— Он тебя любит, — тихо добавляю я, глядя на Ахмета. — Ты для него — весь мир.

Кай бросает на меня быстрый взгляд, будто хочет что-то сказать, но передумывает. Он встает и ведет плечами, словно сбрасывает напряжение.

— Ладно, хватит на сегодня драмы, — бурчит он, глядя на Ахмета. — Давай, мелкий, пойдем в дом.

Ахмет улыбается, а я замечаю, что Кай тоже краем губ. Может, это только показалось, но мне становится теплее.

Голос мамы разрезает вечерний воздух, как раскаленное лезвие:

— Ты опять в таком виде? Боже, Кайрат, что на этот раз?!

Кай напрягается, его легкая ухмылка исчезает в ту же секунду. Я вздыхаю, предвкушая бурю. Мама стоит на крыльце, скрестив руки на груди, ее взгляд сверлит Кая с нескрываемым презрением.

— Разве я не предупреждала? — продолжает она, не повышая голоса, но в ее тоне чувствуется ярость. — Разве не говорила? Тебе на днях анализы сдавать. На кого ты похож?

— На того, кто умеет за себя постоять, — равнодушно бросает Кай, хрустнув шеей.

— Постоять? — мама почти смеется, но ее глаза сверкают злостью. — Ты выглядишь как уличный бандит!

— Тебе ведь это нравится, не так ли? — усмехается Кай и с вызовом смотрит ей в глаза.

Мама задыхается от возмущения. Я чувствую, как воздух между ними накаляется, и, честно говоря, мне даже становится немного неуютно.

— Ты думаешь, тебе здесь рады? Ты все равно уйдешь, рано или поздно, — шипит мама. — И я сделаю все, чтобы этот момент настал быстрее.

Я смотрю на Кая, но он не отвечает. Просто кивает, но в его глазах на секунду появляется что-то похожее на... разочарование? А потом он отворачивается и идет внутрь, будто ничего не произошло.

Кайрат

Сижу в кабинете, уставившись в белоснежные стены, пока врач спокойно говорит о вещах, которые переворачивают все с ног на голову.

— Вы идеальный донор, — говорит он, листая анализы. — Совместимость стопроцентная. Пересадка должна пройти успешно.

Я медленно моргаю, не сразу осознавая смысл сказанного. Только одно слово бьется в голове, громче всего остального.

Идеальный.

Не просто подходит, не шанс на спасение, а единственный вариант. Теперь все зависит от меня. От того, что я решу.

— Кайрат? — врач поднимает на меня глаза. — Вы меня слышите?

— Да, — отвечаю я, откидываясь на спинку стула. В груди странное ощущение. Смесь триумфа и… чего-то другого. Того, что я не хочу называть. — Так, когда все это должно произойти?

Врач закрывает папку и смотрит на меня поверх очков.

— Мы подготовим вас уже в ближайшие дни. Но, судя по анализам, ваше состояние оставляет желать лучшего. Вам необходимо поберечь себя. Никаких физических нагрузок, никакого алкоголя, жирной пищи. Организм должен быть в приемлемом состоянии.

Я усмехаюсь. Полный порядок? Смешно. Когда это вообще было про меня?

— Я в норме, — отмахиваюсь я. — Видел людей и в худшем состоянии.

— Это не обсуждается, — врач слегка прищуривается, но говорит ровно. — Если вы хотите, чтобы операция прошла успешно, следуйте рекомендациям. Не подвергайте организм стрессу. Вы не железный.

Железный. Ха. Если бы. Я киваю, но внутри уже знаю, что все сделаю по-своему.

Когда я выхожу из кабинета, в голове только одна мысль — они все теперь в моих руках. Злорадствую? Возможно.

Зачем-то захожу в палату к отцу.

Он лежит там, подключенный к аппаратам, кожа бледная, лицо осунувшееся. Кто-то, возможно, увидел бы в этом что-то трогательное, но не я. Я просто смотрю на него. Без эмоций. Без мыслей. Без ожиданий.

Он сильно изменился с нашей последней встречи. Пытаюсь отыскать в себе хоть какие-то чувства, но напрасно. Все выжжено напалмом. Ни горечи, ни сочувствия. Просто пустота.

Я вспоминаю, как в детстве хотел его внимания. Как ждал, что он вернется, поймет, что совершил ошибку, что мы ему нужны. Но он так и не вернулся. Он сам выбрал этот путь. И теперь я смотрю на него и понимаю, что ничего не осталось. Даже ненависти.

