Я тоже вывожу, хотя сил уходит до чертиков. Сегодня нам дали аванс. Наконец-то порадую свою малышку. Так, чтобы не экономить. Куплю что-нибудь, чтобы просто улыбнулась.

Ночь в клубе начинается, как обычно. Гулкие басы пробивают пол, свет моргает, народ идет потоком. Сегодня с стою у входа, проверяю посетителей. Все чисто. Пока.

Мимо проходят девушки на каблуках и парни изрядно подвыпившие. Один уже споткнулся о ступеньку, уселся прямо на пол, сидит ржет. Бармен машет мне, что все нормально, просто громкий столик.

Киваю ему и замечаю, что у выхода один парень начинает грубить с какой-то девчонкой. Та машет руками, прося о помощи. Подхожу к ним.

— Помогите, — она сразу же прячется за мою спину.

— Дружище, — говорю спокойно, но в голосе звучит сталь. — Руки убери от девушки. Ей не нравятся твои ухаживания.

Он сначала косится, потом фыркает, пьяный и самоуверенный.

— Ты кто такой вообще?

— Твоя совесть, — усмехаюсь я. — Так что веди себя тихо, пока я не вышвырнул тебя из клуба.

Он замирает. Девчонка уходит, он смотрит ей вслед, потом на меня. Хочет что-то сказать, но передумывает. Возвращается за барную стойку. А я к своему посту.

Сегодня все относительно спокойно. Будни. Не так много людей. Но внутри все равно чувствуется усталость. Спина ноет, ноги затекли. Прошу подменить меня и иду к бару. Прошу и бариста кофе и медленно пью, возвращая себя бодрость и энергию.

И все равно в голове одна Мэри. Невольно вспоминаю, как улыбалась мне вечером. Как поцеловала в губы, прежде чем уйти за Ахметом. Как сказала: «Ты справишься» — и я, черт возьми, справляюсь. Ради нее. Ради нас всех.

Она, будто лампа внутри меня. Горит тихо. Греет сильно.

Залпом допиваю остывший кофе, сжимаю зубы и поднимаюсь на ноги, чтобы сделать большой круг по залу и вернуться на свой пост.

Смена заканчивается под утро. Пока разбираем косяки, пока переодеваемся время почти семь. Усталость наваливается резко и сразу многотонной плитой. Но я не еду домой. Не сегодня. Мне нужно в больницу.

За окном стекают огни, город зевает и светлеет. В груди глухо и гулко бьется сердце. В голове бьется одна мысль — сейчас или никогда. Давно пора отдать мой подарок.

Приезжаю в больницу на такси. Отец в палате и уже ждет меня. Просил о встрече, сказал важный разговор. Я согласился. Пора уже поставить точку в нашем противостоянии.

Он сидит в кресле, уставившись в окно. Поворачивается, как только я вхожу и смотрит мне в глаза. Холодно и отстраненно.

— О чем ты хотел поговорить? — спрашиваю прямо, без расшаркиваний.

— О моей дочери, о Мэри, — его голос звучит жестко. — Я хочу, чтобы ты оставил ее в покое.

— Да мне плевать на твои хотелки, — равнодушно пожимаю плечами, засовываю руки в карманы и покачиваюсь с носка на пятку и обратно.

— Мэри тут ни при чем, — отец сжимает кулаки. — Зачем ты ломаешь ей жизнь?

Я сдерживаюсь. Но голос все равно выходит жесткий.

— Я просто ее люблю. И ты бы понял это, если бы хоть раз в жизни кого-то любил так.

Он сокрушенно качает головой.

— Это не любовь. Это бунт. Лишь бы мне насолить, — не верит мне, потому что судит по себе. — Я виноват. Накажи меня, но ее жизнь не ломай.

— Ты сам себя уже наказал, — криво усмехаюсь я и достаю из кармана диктофон. Небрежно кидаю на постель отцу. Специально перезаписал для него. Там Луиза, ее мерзкое предложение для меня. Угрозы, намеки, грязь.

— Счастья я тебе не желаю, — хмыкаю я. — Ты заслужил все это.

Разворачиваюсь и выхожу. Не оглядываясь.

Перед тем, как идти домой, захожу в круглосуточную пекарню. Там любимые круассаны Мэри. С малиной. Теплые, мягкие, сладкие до безумия. Покупаю несколько. Потом замечаю у витрины нежно-розовый букет. Очень подходит к моим чувствам сейчас.

Когда захожу в квартиру, там тихо. Ахмета Мэри отвела в детский сад. Наконец-то удалось его устроить, чтобы начал социализироваться перед школой. Мэри переживала, но он вроде доволен, говорит, что у него есть друг и воспитательница хорошая.

