Снежок прижимает руку к щеке, ее глаза наполняются слезами. Она смотрит на меня с такой болью и ненавистью, что я на мгновение чувствую, как холод пробирает до костей. Но она молчит, разворачивается и выбегает из коридора. А я, кажется, даже не дышу.

Наблюдая за этим, мне впервые за долгое время становится не по себе. Что-то внутри меня сжимается. Но я отмахиваюсь от этого чувства и поворачиваюсь к Луизе.

— Знаешь что? Я пришел с миром. Давай поговорим.

— О чем с тобой говорить? После этого? — ее голос дрожит от ярости.

— Об операции твоего мужа. Донорстве. Моих условиях, — я говорю ровно, не давая шанса перехватить инициативу.

Ее глаза прищуриваются, и, не говоря ни слова, она указывает на дверь кабинета.

— Заходи.

Я устраиваюсь в кресле, откидываюсь, словно это трон, а не очередной символ их богатой жизни. Взгляд скользит по массивным книжным полкам, тяжелому столу и картинам. Пустая показуха. Все это не про меня.

Луиза садится напротив, лицо ее напряжено, глаза сверкают ледяной яростью. Но она пытается держаться.

— Так вот. Я готов пройти обследование, — начинаю я спокойно, скрещивая руки на груди. — Но у меня есть условия.

Ее глаза прищуриваются, как у хищника перед атакой.

— Какие еще условия? Это вопрос жизни и смерти! — психует она.

Я наклоняюсь чуть ближе, едва заметно усмехаясь.

— А мне плевать, выживет он или сдохнет.

Пусть почувствует, кто здесь сейчас задает правила.

— Ахмет и я переезжаем сюда. Полностью. Ему нужна реабилитация, и я не собираюсь бороться с системой, чтобы вытягивать его в одиночку. Здесь у него будут все условия и лучшие врачи. За ваш счет естественно.

Лицо Луизы заливается краской, будто я только что предложил ей поселить у себя роту солдат.

— Ты смеешься? Вы… вы… не можете жить здесь! Это абсурд! — ее голос поднимается на октаву выше.

— Тогда ищи другого донора, — бросаю я, глядя прямо в ее надменные глаза. — Твой выбор.

Секунда тишины. Она сжимает зубы, а я чувствую, как напряжение в комнате становится почти осязаемым. Луиза понимает, что я не отступлю. Мне, в отличии от нее, терять нечего. У меня и так нет ничего, кроме брата.

— Ты шантажируешь меня, — наконец выдыхает она, выплевывая новую порцию яда.

— Нет, — развожу руками, словно это самый очевидный ответ. — Просто предлагаю сделку. Ты ведь любишь такие игры, верно? Это твоя стихия.

Луиза тяжело дышит, будто только что пробежала марафон. Ее руки сжимаются в кулаки, и на мгновение мне кажется, что она готова кинуться на меня, как хищница. Но ее взгляд выдает что-то другое: осознание, что эта партия проиграна. Воздух трещит от напряжения, а я позволяю себе еще мгновение смотреть на нее сверху вниз.

После долгой паузы она медленно кивает, словно признает свое поражение.

— Хорошо. Но я установлю правила.

Я поднимаюсь, медленно, будто демонстрируя свое превосходство, и бросаю на нее последний взгляд.

— Посмотрим, как ты это сделаешь.

Мэри

Лежу на кровати, уставившись в потолок, будто он мне что-то ответит. Щека горит, как после ожога, напоминая о том позоре, что причинила мне мать. Как вообще можно ударить свою дочь? Неужели я это заслужила? Я пытаюсь злиться, но вместо этого внутри все будто расплавилось, обида и унижение перемешались в липкую кашу.

"За что?" — стучит в голове. Сердце колотится, горло перехватывает, как перед рыданиями, но я не дам себе расплакаться снова. Хватит. Сколько можно? И почему я одна в этом огромном, чужом доме, полном людей?

— Ты как? — раздается тихий голос. Я поднимаю голову и вижу Рафаэля. Он стоит в дверях моей комнаты, смотрит сдержанно, но внимательно. Он единственный, кто постучал перед тем, как войти.

— В смысле «как»? — роняю я с сарказмом, но он не уходит. Подходит ближе и садится на край кресла.

