— Ты мне отвратителен, Кай!

Я смотрю на него, пытаясь сдержать дрожь в голосе. Ненавижу, что он видит мою слабость. Ненавижу, что мне вообще пришлось прийти к нему. Ненавижу… этот взгляд. Горящий, прожигающий до самых костей, с вызовом, с интересом.

Брат ухмыляется, скрестив руки на груди, и эта ухмылка выводит меня из себя еще сильнее. Наслаждается тем, что я в отчаянии, что мне нужен именно он.

— Серьезно, Снежок? — его голос насмешливый, холодный, такой самоуверенный, что я сжимаю кулаки. — Ты так говоришь, будто пришла не для того, чтобы переспать со мной.

— Ты хуже, чем я думала, — бросаю в ответ, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. — Хуже, чем можно представить!

— А ты чего ожидала? Что я просто так сорвусь спасать твоего отца? Что меня тронет твоя жалостливая мордашка?

Я делаю шаг ближе, заглядываю в его глаза и вижу в них что-то, что злит еще больше. Это не равнодушие, не презрение — это интерес. Он изучает меня. Наслаждается тем, как вывел из себя. Я ненавижу его. Ненавижу так, что мои пальцы дрожат от злости. Ненавижу так, что в груди горит странное чувство — не страх, не обида… Что-то опасное, что я даже себе не разрешаю назвать.

— Я думала, что в тебе есть хоть капля совести, — все же получается сказать ровно. — Но ты просто трус!

Улыбка Кая исчезает. Всего на секунду.

— Осторожнее, Снежок, — голос его становится тише, но от этого он только опаснее. — Ты не в том положении, чтобы бросаться словами, за которые придется ответить.

— А ты не в том, чтобы смотреть на меня сверху вниз, — парирую я и складываю руки на груди. — Ты просто боишься сделать что-то правильное. Что-то хорошее. Мудаком быть куда приятнее, да?

Он медленно качает головой, усмехается и смотрит на меня так, что внутри все скручивается в тугой узел. Как можно смотреть так… нахально? Так, будто он знает что-то, чего не знаю я?

— Я не боюсь ничего, — говорит он, оскаливаясь. — А ты?

Я не отвожу взгляда, даже когда он делает шаг ближе. Даже когда расстояние между нами становится слишком маленьким, чтобы дышать спокойно. Грудь сдавливает от нехватки воздуха. Взгляд Кая — это пламя, от которого хочется отпрянуть, но я стою. Упрямо, с вызовом, зная, что он наслаждается этим противостоянием.

— Если бы боялась, не пришла бы к тебе, — отвечаю, сжав челюсть, хотя внутри все дрожит.

Он смотрит на меня долго. Слишком долго.

— Назад дороги не будет, Снежок, — хриплый шепот касается моего лица, сбивая остатки решительности.

— Я не из тех, кто отступает, — гордо вздергиваю подбородок.

Кай на секунду замирает, а потом резко улыбается. Настолько холодно, что меня бросает в дрожь.

— Посмотрим, кто первый сдастся.

Кайрат

Стою на ринге, а в ушах гудит от напряжения. Пацаны кричат, подбадривают, кто-то стучит по канатам. Тренер Антон Сергеевич орет с угла:

— Кай, ты что, спишь?! Руки выше держи! Не проваливайся!

Кажется, что голос пробивает мне барабанные перепонки, но я киваю и сжимаю кулаки еще крепче. Усталость накатывает волнами. Я толком не спал ночью — вчера был нелегальный бой. Еще одни быстрые деньги. Брату надо платить за реабилитацию, и я не могу позволить себе расслабиться. Вчерашняя победа была важной, но сейчас тело напоминает, что все имеет свою цену. Каждый удар отдается тупой болью в мышцах, ноги будто налиты свинцом.

Руслан, мой противник, идет в атаку, но я слишком хорошо его знаю и читаю движения как открытую книгу. Он делает шаг вперед, слишком предсказуемо замахивается — два шага в сторону, контрудар, и противник падает. Зал взрывается криками, кто-то из пацанов стучит по канатам, остальные свистят и хлопают.

— Хорошо, Кай! — кричит тренер. — Но слишком расслабился в защите. Ты что, бессмертный?