Снимаю кроссовки, ставлю круассаны и цветы на пол. Из кухни выходит Мэри. На ней моя футболка, которая доходит до середины бедра. Волосы чуть растрепаны, в руках деревянная ложка.

— Ты задержался, — прищуривается подозрительно. — У любовницы был?

Я хмыкаю, подхожу ближе, заглядываю в глаза и дергаю бровями:

— Ага. Устал как собака.

— Жалко ее, — фыркает Мэри, отступая в сторону, но я вижу, что улыбается.

— Взятки берешь? — показываю бумажный пакет с ароматными круассанами и букет цветов.

— М-м-м, — тянет она. — Почему бы и нет.

Забирает подарки и уносит на кухню, а потом снова выходит ко мне.

— Ты спать? — спрашивает, прислонившись к косяку. А голос дерзко-игривый.

— Ага. Только в душ сначала схожу, — отвечаю я, стягивая футболку прямо по дороге в ванную. — Составишь компанию?

— Эй! — смеется она и тянется за мной, вцепившись в пояс джинс.

— Утро только началось, — шепчу ей в губы, пока закрываю дверь за нашими спинами.

И это утро только наше.

Вода горячая. Пар окутывает нас, приглушает все звуки, мысли, время. Снежок смеется тихо, почти шепотом, когда я прижимаю ее ближе. Ее спина касается влажной плитки, а пальцы скользят по моей шее, будто проверяя настоящий ли я.

Наклоняюсь, касаюсь губами ее щеки, виска, мочки уха. Она замирает на секунду, а потом тянется ко мне с такой жадной нежностью, будто мы не виделись вечность.

— Ты такой горячий, — шепчет хрипло. — И весь мой.

Я сжимаю ее крепче, зарываюсь лицом в шею. Хочу раствориться в этом мгновении. В ее дыхании, в биении сердца. В этой реальности, где все просто она моя, а я с ней.

Она улыбается сквозь капли воды, прижимается крепче. В этой близости нет суеты. Есть только мы. Взаимное притяжение, полное доверие и любовь.

Позже мы лежим под пледом, едва шевелясь. Ее ладонь на моей груди, дыхание ровное, спокойное. Я чувствую каждый ее вдох. Я глажу ее по спине медленно, почти машинально. А сам не могу оторвать взгляда.

Потому что Снежок рядом и больше мне ничего не хочется.

Мэри

Просыпаюсь от странного металлического стука. Не громкого, но настойчивого. Щурюсь он солнца, пробирающееся сквозь шторы и зеваю. Смотрю на часы и со стоном падаю обратно на подушку. Как же тяжело мне сове, среди них жаворонков.

— Ты не туда крутишь!

— Сам не туда крутишь, дай сюда!

Улыбаюсь в подушку, потягиваюсь. Кто-то явно решил заняться чем-то полезным. У обоих моих мальчиков долгожданный выходной и они, наконец, добрались до мебели.

Поправляю футболку и выхожу из комнаты. Ахмет и Кай собирают шкаф, превращая это в полноценное шоу. Просачиваюсь в ванную и быстро привожу себя в порядок. Дальше собираюсь тихо, чтобы не мешать их конструктору. Пока натягиваю джинсы, Кай появляется в дверях с шуруповертом в руке.

— Ты куда это? — прищуривается он и улыбается.

— Домой, — говорю я, застегивая пуговицу. — В смысле, к отцу. Хочу его поздравить с выпиской. Он уже дома.

— Будь осторожна, ладно, — Кай становится серьезным. — Я вызову тебе такси.

Его забота такая приятная. В груди становится теплее, а на губах появляется улыбка.

— Ладно, — подхожу к нему, целую в щеку. — Ты тоже аккуратнее. Не урони ничего на брата. И сам не покалечься.

— Ни разу такого не было… — бурчит Кай, но смеется и прижимает меня к себе, а потом сам целует в губы. Жадно и требовательно, — Напиши, как доберешься.

— Обязательно.

Я выхожу на улицу и подставляю лицо утреннему солнце. Так хорошо и тепло, даже не верится, что до лета целый месяц. И в груди тоже становится легко и свободно. Я счастлива и этим чувством хочется делиться с окружающими.

Такси уже стоит напротив подъезда. Сажусь в него и еду к родителям. Внутри такое чувство, будто я еду закрыть одну из глав своей жизни. Сказать спасибо близким людям и еще раз спокойно объяснить им, насколько я сейчас на своем месте. Насколько счастлива и любима. А услышат они или нет, уже их дело. Я свой выбор сделала.