Схватив свой завтрак, я практически бегом направляюсь к выходу, лавируя между столами с ловкостью, которой позавидовал бы наш преподаватель физической подготовки. Пирог оказывается с капустой — я узнаю это, когда почти давлюсь куском, запихнутым в рот на бегу. Напиток горчит и обжигает горло — не компот, а какой-то травяной настой.

Без следа.

Нет её.

Эта мысль впивается в моё сознание острыми когтями и не отпускает, пока я сижу за последней партой аудитории профессора Тидрукса. Его голос доносится словно сквозь толщу воды — что-то о взаимодействии первичных и вторичных магических полей, о резонансе заклинаний и многослойной структуре рунных формул. В другой день я бы жадно впитывала каждое слово, а сейчас не могу сосредоточиться даже на простейших схемах, которые он чертит на доске.

Что же случилось дальше, после моего позорного бегства?

Перед глазами снова и снова прокручивается картина: тёмный лес, каменный алтарь, Алисия, лежащая без движения, и комендант, склонившийся над ней. Его фамильярный шар подтвердил, что она жива. Но что потом? Отнёс ли он её в лазарет? Или... может быть, передал ректору?

От этой мысли по спине пробегает холодок. Я вспоминаю глаза Равенкрафта во время ритуала — нечеловечески яркие, пылающие внутренним огнём. Что, если Алисия теперь в его власти? И…

— Мисс Фаэрис! — голос профессора Тидрукса врывается в мои мысли, заставляя вздрогнуть. — Если моя лекция настолько утомительна, что вы предпочитаете смотреть в окно, возможно, вам стоит изучать теоретическую магию самостоятельно?

Тридцать пар глаз устремляются на меня. Я чувствую, как краска заливает лицо.

— Простите, профессор, — мой голос звучит жалко.

И тут дверь бесцеремонно открывается — так, что ударяется о стену — и на пороге оказывается секретарь ректора.

Цербер!

Так мы называем её между собой — за жёсткий нрав и поразительную способность всегда оказываться там, где студенты затевают что-то запрещённое.

Её настоящее имя — магистр Хельга Штайн, но за глаза — только Цербер. Эта небольшая, но цепкая женщина имела способность внушать страх и трепет всем, и даже преподавателям.

Она подошла к профессору Тидруксу, наклонилась к его уху.

Они шепчутся, и я вижу, как напрягаются плечи профессора, как он кивает, а потом — о, нет! — оба устремляют свои взгляды на меня.

В груди всё обрывается. Они знают. Конечно, они знают. О ритуале, о нашем подглядывании, о моём бегстве. А может, и о том, что случилось с Алисией?

Или думают, что я во всём виновата…

Дыхание перехватывает, пальцы впиваются в край парты так сильно, что белеют костяшки.

Цербер окинула аудиторию беглым взглядом и остановилась на мне. Её тонкие губы едва заметно дрогнули.

— Мисс Фаэрис, — произнесла она, и моё имя в её устах прозвучало как приговор, — ректор желает вас видеть. Немедленно.

В аудитории повисла гробовая тишина. Все знали: если сам ректор Равенкрафт вызывает студента, это не сулит ничего хорошего.

— За мной, — бросила она через плечо и зашагала по коридору.

Мы шли молча. Только стук её каблуков по мраморному полу отмерял секунды моего последнего пути. Я чувствовала себя приговорённой, идущей на эшафот. Перед глазами снова вспыхнула картина из моего видения — площадь, толпа, зимний воздух, наполненный криками: «За кровь невинных!».

Кабинет ректора Равенкрафта находился в самой старой части замка, в восточной башне. Говорили, что много веков назад здесь располагалась обсерватория, где древние маги изучали звёзды и пути судьбы. Сейчас же массивная дубовая дверь с замысловатой резьбой отделяла простых смертных от того, кто, по слухам, давно перестал быть таковым.

Цербер остановилась перед дверью.

— Входите, — голос ректора заставил меня вздрогнуть.

Цербер открыла дверь и жестом пригласила меня войти. Сама она, к моему облегчению, осталась снаружи.

