— Я тебя уважаю, и твои желания тоже, — проговорила Няша. — Хочешь, я подарю тебе покой, избавлю от боли.

Корэр со страхом проследил как блеснул изогнутый нож в руках воительницы. Расхохотавшись, странным булькающим смехом, Корэр прохрипел:

— Что я, дерьмо унылое? Уж слишком многое я вытерпел, чтобы выжить. Так просто не сдамся. Не дождётесь, твари.

На лице Няши просияла радостная улыбка:

— За это я тебя уважаю, воин. Это тебе от Ремока, — она протянула пару охотничьих ножей.

Колдун скрючившись сидел рядом с Няшей на облучке, зажимая рану тряпкой, впитывавшей вытекающую точками смердящую чёрную жижу, смешанную с его собственной кровью.

На выезде из леса Корэр умудрился надрать целую миску небольших, но сладких и сочных ягод, и теперь откровенно наслаждался их вкусом, всё пытаясь решить, а стоило ли это всех боли и страданий, что пришлось пережить. Оставался бы в Империи и был бы прежним… Не страдал бы, но и ничего бы не приобрёл.

«Хочу назад, хочу как прежде», — на выдохе, почти не скрежеща зубами, пробормотал он мысль, не раз посещавшую, когда казалось, что всё совсем плохо.

Нет уж, в этот раз он не жалеет о свершившимся: «Хочу вперёд, не хочу как сейчас».

Корэр перебрался с облучка в телегу, неуклюже шлёпнувшись, растянулся на сваленных кучей одеялах, блаженной зажмурившись в тёплых лучах дневной звёзды. Из того, что ария знал о планете, он понимал, что таких вот деньков осталась немного, ещё тринадцаток, другой, и начнутся холода, придётся искать, чем утеплиться.

А пока всё было так дерьмово, что эта мелочь казалась настоящим счастьем.

Единственное, что ему теперь хотелось из того, что действительно могло исполниться, так это как следует вымыться, стереть с себя всю грязь и засохшую кровь, да переодеться во что-нибудь свежее и чистое. А ведь это он, по началу чуравшийся грязных наёмников, теперь был не чище их, а может даже грязнее…

В этот раз Судьба всё же решила сжалиться, и уже к вечеру отряд остановился в очередной глухой деревеньке, которых по материку разбросано было множество, и размер их был столь мал, что редкие из них отмечались на картах. За небольшую плату хозяин не только согласился пустить их под кров, но и предложил растопить баню.

Младший сын старосты, до этих пор не видавший чужаков, с восхищением смотрел на путников. Он напомнил сотрудникам Малого. Такой же наивный открытый взгляд и такая же жажда подвигов и великих свершений, такая же плотная широкая фигура, какая могла быть только от тяжёлого деревенского труда: массивная и неповоротливая, подобно скале или сшодолетовому дереву, что уже успело плотно укорениться в земле.

Пусть все они были личностями давно пропащими, им захотелось огородить пацана от недолгой, некрасивой и вовсе не наполненной великими свершениями жизни потому, успел мальчишка только начать приставать с расспросами, Молчаливый указал на Колдуна, бледного болезненного, морщившегося от каждого движения, больше походившего на мертвеца, неизвестно какими силами приведённого в движение, чем на живое существо, грубо проворчав: «Ему ещё повезло».

Мальчишка, испуганно сглотнув, ещё недоконца поняв, что его напугало больше: полуживой вид парнишки, который скорее всего был даже младше его самого или грубый тон странника, помчался помогать таскать дрова и воду.

Поначалу ликованию Корэра не было предела, но только потом ария вспомнил, что его анатомия не слабо так отличалась от местного. Он уже принялся ломать голову, как бы исхитриться пойти одному, да не выглядеть словно он мнит себя птицей иного полёта. Но помощь ему неожиданно пришла Няша:

— Мальчики, вы ведь пустите даму вперёд?

— Даму? Это ты про нашего волшебника? — попытался пошутить Жердяй, припомнив не оправдавшиеся подозрения Ремока, что Корэр девушка, но тут же поспешил отвести глаза, наткнувшись на леденящий взгляд колдуна

Няша, оскалившись, слегка похлопала арию по плечу, предложив:

— А ты, пойдём, спинку мне потрёшь?

