Пальто еще не сняла, а уже начинает визжать, мгновенно развеивая иллюзию.

— Что вы устроили? Это мой дом! Кайрат, кто эти люди?! Что тут вообще происходит?!

— О, здрасьте, мамочка, — Фей дерзко ржет и пускает в ее сторону струю дыма. — Вы к ужину или просто проверить, все ли живы?

— Слышь, у тебя огонь вид сзади, — Кот расплывается в ленивой усмешке и протягивает ей стакан. — Выпьешь с нами, милфа?

— А потом мы тебя отжарим, — вкрадчиво обещает Вик, появляясь с другой стороны.

Луиза в панике крутит головой, но ее окружили. Парни ржут. Кто-то еще отмачивает пошлые шутки, доводя до белого каления. Луиза бледнеет, потом заливается красным, как будто сейчас взорвется.

— Вон! Все вон! — переходит на ультразвук. — Иначе я вызываю полицию! Немедленно!

— Ууу, страшно! — Рус притворяется, будто дрожит. — Думаешь нас тебе не хватит? Обижаешь, милфа, справимся…

— Да вы… Малолетние ублюдки! Да я вас…

— Успокойся, — сухо говорю я и наконец встаю. Глядя мачехе в глаза, стряхиваю пепел на ковер и выдуваю дым. — Они уже уходят.

Словно по команде, парни начинают собираться. Кто-то смеется, кто-то бурчит, что вечеринка закончилась слишком рано, но никто не спорит и выходят. Я провожаю их до ворот и молча докуриваю.

Ночь прохладная, сигарета горит быстро, как будто пытается убежать от меня.

В груди — пусто.

Никто не ждет. Никто не благодарен. Никто не останется.

И ты, Кайрат, остался ровно с тем, что заслужил. Смешно, правда? Ты же этого хотел.

Внутренний голос сегодня в ударе.

Возвращаюсь в дом.

Луиза стоит посреди разгрома. На полу — пачки чипсов, бутылки из ее бара, какая-то еда. Ее лицо — смесь ярости, усталости и ненависти. А меня накрывает волной похуизма. Даже удовлетворения не возникает. Все обнулилось после того, как Снежок сбежала наверх.

— Ты с ума сошел? — кидается ко мне Луиза. — Зачем ты устроил этот кошмар? Ты думаешь, тебе все можно?! Ты…

Я поднимаю руку, чтобы ее перебить, и улыбаюсь нагло.

— Это последнее желание умирающего.

Она замирает и непонимающе хлопает нарощенными ресницами.

— Что?

— Мало ли я не проснусь, — фыркаю зло. — Хотел отметить напоследок.

— Ты… ты идиот! — кричит она, почти захлебываясь желчью.

А я просто показываю ей фак и смеюсь. Зло. Горько. Потому что хуже меня здесь все равно никого нет.

Я прохожу мимо, не касаясь ее.

Поднимаюсь по лестнице и закрываю за собой дверь. Все. Пусть она теперь думает, как с этим жить. Мне насрать.

Падаю на кровать и прикрываю глаза. Свет выключен, только фонари за окном бросают тусклые отблески на стены. В голове шумит, тело будто гудит после драки, но не от боли. Это что-то другое. Боль внутри. Грязная, неровная, как будто живет своей жизнью и медленно разъедает изнутри. Мне не по себе. Как-то тошно. На душе кошки устроили марафон по точке когтей.

Дверь неожиданно открывается и в комнату проскальзывает тень. Задерживаю дыхание, но все равно улавливаю запах. Как зверь, идущий по следу.

Это она пришла.

Сама. Снежок. Моя ледяная, упрямая, презирающая меня сестра. Пришла обменять отцовскую жизнь на ночь со мной?

Я замираю. Не потому, что не ждал. А потому что в глубине души ждал, но не думал, что она действительно придет.

Включаю ночник и сажусь на постели.

В воздухе будто щелкает ток. Взгляд — прямой, как лезвие ножа, губы сжаты, осанка прямая. Снежок злится. Боится. Презирает. И все это направлено на меня.

И внутри что-то сжимается.

Я смотрю на нее и почти смеюсь. Вот он, триумф. Вот оно, мое мерзкое торжество. Только почему внутри все крутится, как будто меня самого вывернули наизнанку?

Она говорит, что я ей отвратителен.

Я улыбаюсь. Конечно, отвратителен. Я делаю все, чтобы таким быть. Чтобы она меня ненавидела, чтобы у нее не было ни единого шанса забыть, с кем имеет дело.