Расплываюсь в усмешке и киваю, прекрасно понимая, что мог выложиться лучше. Если бы не эта чертова усталость… Антон Сергеевич продолжает ворчать, но я уже вытираю лицо полотенцем и делаю несколько глубоких вдохов. Пот стекает по спине, майка прилипает к телу, а ноги будто ватные. Я бросаю взгляд на пацанов. Они радуются, как будто это их победа. Протягиваю руку Русу, он поднимается.

— Тебе просто повезло, — бурчит недовольно. — В следующий раз я тебя…

— В следующий раз, — перебиваю я, улыбаясь, — Сначала научись твердо стоять на ногах.

Пацаны начинают ржать, Руслан недовольно фыркает и уходит в сторону. Мне хочется присесть хотя бы на минуту, но тут в зал врывается кто-то из младших:

— Кай, к тебе пришли! Женщина! Шикарная такая! Просит поторопиться.

Одобрительный свист разносится по залу, а я недоуменно нахмуриваюсь. Никого не жду вроде…

— Женщина, говоришь? — язвительно скалится Рус, мой противник не только на ринге. — Это, случайно, не твоя подружка, Кай?

— Слышь, завидуй молча, — отмахиваюсь я, бросая в него влажное полотенце. Внутри поднимается любопытство. Кто это может быть?

Взлохмачиваю короткий ежик волос, делаю глоток воды и направляюсь к двери. Может, это какой-то спонсор? Или снова кто-то хочет предложить бой на стороне? Тренер бросает мне вслед:

— Эй, Кай, ты куда?! Тренировка еще не закончена!

Я оборачиваюсь:

— Сейчас вернусь, Антон Сергеевич, — расплываюсь в улыбке. — Не хорошо заставлять женщину ждать.

Он хмурится, но ничего не говорит. Хорошо, что пока не знает, где я был вчера. Если узнает… Лучше об этом не думать.

Коридор кажется длиннее обычного. В груди растет легкая тревога, но я стараюсь не показывать виду. Спускаюсь в зал для посетителей и сразу ее вижу. Женщина, лет сорока, с идеально уложенными волосами и в дорогом пальто. На фоне облезлых стен интерната она выглядит так же нелепо, как пиджак на тренере. Морщится, едва заметив меня.

— Это ты и есть? — произносит так, словно я грязь под ее ногами.

Я лишь усмехаюсь. Да, пахну пОтом, и что? Душ принять не успел, спешил на встречу. Ее презрение сквозит в каждом жесте. Впрочем, мне плевать. Я вижу таких, как она, насквозь: пустые, самодовольные. Только блеск и холод внутри. А у меня внутри гулкое раздражение. Я уже не ребенок, чтобы унижаться перед кем-то.

— Кто ты и что тебе нужно? — спрашиваю прямо, скрестив руки на груди. Пусть сразу поймет, что я не из тех, кто прогибается.

— Меня зовут Луиза. Я… — запинается на мгновение, покусывая темно-бордовые губы. — Я жена твоего отца.

Эти слова бьют сильнее, чем любой апперкот. Несколько секунд смотрю на нее, стараясь осмыслить услышанное. Отец. Тот самый, который ушел, захлопнув за собой дверь, когда я стоял рядом с матерью, пытаясь понять, почему он нас бросает. Я помню, как она плакала ночами, а я сидел с младшим братом, который тогда только научился ходить. Помню, как мы считали каждую копейку на ее лекарства, а отец... просто исчез. Тот, кто оставил меня разбираться с больницей, долгами, братом.

— У меня нет отца, — отвечаю резко, а внутри начинает бурлить вулкан из негативных эмоций. — Он умер для меня семь лет назад. В тот день, когда ушел и бросил нас с матерью.

Луиза хмурится, но продолжает:

— Закир очень болен. Нужна пересадка костного мозга. Ты — его единственный кровный родственник. Больше никого нет.

Я не выдерживаю и смеюсь. Сначала тихо, а потом громко, надрывно. Луиза морщится сильнее, явно недовольна моей реакцией. Где-то в груди поднимается странное чувство — смесь злости, обиды и даже злорадства. Но я тут же давлю его.

— Ты серьезно? — спрашиваю, утирая слезы. — Тот человек, который добровольно разрушил мою жизнь, теперь нуждается в моей помощи? Ты пришла просить меня спасти его?

Луиза пытается сохранить спокойствие.

— Я знаю, что он виноват. Но он умирает, — в ее голосе явно читается напряжение. — И я готова заплатить. Большую сумму.