Воздух был пропитан запахами старой бумаги, чернил и чего-то ещё — чего-то неуловимо тревожного, что напоминало о прошлой ночи.

Сам ректор сидел за массивным столом, заваленным бумагами и странными артефактами. В отличие от ритуального одеяния, в котором я видела его в лесу, сейчас он был одет в строгий чёрный костюм академического покроя. Его серебристые волосы были аккуратно зачёсаны назад, открывая высокий лоб. Но глаза... глаза были те же — неестественно яркие, пылающие внутренним огнём.

— Мисс Фаэрис, — произнёс он, и его голос оказался не таким глубоким и грозным, как я ожидала. Скорее мягкий, почти бархатный. От этого становилось только страшнее. — Присаживайтесь, прошу вас.

Я опустилась в кресло напротив него, чувствуя, как оно подстраивается под мою фигуру, обволакивая меня комфортом, который сейчас казался неуместным.

— Вы знаете, почему я вас вызвал? — спросил ректор, изучая меня взглядом, от которого хотелось съёжиться.

— Нет, господин ректор, — солгала я, и мой голос предательски дрогнул.

Равенкрафт улыбнулся — тонко, едва заметно.

— Мне доложили, что ваша соседка по комнате, мисс Эльхарт, не появлялась на занятиях сегодня. И вчера её никто не видел. Это необычно для неё, не правда ли?

Я сглотнула.

— Да, — прошептала я. — Она... она очень ответственная.

— Именно, — ректор кивнул. — Что делает её отсутствие ещё более странным. Особенно учитывая, что никто в академии её не видел. Ни в столовой, ни в библиотеке, ни в лазарете.

Он сделал паузу, внимательно наблюдая за моей реакцией.

Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Он знает. Но почему тогда спрашивает? Зачем эта игра?

— Вы же её соседка, мисс Фаэрис. Наверняка вы заметили её отсутствие?

— Я... — начала я, лихорадочно соображая, что сказать. — Когда я проснулась, её уже не было в комнате. Я подумала, что она рано ушла на занятия.

— Вот как, — Равенкрафт постукивал пальцами по столу. Странный ритм — не нервный, а какой-то методичный, словно он отсчитывал такты неслышимой мелодии. — А вчера вечером? Вы ведь видели её перед сном?

Вопрос — как ловушка. Сказать, что не видела — значит, признать, что я тоже отсутствовала в комнате после отбоя. Сказать, что видела — солгать прямо в лицо человеку, который, возможно, сам видел нас обеих в лесу.

— Хм, понятно, — протянул ректор, склонив голову набок, как хищная птица, примеряющаяся к добыче. — А вы случайно не знаете, кто бы мог знать, где она находится?

Конечно! Знаю! Комендант Грим! Он! Она у него! — хотелось закричать мне. Я вспомнила его фамильярный шар, зависший над неподвижным телом Алисии, тихое гудение, которое он издавал, и голос, произносящий: «Жива».

Но я не могла этого сказать. Не могла выдать, что была там, что видела, как комендант склонился над Алисией после ритуала, который проводил ректор. Потому что тогда я призналась бы, что мы были свидетелями... свидетелями чего?

Я вспомнила, чем ректор занимался на алтаре, то странное сияние, которое окружало его, слова древнего языка, от которых воздух вокруг дрожал, словно тонкое стекло... Его горячую и сильную спину…

Я почувствовала, как кровь приливает к лицу, как жар поднимается от шеи к щекам и вверх, к вискам.

— Вам не хорошо? — голос ректора пробился сквозь туман в моей голове.

— Я... просто голова немного закружилась, — пробормотала я, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Наверное, не позавтракала толком.

— Понимаю, — кивнул ректор, откидываясь в кресле. — Тревога за подругу может отбить аппетит.

Мне показалось, или в его тоне проскользнула насмешка? Он играл со мной, как кот с мышью, давая понять, что знает больше, чем говорит, но ждёт, чтобы я сама выдала себя.

— Я действительно волнуюсь, — призналась я, решив придерживаться полуправды. — Алисия никогда не пропускает занятия. Даже когда болела с высокой температурой в прошлом семестре, она всё равно ходила на лекции.