Я медленно села, приподнявшись на локтях, и потерла ушибленный бок.

Я встала, пошатнувшись, и огляделась. Помещение представляло собой глубокую нишу в стене. Под ногами я чувствовала упругий слой мха — мягкий, пружинящий.

— Извините, профессор, — нерешительно произнесла я, — я… не хотела вторгаться без стука.

— О, пустяки, — мягко прогудел Стебль. — Как раз наоборот — я тут задыхаюсь от одиночества. Мне приятно, когда заглядывают в гости.

Я наконец смогла разглядеть удивительное существо перед собой. Профессор Стебль представлял собой причудливое переплетение живых лиан и веток, но самым поразительным было его "лицо".

Там, где у обычного человека располагалась бы голова, формировалось нечто особенное: тонкие, полупрозрачные листья складывались в подобие черт лица. Два больших листа экзотического растения, похожего на орхидею, образовывали глаза - насыщенного изумрудного цвета с золотистыми прожилками. Они мягко светились изнутри и, казалось, могли заглянуть прямо в душу. Эти глаза-листья моргали, слегка подрагивая, когда профессор говорил.

Его "губы" формировались из тонких, нежно-розовых лепестков какого-то неизвестного мне цветка. Они двигались удивительно естественно, когда он произносил слова, складываясь в подобие улыбки или задумчивого выражения.

Вместо бровей вились тонкие усики плюща, которые чутко реагировали на каждую эмоцию - приподнимались в удивлении или сдвигались, выражая озабоченность. "Кожа" лица состояла из множества мельчайших листочков, создающих впечатление живой, дышащей поверхности нежно-зеленого оттенка.

Вокруг "головы" колыхался своеобразный ореол из тончайших светящихся нитей, похожих на паутинку, в которой запутались капельки росы. Эти нити слегка покачивались даже при отсутствии ветра, создавая впечатление некоего подобия волос.

Когда профессор говорил, всё его существо приходило в движение - листья трепетали, лианы изгибались, а вокруг разносился легкий аромат свежескошенной травы и лесных цветов. Его голос, похожий на шелест листвы в летнем саду, казался одновременно древним и юным, мудрым и озорным.

Это было одновременно пугающее и завораживающее зрелище - видеть, как природа создала настолько человекоподобное и при этом абсолютно неземное существо.

Я опустила взгляд, чтобы посмотреть на его ноги. Но их не оказалось. Всё это чудо произрастало из огромного глиняного горшка. Горшок был древним, с потертыми от времени узорами, которые, казалось, двигались в мерцающем свете светлячков. По его бокам вились причудливые руны, светящиеся слабым зеленоватым светом. У основания горшка расстилался мягкий ковер из мха, который слегка пульсировал, будто дышал в такт с движениями профессора.

Из горшка во все стороны тянулись тонкие корни, которые, словно живые змейки, проникали в щели между камнями стен. Некоторые из них поднимались вверх, формируя подобие опор или дополнительных конечностей, которыми профессор Стебль мог манипулировать предметами.

Несмотря на кажущуюся неподвижность своего "постамента", профессор умудрялся создавать впечатление удивительной легкости и грации в движениях, будто танцевал на невидимом ветру.

В изумрудных глазах-листьях профессора Стебля плясали искорки волнения. Его лианы беспокойно подрагивали, а цветы-губы то складывались в улыбку, то снова распускались в возбужденном трепете. Казалось, моё появление вызвало у него необычайный интерес.

— Ко мне в основном захаживают с определённого рода заболеваниями... — прошелестел он, слегка наклоняясь вперед, отчего его горшок едва заметно качнулся. — Ну, знаешь, с какими к обычному врачу пойти стыдно... Но! Я вижу, ты не такая...

Его глаза-листья сузились, внимательно изучая меня. Тонкие усики-брови подрагивали, словно антенны, пытающиеся уловить какой-то сигнал.

— Я... — начала было я, но профессор Стебль взволнованно всколыхнул своей листвой.

— Нет, постой-постой! Дай-ка я угадаю... — он замер, и все его растительное тело словно застыло в напряженном внимании. — Acne vulgaris! Ох, не волнуйся, детонька! Я знаю, как такое лечить.