Но в груди что-то дрожит. Пульс сбивается, когда она бросает на меня этот взгляд — острый, яростный, сильный.

— Серьезно, Снежок? — голос звучит спокойно, с ленцой. Я поднимаюсь, скрещиваю руки на груди. — Ты так говоришь, будто пришла не для того, чтобы переспать со мной.

Губы у нее дрожат. Плечи напряжены. Она держится, но я вижу: ее трясет изнутри. Я знаю это состояние. Знаю, каково это — быть на грани и не сорваться. И от этого хочется врезать по стене, чтобы не сорваться самому.

— Ты хуже, чем я думала. Хуже, чем можно представить!

Я улыбаюсь шире. Жгу ее каждое слово. Специально. Наслаждаюсь этим? Да. Потому что не могу позволить себе жалость. Потому что иначе — все развалится.

— А ты чего ожидала? Что я просто так сорвусь спасать твоего отца? Что меня тронет твоя жалостливая мордашка?

Она подходит ближе. Слишком близко. Смотрит прямо в меня. В глаза. Без страха. И я вижу в них огонь. Не слезы — именно ярость. И я чертовски уважаю ее за это. Потому что в ней — жизнь.

— Я думала, что в тебе есть хоть капля совести. Но ты просто трус!

Удар точный. Я вздрагиваю. На секунду. На долю. Но этого достаточно, чтобы внутри щелкнуло. Потому что это не ложь. Потому что она права.

— Осторожнее, Снежок, — мой голос становится ниже. — Ты не в том положении, чтобы бросаться словами, за которые придется ответить.

— А ты не в том, чтобы смотреть на меня сверху вниз, — парирует она. — Ты просто боишься сделать что-то правильное. Что-то хорошее. Мудаком быть куда приятнее, да?

Я качаю головой. Все это становится слишком острым. Как лезвие. Но отвести взгляд невозможно.

— Я не боюсь ничего. А ты?

Она не отступает. Даже когда между нами почти не осталось воздуха. Стоит, будто из стали сделана. И я знаю, она не блефует. Чувствую на каком-то ментальном уровне.

— Если бы боялась, не пришла бы к тебе.

Я смотрю на нее долго. Губы сжаты. Щеки пылают. Глаза — как буря. Я знаю, что должен сделать. Сам запустил этот ад. Но не думал, что дойдет до этого.

— Назад дороги не будет, Снежок.

— Я не из тех, кто отступает.

Слова как пощечина. Потому что в них — правда. Потому что я бы хотел быть как она. Но я не такой. Я гнилее, грязнее, темнее.

Я наклоняюсь. Шумно втягивая запах ее страха и волнения. Крышу сносит молниеносно. Срываюсь и жадно целую приоткрытые губы.

Грубо, резко, яростно. Как будто хочу вырвать ее у всего мира, запомнить вкус ее губ навсегда. Она не отвечает. Но и не отталкивает. Это похоже на игру или на какой-то странный спектакль.

И я понимаю, что сейчас могу все. Могу сломать. Могу опустить. Могу трахнуть, как животное. Она не остановит. Не сейчас. Отдала мне полную власть над собой. Как я и хотел.

Но я не могу… Сука! Не хочу!

Я целую ее губы, будто пью воздух. Как утопающий. И внутри горит. Жжет. Черт, когда я успел так вляпаться? Почему не заметил? Нахрена это все?

Я хочу ее. Всей душой, кожей, телом. Но не так. Не как подонок. Любить ее хочу, по-настоящему. Но… не в этой жизни. Надо быть реалистом. Она не для меня.

Я отстраняюсь. Глубоко вдыхаю. Сердце долбит по ребрам, а в голове вой.

— Уходи, — выдыхаю, сжав зубы и зажмуриваюсь, не веря, что на самом деле это говорю.

— Что?.. Почему? — ее голос звучит растерянно и каждой интонацией бьет мне в грудь.

— Вон пошла, я сказал! — рявкаю, громче, чем хотел.

Мэри вздрагивает. Ее губы припухли от поцелуя, на глазах наворачиваются слезы. И все это — я.

— Сволочь, — шепчет она, и голос ее надламывается.

Я не отвечаю. Не могу. Только стою и смотрю, как она разворачивается и выбегает. Дверь хлопает.

Я падаю на кровать. Лицом в подушку.

Ору, что есть силы и бью кулаками в ортопедический матрас.

Больно. Выжигает изнутри. Как будто сам себя расчленил. Как будто лишился чего-то, что даже не успел понять.

И впервые за долгое время…

Мне по-настоящему страшно.

Мэри