всё, что мне дорого, а затем очернить моё имя, превратить меня в чудовище в глазах всех, кто меня знал. Это было хуже смерти.

А потом страшное и неминуемое действие началось.

Эйден и Алисия, в трансе, медленно подошли и улеглись на жертвенный камень. Я же, против собственной воли, взяла в руки протянутую Катариной книгу заклинаний и, открыв нужное место, начала читать.

Каждое слово, срывавшееся с моих губ, приносило жертвам невыносимую боль, оставляя кровавые шрамы и рубцы на их коже.

На их одежде, просачиваясь, проступала кровь.

Но не меньшую боль испытывала и я от содеянного. Внутри меня всё кричало, протестовало, умоляло остановиться. Я сопротивлялась, как могла. Но всё было тщетно — тело продолжало действовать по чужой воле, а голос произносил страшные слова древнего заклинания.