— Я все видел, — говорит холодно, а я закрываю лицо ладонями. Этот позор ничем не смыть. — Слушай, я понимаю, что это было… перебором. Луиза иногда перегибает, — его голос звучит почти спокойно, в отличии от бури, что беснуется во мне. — Но я уверен, что это не просто так.

Я сажусь, обхватывая себя руками, будто пытаюсь удержать то, что внутри вот-вот разорвется. Его спокойствие бесит. Как Рафаэль умудряется так смотреть, будто знает обо мне все? Этот взгляд пробивает насквозь, а я только сильнее вжимаюсь в себя. Что ему нужно? Что он вообще тут делает? Я смотрю на него прищурившись, пытаясь понять, чего он на самом деле добивается.

— Ты думаешь, это моя вина?

— Нет, — отвечает он быстро и пожимает плечами. — Я думаю, что виноват твой брат. Он явно знал, как спровоцировать Луизу. И сделал это специально.

Я вздыхаю и опускаю взгляд. Возможно, он прав. Тот довольный блеск в глазах Кая все еще не выходит из головы.

— Ну и что теперь? — спрашиваю я с тяжелым вздохом.

— Держись подальше от него, — советует Рафаэль. — Я поговорю с Луизой. Может, получится сгладить ситуацию. Но, Мэри, будь осторожна. Такие, как этот Кай, всегда играют по своим правилам.

Его слова звучат так уверенно, что мне на секунду хочется поверить, что я не одна против всего этого ада. Это странное чувство, будто кто-то прикрывает твою спину, даже если ты не просила. Немного легче дышать, но я все равно не верю до конца. Просто пытаюсь ухватиться за его уверенность, как за спасательный круг.

— Спасибо, — даже получается улыбнуться.

— Еще увидимся, — Рафаэль едва заметно улыбается в ответ и выходит из моей комнаты, оставляя наедине с невеселыми мыслями.

Мама появляется в моей комнате вечером. После того, как все гости расходятся. Постучаться? Зачем? Она просто распахивает дверь, как ураган, с ходу обрушивая на меня свои правила.

— Будешь сидеть под арестом, — заявляет она, даже не смотря в мою сторону. — Никаких выходов, никаких репетиций. Ты сама виновата. Ведешь себя, как гулящая девка.

Я срываюсь с кровати так резко, что едва не спотыкаюсь. Сердце колотится, внутри все закипает, и я уже не контролирую, что вылетает изо рта. Голос дрожит, а в груди так и пульсирует одна мысль: "Какого черта? Это вообще нормально?" Но я не могу остановиться, слишком много накопилось.

— Что? Гулящая? Мам, ты слышишь себя? Да я даже не целовалась ни с кем ни разу! — выплевываю в агонии. — Ты поверила этому… гаду! Даже не дав мне шанса объяснить!

Она резко оборачивается, ее глаза горят холодным гневом, словно обжигают меня. Этот взгляд я знаю слишком хорошо: он всегда появляется, когда что-то выходит из-под ее контроля.

— Объяснить что? Что ты позоришь нашу семью? Теперь будешь под арестом до свадьбы.

— До какой еще свадьбы? — я не верю своим ушам.

— С Рафаэлем, конечно. Он единственный, кто может поставить тебя на место. После операции отца можно будет назначить дату.

Я фыркаю, качая головой. Это какая-то шутка.

— Операции? Мам, у него даже донора нет.

Она приподнимает бровь, будто уже победила в этом разговоре.

— Теперь есть.

У меня внутри все переворачивается.

— Что?

Она садится на стул у окна и, глядя на меня, выдает:

— Я договорилась с Кайратом. Он согласился пройти обследование. Но у него свои условия. Ахмет и он будут жить здесь.

Моя челюсть падает и, кажется, пробивает пол, а внутри все вспыхивает, как огонь на сухой бумаге. Шок, злость, обида — все одновременно. Как она могла сделать это за моей спиной? Решить за меня? И самое главное — как она может считать это нормальным? Это же абсурд!

— Здесь? В этом доме?

— Да, — коротко кивает мама. — Ты должна быть благодарна. Этот беспризорник спасет твоего отца. Или ты хочешь его смерти?

Меня заливает волной гнева. Я сжимаю кулаки, чувствую, как дыхание становится рваным. Лишь бы не взорваться от кипящих эмоций.

— Ты… ты считаешь это нормальным? Пустить его сюда? После всего, что он сделал?