— Ты видела, как он их разнес? Это было… это было как в кино! Он же просто… невероятный! Как ты могла про него так говорить?

Я молчу. Злюсь на него. Злюсь на себя. Почему я не могу просто забыть этот его ледяной взгляд, эту его силу? Все внутри меня переворачивается от противоречий. Может, он просто играет? Или действительно такой?

Всю ночь не сплю. Совесть мучает. Его лицо — то холодное, то заботливое. Кай помог. Не побоялся пострадать сам. А я… Идиотка, сбежала, погрязнув в детских обидах. Что на меня нашло? Хочется побиться головой об стену. Но это не выход. Я так не могу, я должна что-то сделать, иначе не смогу нормально жить. Я будто бы ему должна осталась…

Перед тренировкой решаю, что должна все-таки поблагодарить Кайрата за спасение. Пусть это будет через силу, но я должна. Я справлюсь. Я все смогу. Язык не отсохнет.

Приезжаю в интернат. На входе странный шум. Люди кричат. Врач в халате пробегает мимо, за ней мужчина в спортивном костюме. Я хватаю его за руку:

— Что случилось?

Он оборачивается, вырываясь из моей хватки:

— А ты кто такая?

— Я… я сестра Кайрата. Можете его позвать?

Он смотрит на меня подозрительно, его взгляд становится чуть мягче, но голос остается жестким:

— Нет. Ему плохо стало на тренировке. Упал, сознание потерял.

Мое сердце замедляется, а потом резко начинает колотиться быстрее. "Это моя вина? Это все из-за меня?" — мысли режут меня изнутри.

— Это… наверное, из-за вчерашнего! Ему нельзя было на тренировку, — выпаливаю я, слова летят быстрее мыслей.

Мужчина хмурится, сдвигая брови:

— А что было вчера?

Я пытаюсь что-то ответить, но слова застревают в горле. Чувство вины растет внутри, словно камень, и я понимаю, что сболтнула лишнего, сама себя загнав в ловушку. И как теперь из нее выбраться?

Кайрат

Такси, увозящее Мэри, исчезает из вида, а я все еще стою, не двигаясь. Ветер швыряет в лицо холодные снежные иглы, словно насмешка. Глаза опускаются на землю, где что-то блестит. Телефон. Ее телефон. Весь промокший, заляпанный снегом, выключенный.

— Ну ты растяпа, — вырывается у меня, пока поднимаю этот мокрый кусок пластика и убираю в карман. Не знаю, зачем. Просто чтобы был.

Ловлю тачку. Ввалившись в теплый салон, чувствую, как весь мир вдруг становится очень тяжелым. Усталость и боль накрывают с головой. Ребра ноют так, будто кто-то завел в них перфоратор. Голова кружится, все тело ватное.

Водила что-то спрашивает. Не разбираю слов, да и не пытаюсь. Мычу в ответ и отворачиваюсь. Закрываю глаза. Машина едет, убаюкивая шумом двигателя. Доезжаю до интерната, выбрасываю деньги водителю, как откуп, и захожу внутрь.

Коменда пропускает и ворчит, что я пьян и не положено. Договариваюсь со скрипом и ползу в комнату. Все, кроме Тимофея спят. Он, как всегда, залипает в компе. Замечает меня, поднимает голову от монитора и смотрит вопросительно, но я лишь качаю головой.

— Слил…

— Бывает, — пожимает он плечами. — Сам как?

— Терпимо, — морщусь, стаскивая одежду и отдаю Фею свою находку. — Подшаманишь?

— Легко, — ухмыляется он. Для него это раз плюнуть.

Мне уже все равно. Валюсь на кровать, не переодеваясь, и засыпаю, как только голова касается подушки. Батарейка села в ноль.

Утро наступает неумолимо. Противное. Холодное. У нас режим, никого проблемы индейцев не волнуют. Голова тяжелая, ребра словно обмотаны колючей проволокой. Каждый вдох отдельная пытка. В комнате шумно. Пацаны у окна что-то обсуждают, смеются.

— Кай, ты чего такой? — Вик, конечно, первым замечает. Он любит подначивать, а я сегодня не в духе. — Морда у тебя как у боксера после слива.

Я лишь отмахиваюсь. Никаких сил на разговоры.

Ползу в душ и рассматриваю себя в зеркале. Не так все и страшно. Пара ссадин и небольшой синяк на скуле. Надеяться, что тренер не заметит глупо, а вот сочинять отмазки — это совсем не мое. Надо попросить кого-то из парней, чтобы прикрыли. Пусть лучше влетит за драку со своими.