Я машинально провела ладонью по щеке, чувствуя себя всё более растерянной.

— У меня ещё и прыщи есть? — пробормотала я.

Когда глаза привыкли к причудливому освещению, я начала различать очертания того, что когда-то, видимо, было обычным приёмным кабинетом.

Стены почти полностью скрывались под живым ковром из разнообразных растений. Плющ, мох и какие-то диковинные лианы создавали причудливый природный гобелен, местами пульсирующий и подрагивающий, словно дышащий.

В углу комнаты я заметила небольшой стол, практически полностью скрытый под слоем мха и маленьких грибов, светящихся мягким голубоватым светом. На нём всё ещё можно было различить чернильницу, из которой теперь росли какие-то экзотические цветы, и старинное перо, обвитое тонкими усиками плюща.

С потолка свисали причудливые лианы, на концах которых покачивались светящиеся цветы, заменяющие лампы. Они медленно поворачивались, следуя за нашими движениями, создавая постоянно меняющийся узор из света и теней.

Лишний вес, прыщи, неадекватное поведение…

Что ещё я должна знать?

— Профессор, у вас есть зеркало? — спросила я, чувствуя нарастающую тревогу.

— Конечно, милая, — прошелестел профессор Стебль. Одна из его лиан потянулась в сторону и вскоре мне был вручен поднос. — Вот, почти зеркало!

Я заглянула в мутноватую поверхность и чуть не выронила поднос. Ох, нет! Моё лицо напоминало карту боевых действий: прыщи, красные и бугристые, словно вулканы, готовые вот-вот извергнуться, а прическа...

Две огромные тугие баранки, тщательно скрученные из рыжих волос, располагались симметрично по обеим сторонам головы, словно гигантские наушники. Баранки были настолько плотно закручены, что кожа на висках и лбу заметно натянулась, придавая лицу слегка удивленное и испуганное выражение.

А идеальный пробор, по мнению моей подопечной, — это прилизанная, блестящая полоска. Волосы вдоль пробора настолько плотно прилегают к коже, что кажется, их вымазали маслом или каким-то другим странным веществом.

— Присядь, дорогая, — прошелестел профессор Стебль, и я только тогда заметила то, что раньше приняла за причудливый куст. Это оказалось кресло, почти полностью поросшее крошечными изумрудными листочками. Они слегка приподнялись, словно приглашая присесть, формируя идеально удобное сиденье.

Я откинулась на спинку живого кресла, чувствуя, как листочки успокаивающе поглаживают мою спину.

Я немного успокоилась и снова посмотрела в своё отражение.

Ладно. Прыщи, треш-причёска, пухлые щёки… Но… Черты лица были правильные, маленький носик, брови привести в порядок, сбросить вес, очистить кожу, сбрить, поработать с волосами… Не всё потеряно, есть потенциал! Есть!

Помню, как к нам в театр пришла Ирка Триногина. В театр просилась. Ни кожи, ни рожи, скривился помреж. Но я-то видела, я-то знала! Пошептала режиссёру нашему Серёжке Корякину, взял. И не пожалел! Через год это «страшилка» утёрла нос этим … всем! Из гадкого утенка — в прекрасного лебедя, так сказать.

— А можно мазь какую-нибудь, чтобы побыстрее их вывести? — с надеждой спросила я.

— Конечно-конечно, сейчас…— профессор Стебль зашуршал листьями и повернулся к стене. Его лианы коснулись поверхности, и я увидела, как множество мелких листочков синхронно приподнялись, обнажая шкаф. Дверца, покрытая вьющимися растениями, бесшумно открылась.

Внутри шкафа оказались десятки стеклянных сосудов разных размеров и форм, наполненных светящимися жидкостями. Некоторые из них были оплетены тонкими корешками, которые, казалось, питались их содержимым.

— Вот только есть одна загвоздочка… Кхм… Видишь ли… у меня закончилось лекарство и нужны ингредиенты. Уж очень востребованная эта штука. Академия меня не спонсирует, как ты могла догадаться. И мои пациенты сами приносят мне необходимые ингредиенты… Сам-то я не могу передвигаться.