— Забавно, — выдыхаю я себе под нос. — Теперь я твой судья. И я решаю жить тебе или умереть, — вытягиваю руку с оттопыренным большим пальцем и кручу то вверх, то вниз. — А как я решу, знаешь?

Он не слышит. Или слышит? Мне без разницы. Я никому ничего не должен. Стою так еще несколько секунд, потом слышу позади себя тихие шаги.

Она…

Снежок…

Угадываю безошибочно. По звуку, по вибрации в груди.

Не оборачиваюсь. Мэри тоже стоит, чуть поодаль, но я чувствую ее взгляд. Тяжелый, настороженный. Молчит, но воздух в палате сразу становится иначе густым.

— Ты… — голос ее тихий, срывается, но она тут же берет себя в руки. — Ты что тут делаешь?

Я медленно поворачиваюсь, встречая ее взгляд. Вижу, как ее глаза цепляются за меня, как поджимаются губы. Не злится. Но и не понимает.

— Интересно было посмотреть, — отвечаю лениво, быстро надевая маску равнодушия.

В ее глазах что-то вспыхивает. Обида? Раздражение? Или что-то еще?

— Посмотреть? — переспрашивает она, скрещивая руки на груди. — Просто посмотреть?

Я пожимаю плечами. Что она хочет услышать? Что я чувствую вину? Ненависть? Привязанность? Нет. Там ничего нет.

— Это же твой отец!

Снежок стоит передо мной, ее плечи напряжены, но я вижу, как она смотрит на отца. В ее взгляде — то, чего у меня нет. Глубина, боль, сомнение.

Я отворачиваюсь. Я здесь лишний.

— Это твой отец, — бросаю я, проходя мимо нее. И ухожу.

Забираю Ахмета с занятий и вместе мы едем в этот чертов замок. Хочется послать все нахрен, но у брата появились явные улучшения. Реабилитация помогает, а сам оплачивать ее я не смогу. Даже выигрывая все подряд соревнования и бои без правил.

Луиза. Мэри. Этот дом. Все зависит от меня. Если я скажу «нет», им придется умолять. Если скажу «да», они будут в долгу. Я наслаждаюсь этим моментом. Наслаждаюсь тем, что теперь могу сделать с ними все, что угодно.

Но где-то внутри что-то скребется. Еле ощутимое, мерзкое чувство. Я знаю, каково это — зависеть от кого-то. И теперь у меня есть возможность заставить их это прочувствовать. Использовать, поиграть, сломать, если захочу. Но от этой мысли внутри становится… не по себе.

Я возвращаюсь в дом и вижу Луизу. Она ждет меня в гостиной, сидя с идеально прямой спиной, как всегда. Ее взгляд цепляется за меня, как прицел винтовки. Я ухмыляюсь и отправляю Ахмета в комнату.

— Как прошло? — спрашивает она натянуто.

— Прекрасно, — отвечаю лениво. — Ты можешь расслабиться, я твой билет к спасению мужа.

Ее лицо остается каменным, но пальцы на подлокотнике кресла слегка напрягаются. Я вижу это, и внутри растекается удовольствие.

— Надеюсь, ты понимаешь, насколько это важно, — ее голос ровный, но в нем чувствуется напряжение. — Сейчас не время устраивать цирк. Пока решается судьба моего мужа, я не потерплю твои выходки. Кстати, мне надо уехать допоздна. Так что веди себя прилично. А если я узнаю, что ты устроил бардак, вылетишь отсюда как ссаный веник.

Я улыбаюсь шире. О, как же она боится, что я что-то сделаю. Как же ненавидит свою зависимость от меня.

— Конечно, — киваю я, поднимая руки в притворной покорности. — Буду тише воды, ниже травы.

Луиза вздыхает, но не успевает сказать ничего в ответ, потому что я уже разворачиваюсь к выходу. Мне надо отметить эту маленькую победу.

Пока ее нет, пока я в доме один, я устрою вечеринку, как положено. Соберу пацанов, включу музыку на максимум, сделаю все так, чтобы, если завтра я не переживу операцию, они знали — я получил свое.

Ухмыляюсь сам себе. Если они думают, что могут меня контролировать, то сильно ошибаются.

Достаю телефон, набираю номер.

— Че ты там, бродяга? — голос Вика оживает на другом конце.

— Сегодня у меня тусовка, — говорю спокойно, закуривая. — Новый дом, новая жизнь, можно сказать.

— Че, прям у тебя? — ржет Вик. — Ты рехнулся?