— Люмиары, — начал министр Тернер, — древние существа, хранители врат между мирами. Они появляются только тогда, когда нарушается равновесие, и только рядом с теми, кто способен это равновесие восстановить.

— Но он... он просто мой друг, кот… — пробормотала я.

— Так выглядит его физическая форма в нашем мире, — пояснил министр. — Люмиары принимают облик, который вызывает меньше всего подозрений и больше всего... симпатии. — Он слегка улыбнулся, глядя на Гераську. — И должен признать, он сделал отличный выбор. Вот почему сегодня к вам вернулся ваш настоящий фамильяр, — продолжил Тернер. — А Гераська... у него было другое предназначение.

— Какое предназначение? — спросила я, чувствуя, как сердце сжимается. Я начинала понимать, к чему ведет этот разговор.

— Привести вас сюда. Помочь вам выполнить вашу миссию. И теперь, когда Равенкрафт остановлен, а равновесие восстановлено... Ему пора вернуться в свой мир.

Тернер кивнул, в его глазах появилось что-то похожее на сочувствие.

— Он спас меня, моих друзей, — сказала я, неожиданно для себя поднимаясь с кресла. — Без него ничего бы не получилось!

— Я согласен с вами, — спокойно ответил министр, что застало меня врасплох. — Гераська действительно сыграл решающую роль во всем произошедшем. Но дело не в том, что мы хотим или не хотим. Существуют законы мироздания, которые выше наших желаний.

Он сделал паузу, а затем добавил:

— Его миссия здесь окончена.

Эти слова повисли в воздухе, и к ним, словно эхо, в моей голове добавилось: «Как и моя...»

Да, подумала я про себя. Пора заканчивать дела и возвращаться домой...

— Как это произойдет? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал твердо. — И когда?

— Это зависит от вас обоих, — ответил министр. — Люмиары не подчиняются нашим правилам или заклинаниям. Он сам почувствует, когда придет время. И я думаю... — он посмотрел на меня с внезапным пониманием, — что вы тоже это почувствуете.

— У вас еще есть время попрощаться и закончить то, что вы должны сделать в нашем мире, — сказал он. — И знайте, что мы будем вечно благодарны вам обоим за то, что вы сделали для Академии и всего магического сообщества.

Я вздрогнула, чувствуя, как по спине пробежал холодок. В сумке завозился Гераська, словно почувствовав мою тревогу. Розовая сфера над плечом замерцала чуть ярче, создавая вокруг меня защитный ореол света.

Откуда он знает? Про люмиара, предположим, мог узнать из книги — древние фолианты хранят множество тайн. Но про меня? Что именно ему известно?

Я медленно подняла взгляд. В его взоре читалось понимание, почти отеческая забота, и что-то еще — какая-то древняя мудрость, делавшая его похожим на существо, прожившее не одну жизнь.

Словно прочитав мой немой вопрос, он слегка улыбнулся. Его рука потянулась к книге в темно-синем переплете, и он медленно, почти торжественно пододвинул её ко мне через стол. Старинная кожа переплета пахла временем и магией.

Я склонилась над раскрытой страницей. Знакомый рисунок люмиара — существа с крыльями, окруженного сиянием магической силы.

Видела уже. И что в этом особенного?

Но тут произошло нечто необычное. Сфера министра, до этого момента незаметно парившая где-то под потолком, медленно опустилась и зависла над моей головой.

Она была удивительного цвета — глубокого синего, как ночное небо, с вкраплениями серебристых искр, напоминающих звезды.

Внезапно сфера вспыхнула, осветив страницу яркой вспышкой. В этом свете древние чернила на пергаменте словно ожили, задвигались, перетекая в новые формы.

И я могу поклясться, что в эту секунду рядом с очертаниями крылатого существа проявилась ещё одна фигура.

Человеческая.

Они не просто находились рядом — оба существа были связаны призрачными нитями, похожими на серебристую паутину. Нити пульсировали, светились, создавая между ними неразрывную связь.

Мгновение — и видение исчезло, оставив после себя лишь смутное ощущение чего-то важного.

Министр встал, давая понять, что разговор подходит к концу.

