Старинные часы в углу отсчитывали время с мягким, глубоким тиканьем.

Равенкрафт стоял у своего массивного стола, его высокая фигура отбрасывала длинную тень на стену, усеянную портретами бывших ректоров Академии. Эти молчаливые наблюдатели, казалось, следили за мной сквозь время.

Я сидела в кресле напротив, чувствуя, как старинная кожа слегка поскрипывает под моим весом. На коленях свернулся клубочком Гераська.

Встреча с родителями оставила во мне смешанные чувства. Радость от воссоединения с отцом, шок от осознания того, что маленькая Мира — это моя мать, и тревога за её будущее — всё это клубилось внутри меня, мешая сосредоточиться на происходящем.

Сцена в парке всё ещё стояла перед глазами: маленькая девочка с родными серыми глазами, беззаботно болтающая ногами в ярко-красных сандалиях.

Маленькая девочка, которая когда-то была моей матерью. Девочка, которая с каждым днём становилась всё младше, приближаясь к неизбежному концу.

Что ж, теперь мне было понятно, что имел в виду ректор Равенкрафт, когда упомянул тот особенный случай, что произошёл с моей матерью. Который подкосил Тайру в прошлом учебном году, и из-за чего ей дали отсрочку и оставили на второй год.

В кабинете повисла тяжёлая тишина, густая и осязаемая, словно предгрозовой воздух. Мои пальцы невольно зарылись в мягкую шерсть Гераськи, ища утешения.

Он был тёплым, живым якорем в реальности, которая с каждой минутой становилась всё более зыбкой и непонятной.

Гераська тихо заурчал под моими прикосновениями, и этот простой звук неожиданно придал мне сил.

— Ваш... фамильяр… — голос ректора вывел меня из задумчивости, — он появился внезапно, не так ли? И вы не проводили никакой ритуал призыва?

Глаза ректора сузились. В его взгляде читалось что-то большее, чем просто профессиональный интерес – какое-то личное беспокойство, почти страх.

— Нет, сэр, — я покачала головой.

Равенкрафт встряхнулся и подошёл ближе. Его длинные, тонкие пальцы коснулись спины Гераськи, осторожно ощупывая место, где крылья соединялись с телом.

— И вы уже заметили его некие особенности? Его магические дары, вы их уже ощущаете?

Я вздрогнула. Исцеление шрама, ночное зрение хищника, и чудо-трансформация, делающая тело текучим словно жидкость…

Об этом лучше пока умолчать. Я не могу доверять этому человеку.

Словно прочитав мои мысли, Равенкрафт тонко улыбнулся. Его губы изогнулись в улыбке, не затрагивающей холодных глаз.

— Нет, сэр, пока нет… — солгала я, опуская взгляд, боясь, что глаза выдадут правду.

Он отошёл к одному из книжных шкафов, занимавших всю стену от пола до высокого потолка. Шкафы были заполнены фолиантами всех размеров и возрастов – от новеньких, в блестящих обложках, до древних манускриптов, скреплённых почерневшими от времени металлическими застёжками. Некоторые книги, казалось, излучали собственное свечение, другие были закованы в цепи или защищены магическими печатями.

Равенкрафт с уверенностью, говорящей о многолетней привычке, извлёк тяжёлый том в потёртом кожаном переплёте тёмно-коричневого, почти чёрного цвета.

Золотые буквы на корешке давно стёрлись, но я разглядела очертания древнего символа — переплетённые крылья и языки пламени.

— Я нашёл упоминание об этом… создании, — Равенкрафт открыл книгу на заложенной пергаментной закладкой странице и повернул её ко мне.

Страницы книги источали запах веков – пыль, чернила, магические травы и что-то ещё, неопределимое, но древнее.

На пожелтевшем пергаменте был изображён зверь, поразительно напоминающий Гераську, но гораздо крупнее.

Величественное существо с кошачьим телом, расправленными крыльями звёздного синего цвета и развевающейся гривой, словно сотканной из серебряных нитей.

