Я пыталась сфокусировать взгляд, но веки наливались свинцовой тяжестью.

Я хотела заговорить, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Тьма наступала со всех сторон, отвоевывая последние островки сознания.

— Что ж, — донесся до меня голос профессора, звучащий странно далеко, словно через толщу воды. — Будем резать...

Холодное прикосновение к шее, короткий укол, и последние барьеры рухнули. Я провалилась в бездонную черноту, без страха, без боли, без сновидений.

***

Возвращение в реальность было похоже на медленное всплытие с глубины. Сначала вернулись звуки – шелест листьев Стебля, его тихое бормотание, скрип деревянного стула. Затем запахи – влажная земля, горьковатые травы, едва уловимый аромат лекарственных настоек. Наконец, я почувствовала своё тело – легкое, почти невесомое, без единого отголоска боли.

Я открыла глаза.

Мягкий зеленоватый свет сочился сквозь прозрачные листья, создавая причудливые узоры на потолке. Я лежала на подстилке из мха, настолько мягкой, что казалось, будто парю в воздухе. Профессор сидел за небольшим столом, спиной ко мне, что-то записывая в потрепанный журнал.

— Профессор, — мой голос прозвучал хрипло, но удивительно сильно. — Вы достали из меня паразита? Эту тварь, которая истязала меня?

Стебль вздрогнул всеми листьями и обернулся. На его зелёном лице появилась улыбка, обнажившая зубы, подозрительно похожие на семена подсолнечника.

— А, проснулась наконец, — он выпрямился, держа в руках маленький сверток из зеленоватой ткани. — Достал...

Я приподнялась на локтях, глядя на сверток с ужасом и надеждой.

— Он мёртв? Вы его убили? — спросила я, не в силах оторвать взгляд от ткани, которая едва заметно шевелилась.

Профессор Стебль улыбнулся еще шире, его глаза засветились странным возбуждением.

— Слава святой листве, он выжил!

Я замерла, не веря своим ушам.

— Что? Что вы такое несёте? — моя голова кружилась, но уже не от слабости, а от непонимания.

Профессор подошел ближе, бережно держа сверток.

— Слушай, это, конечно, очень необычно и странно... Лично я с таким не сталкивался... Но слышал, что и такое бывает... Вот смотри...

Он осторожно развернул тряпицу, и я едва сдержала крик.

В складках ткани лежало маленькое существо, размером с новорожденного котенка – бледное, лысое, с непропорционально большой головой и тонкими конечностями.

— Уберите! Что это за гадость? — мой голос дрожал от отвращения.

— Я уже хотел было капнуть на него яда, когда достал... Но смотри, какая это милаха...

Профессор протянул сверток ближе. Против воли я внимательнее взглянула на существо. Оно медленно раскрыло глаза – маленькие, миндалевидные, янтарно-желтые. А затем зевнуло, показав крошечные белые клыки, похожие на рисовые зернышки.

Что-то щелкнуло внутри меня. Словно ключ повернулся в замке. Непонятное, неразумное, но такое сильное чувство затопило грудь. Я протянула руки и приняла сверток, прижимая уродливое существо к груди. Горячие слезы потекли по моим щекам.

— Я ещё не уверен... Надо проконсультироваться... Но... Но похоже, что это твой фамильяр, — профессор наблюдал за мной с ученым интересом. — Да, он странный и необычный. Но он часть тебя. Теперь надо ждать его … кхм, вашего магического проявления. Смотри, у него даже и крылышки есть...

Я взглянула на два маленьких лысых отростка, похожих на зачатки крыльев. Они едва заметно подрагивали.

— И хвост... — шмыгнула я носом, замечая тонкий, почти прозрачный хвостик с кисточкой на конце.

Дальше я уже ничего не могла разглядеть. Слезы застилали мои глаза, а из носа ручьём потекли сопли. Маленькое существо в моих руках заворочалось, тянясь ко мне крошечными лапками.

Я прижала к себе уродца, и он начал шамкать меня своими лапками, словно пытаясь успокоить.

Господи, как же хорошо!

— Гераська... — прошептала я.

В этот момент я снова вспомнила. Кто я. И зачем я здесь.

Я – Тамара Васильевна Подушкина! Я здесь, чтобы спасти эту несчастную девушку, на голову которой свалилось столько... всего.