Уже у самой двери я услышала голос министра:

— Еще одно, — в его голосе звучала та же мягкость, но теперь к ней добавилось что-то похожее на уважение. — После всего, что произошло... вы всегда будете желанным гостем в нашем мире, мисс… Тайра. Всегда.

Я обернулась, встретившись с его взглядом в последний раз. В его глазах отражалось понимание — понимание того, что некоторые тайны должны оставаться тайнами, что некоторые истории должны заканчиваться именно так, как им предначертано.

Дверь закрылась за мной с тихим щелчком, оставляя позади кабинет, министра и древнюю книгу с её загадочными иллюстрациями.

— Мама... — прошептала я, и с этим словом будто сорвалась плотина.

Всё вернулось — воспоминания, запахи, обрывки разговоров, реклама, к которой мы сначала относились с усмешкой, а потом с тревогой.

Те самые билборды с сияющими лицами женщин, чья красота выглядела пугающе неестественной.

И мама среди них — в первый день программы, вдохновлённая, полная надежд. Она верила. Верила, что время можно повернуть вспять.

Я стояла в лаборатории профессора Стебля, в руках сжимая крохотный флакон. Зелье отдавало запахом лаванды, меди и чего-то неизъяснимо древнего — как будто само время капало в стеклянную ампулу.

— Я тут ещё поработал над составом… Это весьма нестабильное снадобье, — повторил профессор уже в третий раз, глядя на меня с беспокойством. — Ты уверена?

Я кивнула. У меня не было выбора.

Профессор вздохнул, словно хотел что-то добавить, но сдержался. Я заметила, как он крепче сжал стеклянную колбу с мутноватым содержимым, прежде чем осторожно передать её мне, словно вручал зажжённую бомбу.

— Спасибо, — сказала я.

Выйдя из лаборатории, я сразу свернула в сторону забытой кладовой. Узкий коридор вёл вглубь старого крыла Академии, туда, где никто не бывал без нужды.

Обшарпанная дверь с облупившейся краской скрипнула в знак протеста, когда я её открыла. Внутри было темно и пыльно, пахло старыми травами, сургучом и временем.

Я быстро закрыла за собой дверь. Тишина окутала меня, влажная и глухая. Здесь нас точно никто не потревожит.

— Всё будет хорошо... — прошептала я.

Я поставила снадобье на перевёрнутый ящик и опустилась на корточки рядом. Из сумки осторожно выглянула белоснежная мордочка — Гераська. Его глаза сверкнули в тусклом свете, и он медленно, осторожно выбрался наружу, не издав ни звука. Он чувствовал напряжение, знал, что мы здесь не просто так.

Розовая сфера тревожно пульсировала над нами в темноте.

— Сейчас... или никогда, — прошептала я и взглянула на колбу. Жидкость внутри едва заметно дрожала.

Ведь никто не мог знать, что произойдёт, если объект связан не с одним фамильяром. Или, как в моём случае, ещё и с люмиаром.

Возможно, чудо, а возможно…

Гераська затаился. Я чувствовала его внутреннюю борьбу и сопротивление.

Я дотронулась до сферы, потом — до его шерстки. Легкий разряд прошёл по пальцам, будто я замкнула контур. Колбу я подняла обеими руками, осторожно, по спине побежали мурашки.

Я сделала глоток.

Зелье обожгло горло, и всё вокруг вздрогнуло. В воздухе появились серебристые линии — сотни, тысячи нитей, вибрирующих, извивающихся, как струны огромной арфы.

Они шептали. Пели. Показывали сцены — обрывки прошлого, альтернативные повороты событий, забытые пути.

— Нам туда, — прошептал Гераська. Его голос прозвучал внутри меня, не кошачий, не человеческий — что-то срединное, древнее, как будто сама ткань мира говорила со мной.

Я протянула руку. Нити сомкнулись вокруг ладони, затрепетали, и одна — сияющая, тёплая, цвета утреннего солнца — откликнулась.

Вспышка. Мир вокруг потемнел. Потом — свет.

Я стояла в клинике «Вечная жизнь», в тот самый день, когда мама подписывала документы.