Ноюрн залился смехом, большие походившим на лай:

— Какой у меня хороший гость, самому мне позволяет выбрать. Ну да я тогда не буду мелочиться.

Сунув пальцы в кольца метательных кинжалов он выдернул все три из груди Корэра. Глаза арии провернулись, встав на прежнее место, в лице промелькнула мимолётная осознанность, затуманенная непереносимым страданием, запечатлевшим на его лице несколько морщин, так не свойственны ариям, предпочитавшим внешность неопределённого возраста.

Ноюрн уверенным движением приложил раскалённое до красна руню к груди арии. Опалённая кожа зашипела, по комнате тут же распространился запах гари. Изо рта Корэра клочьями потекла золотистая пена, зрачки сузились до невообразимо маленьких точек, а голова неестественно запрокинулась, так что затылок коснулся спинки стула, к которому ария был прикован.

Как только Ноюрн протянул слуге клеймо, тот вновь принялся нагревать его. Дурманщик же вышел позвать ещё одного прислужника.

Запустив грязную пятерню в мягкие и пушистый волосы Корэра, Ноюрн встряхнул голову арии, проверяя, в сознании ли тот. Но взгляд пленника оставался не движим, потому Дурманщик подумал было оставить отключившегося парня, ведь не получая реакции он не мог насладиться процессом.

Пройдясь по комнате, не отводя взгляда от уставившегося в пустоту Корэра, Ноюрн всё же решил продолжить, уж очень было ему интересно, когда наконец болевой шок доконает такого живучего чужеземца, продержавшегося дольше всех прочих «счастливцев» испытавших на себе силу этого дурман корня. Не уж-то мальчонке помогала эта его странная магия?

Пока слуга зажимал голову отключившегося колдуна, Ноюрн припечатал раскалённое клеймо ко лбу Корэра, прямиком над левым глазом.

Корэр до этого видел лишь размытые пятна — разноцветные силуэты, лениво переплывавшие во мраке опустившейся на горную крепость ночи. Но с новой вспышкой нестерпимой боли часть обозримого мира залила золотистая пелена. Арию охватила паника, неужели и он стал одноглазым? Получится прекрасное дополнение к братцу… Экор без правого глаза, а он без левого.

Никогда раньше Корэр и предположить не мог, что лишится своего единственного преимуществ перед всеми, кто не являлся арией — несравненно хорошего зрения. Против воли он не смог сдержать слёз обиды на жестокую насмешницу Судьбу. А после, сознание, удерживаемое лишь силой воли и нежеланием сдаваться подлому врагу, померкло.

Няша досталась на растерзание стражникам. Те, оттащили её, упиравшуюся, царапавшуюся и вопящую, что она больше не шлюха, за волосы в камеру в подвалах крепости. Пока её приковывали, воительница умудрилась извернувшись, выдавить большим пальцем одному из пленителей глаз. Но, получив удар обухом топора по затылку, тут же обмякла.

Пристегнув к кандалам цепи, идущие от стен камеры, стражники тут же поспешили захлопнуть решетчатую дверь.

Одноглазый всё зажимал опустевшую глазницу раздобытой невесть где тряпкой, причитая о потере. Всё прочие сторожа крепости, до этого считавшие, что им посчастливилось сопровождать пленницу, мысленно благодарили всех богов о том, что на месте товарища оказались не они. Желания поживиться бабой у них сильно поубавилось, всё же прожить сезон без женщины было куда проще, чем жизньбез глаза, пальца или ещё чего-нибудь, до чего сумеет дотянуться бешеная спутница колдуна.

Очнувшись, Няша тут же попыталась вырваться. Натянувшись, цепи звякнули, привлекая внимание стражников, совершавших обход. Один из воинов тут же прильнул к решётке, хищно облизнувшись. Второй, положив руку ему на плечо, посоветовал:

— Оставь девку, она Линдру глаз выдавила.

— А он пусть больше глаза раззяпливает где не попади.

— Оксир! — позвал второй, пока его товарищ не обращая ни на что внимания, закопошился в замке.

Няша забилась в кандалах, надеясь подобно тому, как это делал колдун, высвободить хотя бы одну руку, но браслеты из руню только впивались в запястья и лодыжки, сдирая кожу.

Оксар рывком распахнул дверь, поигрывая боевым ножом, подошёл к воительнице, попытавшейся в страхе отползти, как если бы она по прежнему оставалась дешёвой рабыней, позабыв все те ходы скитаний. По щеке её стекла одинокая горячая слеза, а губы прошептали имя единственного, кто за всё время отнёсся к ней как к кевелу, не инструменту для достижения цели, ни одичалому зверю, ни вещи. Он мог бы защитить, если бы только оказался здесь…

Стражник, надрезав ремни, сорвал с неё пластинчатый доспех, распорол куртку, прорвал рубаху, приставив клинок к горлу, рывком сорвал кожаные штаны и портки. Прикусив губу, Няша, изображая покорность, расставила ноги, позволяя войти. Оксах, отложив нож, принялся за шнуровку своих штанов, победно скалясь.

