Он тихо и настороженно оглядывается вокруг, все время держится ближе ко мне, и это только добавляет мне раздражения. Я должен показать, что все под контролем, даже если это ложь.

Ахмет остается сидеть в коридоре, а я под надзором мачехи вхожу в кабинет врача. Мужчина средних лет в толстых очках поднимается на встречу. Окидывает внимательным взглядом и просит раздеться по пояс.

Исполняю, а сам невольно ловлю на себе взгляд Луизы и усмехаюсь. Прекрасно знаю, что в отличной форме и по глазам вижу, что ей она нравится. Криво усмехаюсь и иду к столу доктора.

Отдаю свою медкарту из интерната, вместе с пометками Валерии Андреевны. Этот врач лишь мельком пробегается глазами по сухим строчкам и осматривает меня с выражением лица, будто перед ним не человек, а сводка о поврежденной технике. Медсестра берет кровь на анализ, а врач, наконец, внимательно смотрит мои рентгеновские снимки и что-то записывает в планшет. Я чувствую себя под микроскопом.

— Вы в курсе, что ваш организм измотан? — говорит он сухо, переводя взгляд с планшета на меня. — С таким состоянием не стоит даже думать о физических нагрузках. Если не дать телу восстановиться, последствия могут быть серьезными.

Луиза сидит неподалеку, скрестив руки на груди, и смотрит на врача с видом “давай быстрее, у меня важные дела”. Ее равнодушие меня не бесит, но в то же время хочется поставить на место.

— Не переживай, — бросаю раздраженно и откидываясь на спинку стула. — Я не подохну до операции. Обещаю.

Врач недовольно качает головой, будто ему уже надоело это шоу, но ничего не говорит. Луиза молчит, ее взгляд становится еще холоднее. Но в то же время в глазах появляется блеск. Овца престарелая. Неужели хочешь меня? Да хрен тебе! Лучше игнорируй меня дальше, как будто меня здесь нет.

Пройдя все необходимые обследования, оставляю мачеху дальше плести свою паутину, а сам веду Ахмета в крыло для реабилитации. Благо это в этой же больнице, только с другой стороны.

Брат идет молча, держась за мой рукав, как за спасательный круг. Я стараюсь не обращать внимания на боль в боку, но каждый шаг отдается молотом по ребрам. Терплю. Какого хрена? Надо было хоть обезбол попросить. Может вернуться?

Смотрю на часы. Уже не успеваю. Ладно. Перебьюсь.

Когда мы заходим в зал, я сразу вижу знакомый фейс. Один из тех, кто напал на Снежка и ее подругу. Он сидит на лавке и лениво смотрит на людей вокруг. Мое тело мгновенно наливается тестостероном, а мышцы оживают, готовясь дать отпор противнику.

Наши взгляды пересекаются, и я чувствую, как во мне закипает злость. Я совсем не в форме, но уж одного-то точно раскатаю. Он поднимается, делает шаг ко мне.

— Эй, мужик, сорян за то недоразумение, — говорит вкрадчиво, поднимая руки в жесте капитуляции. — Проблем со мной не будет. Честно.

Молчу, но делаю шаг ближе. Смотрю прямо в глаза, пытаясь понять, врет он или правда что-то осознал. Не верю. Кожей чувствую, что гонит. Интуиция кричит, что это развод. Такие, как он, не меняются.

— Не попадайся мне на дороге, — бросаю я холодно, наклоняясь ближе. — Потому что в следующий раз я не буду таким вежливым.

Он что-то бормочет и отходит назад, словно извиняется. Я заставляю себя расслабить плечи и веду Ахмета к реабилитологу. Но внутри я уже знаю — это еще не конец. Проблемы обязательно всплывут. Вопрос времени.

Вечером, как только выхожу из душа, слышу телефон, вибрирующий на столе. На экране высвечивается имя Кота.

— Ну что, чемпион, как там? — он орет так, будто стоит на стадионе. — Ты слышал? Турнир через две недели! Может, сгоняешь к тренеру, поговоришь? Вдруг возьмет обратно.

Я закатываю глаза, завязывая полотенце на бедрах. Турнир — это шанс, конечно. Но сейчас я не готов. Ни телом, ни головой.

— Нет, Кот, пока нет. Не сейчас, — говорю, опираясь на край стола. — Я пока с этим дерьмом не разобрался.