Вокруг него клубилось серебристое сияние, напоминающее туманность в ночном небе, а глаза, нарисованные с удивительной детализацией для столь древнего манускрипта, казались живыми и разумными.

— Люмиар, — прочитала я древнее название, написанное под рисунком витиеватыми буквами на языке, который я не должна была понимать, но каким-то образом понимала. — Хранитель границ между мирами.

— Именно, — кивнул ректор. — Согласно древним текстам, Люмиары появляются лишь в моменты, когда грань между мирами истончается. Когда реальности начинают... смешиваться.

Гераська, казавшийся спящим всё это время, внезапно навострил ушки и приподнял голову. Холодок пробежал по моей спине – что, если Равенкрафт прав?

Но признать это означало бы привлечь внимание к Гераське, к тому, что он действительно особенный. А что-то внутри меня кричало о том, что это опасно – и для меня, и для него самого.

— По-моему, совсем не похоже на моего фамильяра, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно и немного насмешливо. — У моего крылышки крохотные, да и грива отсутствует. Совершенно разные.

Равенкрафт захлопнул книгу и вернул её на полку. Его движения были резкими, нервными — так не похоже на обычную сдержанность ректора. Я заметила, как его пальцы слегка дрожали – от возбуждения или страха?

— Это то, что нам предстоит выяснить, — сказал он, возвращаясь к столу. Дубовые половицы тихо скрипели под его шагами, отсчитывая каждое движение. — Академия не может допустить подобных... инцидентов.

Последнее слово он произнёс с особым акцентом, и я почувствовала в этом скрытую угрозу. Что именно подразумевал ректор под "инцидентами"? И почему появление необычного фамильяра так взволновало его – человека, повидавшего за свои годы множество магических существ и явлений?

Равенкрафт подошёл ближе и наклонился так, что его лицо оказалось на одном уровне с моим. Я почувствовала запах странных трав – мята, полынь и что-то ещё, горьковато-пряное, манящее. Его дыхание было ровным, но в глазах я уловила тень беспокойства, почти страха.

Гераська внезапно выпрямился, его шерсть встала дыбом. И, к моему ужасу, его маленькие крылышки полностью раскрылись, наполняя комнату серебристым светом, похожим на лунное сияние, но более насыщенным, почти материальным. В этом свете тени в углах кабинета стали глубже, а портреты на стенах, казалось, отступили дальше в свои рамы.

Равенкрафт отступил на шаг, его рука инстинктивно потянулась к амулету, скрытому под воротником мантии – древнему серебряному символу, изображающему глаз в треугольнике.

Защитный жест, выдающий его настороженность.

— Будет собрана комиссия, — сухо сказал ректор, вернувшись к своему обычному тону, хотя я заметила, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих край стола. — Старейшие маги Академии должны определить природу вашего... фамильяра. Если он вообще таковым является… И решить, представляет ли он угрозу для безопасности учреждения.

В его словах я услышала приговор. Комиссия – это было серьёзно. Старейшие маги славились своим консерватизмом и подозрительностью ко всему новому и необычному. Если они решат, что Гераська – не просто фамильяр, а нечто большее, нечто потенциально опасное...

— Когда состоится это... слушание? — спросила я, успокаивающе поглаживая Гераську, чьи крылья постепенно складывались, а свечение угасало. Под моими пальцами я чувствовала его напряжение – маленькое тельце было натянуто как струна.

— Через три дня, на закате, в Зале Суждений. До тех пор я постараюсь держать вас и вашего... питомца в поле своего пристального внимания, — он выпрямился, снова становясь тем строгим, отстранённым ректором, которого знала вся Академия. — Вы свободны, мисс Фаэрис. И помните — в стенах Академии у каждого действия есть последствия. У каждого выбора — своя цена.

Рассветное солнце, бледное и нерешительное, едва пробивалось сквозь свинцовые тучи, нависшие над Академией, окрашивая древние стены в призрачно-серый цвет.

Утренний туман стелился по земле, обволакивая основания башен, словно пытаясь поглотить их целиком. Я торопливо шла по пустынным коридорам, а мои шаги эхом отдавались от каменных стен, нарушая зловещую тишину этого часа.