Тот попытался было промямлить что-то в ответ, но Няша, наклонившись к его уху, шепнула:

— Ну кто-то же твою тушку переодел из рваных тряпок.

Спорить смысла не было и он, опустив руку на эфес Вихня, кивнул.

Янь, с интересом проследив, как Няша уводит ссутулившегося, с явным трудом волочившего ноги колдуна, толкнул в бок Жердяя, проговорив:

— Как думаешь, когда она его уже поимеет?

— Нечего там иметь, — проворчал Жердяй, откровенно завидовавший колдуну, ведь даже Няша предпочла его, каленого малолетку, разлагающегося заживо, ходячий труп, по природе своей даже не мужчину.

Няша без стеснения скинула в предбаннике кожаные сапоги, куртку и штаны, оставшись в одних портах, носках и паре рубах.

Сын старосты, закопошившийся в бане, в этот момент как раз уже выходил, но при виде почти обнажённой фигуры воительницы, плотно сложённую, и в отлитии от фигур деревенских девок, лишённую даже намека на жир. Даже под рубахами было заметно как под кожей перекатывались сглаживающие пучки, называемые здесь мышцами. Одежда, а тем более эта, не могла скрыть таившейся в теле звериной мощи и перед этой мощью сын старосты оробел, лишившись всех слов, застыв на месте, став ещё больше похожим на каменную глыбу.

Няша, пихнула деревенского парнишку плечом, заставляя посторониться, следом за ней, аккуратно сложив на лавке кожаный плащ, скользнул Корэр, постаравшись не коснуться сына старосты. Тот, неловко развернувшись, задев что-то, бестактно поинтересовался, уставившись на колдуна:

— Так ты всё же девка?

Корэр нахмурился, но ответила вместо него Няша, приобняв арию за плечи, расстегнув верхнюю пуговицу рубахи:

— Он мой мужчина.

Сын старосты, наконец поняв, что он здесь лишний, всё же вышел. Няша, задвинув засов, полностью разделась, выжидающе поглядела на переминавшегося на месте Корэра, поинтересовалась:

— Руки, ноги, голова работают, так чего застыл?

Поворчав, Корэр стащил с себя одежду, прикрывая жуткую рану, сутулясь, от этого принимая ещё более болезненный вид. Скользнув к нему за спину, Няша втолкнула Корэра в помещение заполненное паром. От нахлынувшей жары у арии закружилась голова, перед глазами всё поплыло, он вздрогнул, пошатнулся и…

Воительница обняла его со спины, прижимая к груди, небольшой и упругой, заставляя расправить плечи. Корэр непроизвольно вздрогнул, напрягшись, но всё же сумев перебороть себя, заставил расслабиться, усмеряя недоверие и страх, накрывавший всякий раз, как стоило кому-то коснуться его обнажённой кожи. Нахлынул страх, принимаемый окружающими, да и им самим до некоторых пор, за отвращение.

Всего раз другая женщина обнимала его так, тогда это была Эмони — развратная тварь, считавшая что её тело, слишком мягкое, неповоротливое, массивное, является самым верным ключиком к любой цели. Напыщенная идиотка, скорее бы низшие приняли её в своём мире!

Но чем-то она смогла зацепить Экора. Ведь не спроста он прощал ей все те вольности и прихоти, что она выкидывала чуть ли не на каждом шагу. Что-то, а дисциплина у тех, ктоперешёл на сторону одноглазого ублюдка была, стоило ему только захотеть, его уважали и боялись. А тут эта сумасбродная дрянь, могла в любой момент заявиться к нему и при подчинённых буквально повиснуть на его шее…

Всё же у брата как всегда был какой-то план? А он, Корэр оказался столь ничтожен, что его как всегда не посвятили, и так туп, что не смог догадаться.

Что такого было в Эмони, чем не обладали все прочие женщины? Происхождение? Нет, было куда больше недалёких богатеньких аристократок. Или брат просто любил женщин, с телом, столь отличным от тел арий — грубых, худощавых, созданных в первую очередь для танца с клинками? Опять же, было множество других аристократок, но выбор пал именно на Эмони, от того она вызывала у Корэра куда большее отвращение, чем даже грязная, пропахшая потом, не умевшая толком и считать, воительница.