— Да брось ты! Тебя ж там все знают. Скажи, что готов, — настаивает он.

— Готов? — усмехаюсь я. — Я даже нормально стоять не могу, а ты про турнир.

— Ладно, — сдается друг. — Но ты подумай. Такие шансы не валяются под ногами.

— Я подумаю, — отвечаю коротко и сбрасываю вызов. Но думаю, я уже не о турнире.

Психую и откидываю полотенце в сторону. Вся жизнь с ног на голову!

За ужином атмосфера накалена до предела. Луиза ведет себя так, будто нас с Ахметом здесь нет, а я даже доволен этим. Поддерживать светскую беседу нет никакого желания. А вот побесить мачеху своим присутствием за столом — это святое.

Ахмет старается сидеть тихо, но я вижу, как он украдкой посматривает на стол, явно голодный. А взять что-то сам стесняется. Раздраженно закатываю глаза и пододвигаю тарелку, чтобы он взял хоть что-то, но он только смотрит на меня и нервно сжимает пальцы.

Снежок бросает в мою сторону взгляд, полный скрытой злости, и выстреливает язвительным тоном:

— Надеюсь, тебе удобно сидеть. После твоих "приключений" это, наверное, сложно?

— Ты хотела сказать наших? — поднимаю глаза и улыбаюсь ей так, чтобы ее это разозлило еще больше. — Спасибо за заботу, Снежок, — не отрываю взгляда от нее. — Знаешь, не у всех есть такие мягкие подушки, как у тебя.

Ее лицо вспыхивает, но она ничего не отвечает. Ахмет вдруг начинает жестами показывать что-то ей. Она удивленно смотрит на него, потом на меня.

— Что это он делает?

— Говорит, — отвечаю коротко, но внутри все еще злюсь. — Он умеет, если хочет.

— Объясни мне, чего ты хочешь, — Снежок переключается на Ахмета и он довольно кивает.

Ее взгляд становится мягче, и на миг я вижу, как она почти улыбается. И эта улыбка — не язвительная, не та, которую она обычно использует, чтобы высмеять меня. Нет, настоящая, искренняя. Это сбивает меня с толку. Снежок красиво улыбается, но делает это так редко, что я не могу оторвать взгляд. Чувствую, как внутри что-то дрожит, странное и незнакомое.

Ахмет, видимо, задел в ней что-то, что мне не удается. Я неожиданно ловлю себя на мысли: а может, я тоже хотел бы увидеть эту улыбку еще раз? Но этот миг быстро проходит. Она снова отводит взгляд, будто ничего не произошло, а я резко отталкиваю эти мысли. Этот дом — еще то испытание. Но я справлюсь. Мы справимся.

Мэри

Сижу на подоконнике в коридоре, пытаясь выровнять дыхание после тренировки. Пот струится по вискам, мышцы горят, но мысли бьются как мяч о стену. Раз за разом прокручиваю в голове подслушанный утренний разговор матери с врачом и никак не могу успокоиться.

Через приоткрытую дверь улавливаю обрывки разговора. Уже собиралась уйти, но их голоса притянули, как магнит.

— Ему нужно больше времени на восстановление, — голос врача звучит строго, будто выговаривает за двойку. — Организм ослаблен, любое вмешательство может оказаться смертельно опасным. Вы понимаете, насколько велик риск? Состояние донора сейчас оставляет желать лучшего.

— Ему нечего жаловаться, — отрезает мама. Ее голос ледяной, словно говорит о ненужном предмете. — Его задача — сдать донорский материал и уйти.

— А если он не сможет? — врач будто пытается пробить ее защиту.

— Он сможет, — перебивает она, не дав договорить. — Это его единственный способ быть хоть немного полезным. И не нужно меня пугать этими вашими рисками. Мне плевать!

Сердце сжалось, когда я поняла, что речь идет о Кае. В груди сдавило, словно кто-то нажал пальцем. Жалость? Нет. Это не то.

Надо забыть. Это его проблемы. Не мои! Но почему эти слова не выходят из головы? Что-то внутри скребет, не дает сосредоточиться.

— Он правда теперь у тебя живет? — голос Юлианы врывается в мои мысли так резко, что я подпрыгиваю. Мы сидим на лавке после репетиции, а она таращится на меня с любопытством, будто я спрятала от нее что-то невероятное.

— Да, — нехотя отвечаю, стараясь сосредоточиться на своих мышцах.