Тело, в котором я обитала, ощущалось одновременно чужим и родным. Словно старая перчатка, которую долго разнашивали – уже не жмёт, но всё равно чувствуется каждый шов.

Маленькое лысое существо в моих руках заворочалось, выводя меня из оцепенения. Его кожа была почти прозрачной, сквозь неё просвечивали тонкие голубоватые венки.

— Гераська… это правда ты? — прошептала я.

Я осторожно протянула к нему палец.

Котёныш вдруг перестал извиваться, замер, уставившись на мой палец своими невозможными янтарными глазами с вертикальными зрачками. А потом потянулся и присосался к моему пальцу синюшными губками.

Ощущение было... странным. Не больно, не страшно, просто...

— Щекотно... — вырвалось у меня.

По телу прокатилась волна мурашек, а в палец словно вонзили тончайшую иглу – но не болезненную, а наэлектризованную, посылающую крошечные разряды вверх по руке. Я уже хотела убрать палец, опасаясь, чтобы это создание мне его не отгрызло, но Стебль остановил меня.

— Постой-ка...

Профессор склонился над нами, его длинная борода из листьев едва не касалась лысой головки существа. Зеленоватые лозы колыхались, создавая вокруг нас подобие живого кокона.

— Смотри... — профессор указал узловатым пальцем-веткой на место, где Гераська присосался к моему пальцу.

Я пригляделась и ахнула. Там, где его губы касались моей кожи, образовалось едва заметное свечение – тончайшая нить серебристого света, пульсирующая в такт биению моего сердца.

— Итак, — заключил профессор, и в его голосе звучало то благоговение, с которым истинные учёные встречают подтверждение своих самых смелых теорий, — он питается твоей энергией. А значит, это твой фамильяр. И когда он окрепнет, то начнёт подпитывать и тебя! Я был прав! Это твой фамилярный...

— Ясно, у всех шары, а у меня... — я запнулась, вовремя прикусив язык.

Надо для начала узнать, есть ли в этом мире вообще коты.

Но все мысли отступили на задний план, когда я увидела, что происходит с Гераськой. Прямо на глазах, крошечное существо начало меняться. Бледно-синюшная кожица порозовела. Вены, просвечивающие сквозь неё, постепенно скрывались. Существо словно оживало с каждым мгновением.

— Ну-ка, давай омоем его, — пробормотал профессор, доставая из-под стола таз с чистой водой, пахнущей травами.

Мы осторожно отделили Гераську от моего пальца – он недовольно пискнул, но не сопротивлялся – и опустили в тёплую воду. Профессор тщательно, с неожиданной ловкостью, смыл остатки крови и слизи с крошечного тельца. А затем обтёр зверёныша чистой тряпицей.

И случилось чудо.

На крохотном тельце запушился тончайший белый пухо-мех, похожий на первый снежок. Он покрывал существо, словно шёлковое одеяло, делая его всё менее похожим на лысую тварь из ночных кошмаров и всё больше — на...

— Кисунька, — прошептала я.

Но не обычный это был кот. Миниатюрные зачатки крыльев на его спине теперь были покрыты белым пухом, делая его похожим на крошечного грифона. Хвост с кисточкой едва подрагивал. Он мяукнул – тонко, пронзительно, но так узнаваемо, что моё сердце сжалось.

Гераська.

— В классических трактатах о фамильярах нет ни слова о таких трансформациях... — пробормотал профессор, бережно укутывая существо в мягкую ткань.

Но мне было всё равно, о чём там говорят их классические трактаты!

Я протянула руки и приняла завернутого Гераську. Он уже не казался уродцем – теперь это был просто необыкновенный, особенный котёнок. Мой. Моё маленькое чудо.

И затем он прижался к моей груди, мурлыча так тихо, что звук был скорее ощущением, чем звуком. Это крошечное создание нуждалось во мне так же сильно, как и я в нём.

Я прикрыла глаза и задремала под его нежное урчание.

***

Тонкая нить сна разорвалась от настойчивого стука в дверь. Я вздрогнула, а Гераська мгновенно проснулся, его ушки встали торчком, а зрачки расширились, заполняя почти всю радужку. Его маленькие крылышки слегка развернулись в защитной позе.