Вик не подписывается на эту авантюру, он и так на карандаше. Фей тоже сливается. Остается Кот. У него нет права на отказ.

На тренировке концентрации ноль. Пытаюсь попасть в ритм, но мысли скачут, как бешеные. Телефон, валяющийся в снегу. Отморозки. Лицо этой Занозы. Разговор в раздевалке, который оставил неприятный осадок. Тренер, словно желает помочь и ставит меня в спарринг с Котом.

Первые несколько минут держусь, но ребра напоминают о себе. Боль начинает зашкаливать. Кот ловит момент и пробивает двоечку. Удар точный, мощный. Воздух вылетает из легких, а глаза накрывает тьма.

Очухиваюсь в медкабинете. Лампа над головой ослепляет, кажется, что кто-то специально ее направил в глаза. Валерия Андреевна стоит рядом. Холодный компресс давит на висок.

— Ну что, боец, ожил? — ее голос строгий, но в нем нет осуждения. Только усталость и искренняя тревога. Переживает за нас, это приятно греет душу. Не все черствые, как эта выскочка Снежок и ее мамаша, есть и нормальные люди.

— Да я не сильно ударил! — доносится из угла голос Кота. Он оправдывается, но и сам тоже на стреме.

— Что произошло? — шевелюсь, но тело протестует. Все будто налито свинцом.

— Ты потерял сознание, — спокойно объясняет Валерия. — Ребра подкачали. Возможно трещина. Говорила тебе беречься, теперь вот на больничный.

Дверь распахивается, и в кабинет врывается тренер. Его взгляд будто клинок, вонзается прямо в грудь.

— Я все знаю, — говорит он коротко.

Сердце за мгновение останавливается и разгоняется до скорости звука.

— Что знаете? — стараюсь говорить спокойно, но голос выдает волнение.

— Где ты вчера отжигал. Твоя сестра мне все рассказала!

Злость накрывает, как лавина, которую невозможно остановить. Горло перехватывает спазм, а изо рта невольно вырывается.

— Вот же сука.

— То есть ты не будешь отрицать? — Антон Сергеевич прищуривается, словно ловит каждую мою эмоцию.

— А смысл? — стискиваю зубы и смотрю в потолок.

— Ты прав. Никакого. Приходи в себя и зайди в тренерскую, — бросает он на ходу и исчезает за дверью.

Вот же овца. Нахрена она приперлась? Кто ее просил? Отомстить решила? Идиотка! Как теперь все это разрулить?

Получаю от Валерии Андреевны первую помощь и рекомендации, и иду сдаваться. Тренерская встречает тишиной. Я захожу, Антон Сергеевич сидит, не глядя на меня. Молчит. Дает время самому начать. Признание вины, смягчает наказание. Этому нас учат с детства.

— Да, я участвую в боях без правил. Что теперь? — мой голос звучит грубо, вызывающе. Но это не понты, а раздражение на самого себя. Идиотская ситуация. Так не должно было быть.

Тренер медленно поднимает голову, его глаза тяжелые, словно бетонные блоки. Взгляд давящий, как многотонная плита. Заранее понимаю, что легким испугом не отделаюсь.

— Зачем?

— Мне нужны деньги.

— Для чего уточнять бессмысленно? — криво усмехается он, а я лишь качаю головой.

Уточнений не будет. Я не терпила, сам со всем разберусь.

— Вы все молодые и борзые. Вам всем нужны деньги. Но ты понимаешь, что делаешь? Выбрасываешь свой талант. На это больно смотреть, — чеканит каждое слово и продолжает смотреть в глаза. — Бои без правил — это дно. Если ты хочешь туда, иди. Но здесь тебе больше не место. Я отстраняю тебя. В турнире ты не участвуешь.

— Вы серьезно? — злость вырывается наружу. Сжимаю кулаки в бессильной ярости.

— Абсолютно серьезно. У тебя будет время подумать. А пока отдыхай и восстанавливайся.

— Но Антон Сергеевич, — с губ почти слетают слова оправданий, благородная цель, которая оправдывает любые средства, но он жестом перебивает меня.

— Ты не понимаешь, что подставляешь всех вокруг, — вздыхает тяжело и буравит меня взглядом. — Сегодня ты мог умереть. А убил бы тебя Борис. Разве это справедливо?