Он потерял бдительность, возомнил себя уже овладевшим телом воительницы, потому склонился, над ней, прикусив мочку уха, скользнув языком по ободку во внутрь ушной раковины, собрался уже шепнуть: «Чего же ты раньше противилась, шлюха?», но не успел. Выгнувшись, Няша впилась в горло несостоявшегося насильника, вырвав из его глотки шмат мяса. Сплюнув кусок плоти, Няша облизнула с губ кровь, солоноватую на вкус и с отвратительно, до тошнотворного сладковатым запахом. Глаза Оксара ошеломлённо распахнулись, брови поползли на лоб. Издав булькающий хрип стражник завалился к ногам воительницы, захлёбываясь собственной кровью.

Только когда Оксар наконец затих, второй стражник обратил на него внимание, аккуратно приотворил дверь камеры, проговорив, глядя в глаза Няши, с лицом залитым липкой кровью, уже начавшей подсыхать и отшелушиваться:

— Я тебе не враг. Я просто исполняю свою работу. Позволь забрать тело.

Няша кивнула, не сводя со стражника пристального взгляда. Оттащив тело Оксара, в смертельной агонии разодравшего ногтями горло, умудрившегося перед смертью ещё и обгадиться, испортив такие хорошие штаны, он мысленно отметил: «А баба и правда хуже дикого зверя. А ведь поговаривали, что с колдуном она была обычной девкой. Как только чужеземец умудрился приручить её?»

Корэр очнулся от удара в живот. Он бы скрючился от боли, но скованные руки не позволили, удалось лишь немного склониться вперёд и опустить голову на грудь. Левый глаз всё никак не удавалось открыть, перед ним царила тьма, правый же способен был различить лишь странные, причудливо искажавшиеся образы. Тело отказывалось подчиняться, даже попытка сомкнуть челюсти не дала никакого результата, из уголка губ всё так же продолжила стекать слюна, смешавшаяся с кровью, ужасно раздражавшая, не дававшая сосредоточиться хоть на чём-нибудь ещё.

Ноюрн, вцепившись в голубоватую чёлку арии, разочарованно хмыкнул:

— Похоже рассудок покину его. Следовало припасти корни напоследок.

— Он продержался достаточно долго, — опасливо проговорил слуга, подававший клеймо, — прошлые ведь после этого сразу отправлялись к праотцам, а этот ещё в нашем мире.

— Ты прав… — спокойно, что крайне удивило слугу, проговорил Ноюрн. — Быть может есть шанс, что очухается. Посмотрим ещё. Распорядись, чтобы чтобы его в подвалы бросили, а через пару уров пусть приведут женщину. Она хоть ещё жива?

— Д-да, — ответил слуга, испуганно отводя взгляд. Но вчера она оставила Линдра без глаза, а Оксару перегрызла глотку.

Ноюрн бросил на слугу гневный взгляд, тот уже приготовился прикрыться от удара, но хозяин сорвался на пленнике, вонзив тому в запястье нож, подвернувшийся под руку.

— Кретины, — рявкнул Ноюрн. — Какого бога, всё, что связано с Янем несет мне одно разорение. Паршивец и как подох умудряется мне подгадить! Линдра гони в зашей, без компенсаций — сам виноват. Бабу завтра ко мне, продадим её на арену, нужно только грибами обкормить. Колдуна посадить под замок, — продолжая что-то ворчать, Ноюрн вышел прочь, гневно хлопнув дверью.

Сознание Коррэра отчаянно металось в не подконтрольном теле. Вздохнув, слуга рывком вытащил ножи, принявшись расковывать пленника. Вот только вытащить из пола штырь, приковавший стопу колдуна слуге не удалось, потому он просто пинком по голени разорвал остатки уцелевшего каркаса, оторвав всё, что было ниже штыря. Перебросив лёгкого, невысокого колдуна через плечо, словно бы тот был неживой тушей, слуга без опаски потащил его в подземелья. Ему показалось забавным то, что пленники, так хватавшиеся до этого друг за друга, теперь смогут видеть друг друга, но не более. Потому слуга бросил Корэра в камеру напротив Няши, не став надевать на него кандалы, только лишь замкнув решетчатую дверь. Ведь что мог сделать лишившийся разума одноногий мальчишка? А дикой бабе буде полезно посмотреть на то, как легко сломался её дружок.