Из раздумий Корэра вырвало нечто холодное, скользнувшее посередине спины, как раз между складок в которые прятались крылья, и проследовавшая за этим касанием неприятная боль. Ария тут же отскочил, пристально глядя на Няшу, кленя себя за мысль, что можно расслабиться.
В руках воительница крутила небольшой нож с кончиком лезвия, измазанным в золотую кровь. Зарычав, Корэр хотел было броситься на безумную женщину, которой так опрометчиво решил довериться. Он дурак расслабился. Не уж то ему, мелкому идиоту, хватило одних бабских сисек, чтобы потерять бдительность. С трудом ария сдержал себя.
Няша — стихийная сумасшедшая, помешанная на кровопролитии. Корэр давно уже понял это, вот и решил не выводить её из себя, провоцируя. Потому постарался исполнить давно данный себе самому зарок: сдержать клокочущие внутри эмоции.
— Зачем ты это сделала? — спросил Корэр, с трудом выпрямившись, заставив голос звучать спокойно и уверенно.
— Я давно хотела посмотреть, как ты устроен. Ты же не такой как мы! Кто ты? Нечисть? Бог?
— Я сын мироздателя? — ответил Корэр, из интереса решивший попытаться решить всё словами.
Для него это было несвойственно, ведь проще просто снести пришибленной голову, но Вихрем он сможет воспользоваться не всегда, а значит пора привыкать. Да и умение договариваться, разве не должно быть присуще хорошему Императору? Сейчас он хотя бы ничем не рисковал. Почти…
Поняв, что Няша не поняла смысла его слов, Корэр решил объяснить проще:
— Сын того, кто создал этот мир.
— Значит всё-таки бог!
Корэр поморщился, попытался ещё раз объяснить, что отец его был просто очень хорошим магом, но кровожадная женщина всё не унималась:
— Ни один колдун на это не способен. Та женщина тоже была богиней, просто тёмной? Если так, то струсить перед ней не позорно.
Пытаться переубеждать женщину он больше не стал. Зато теперь ария наконец понял, отчего она так привязалась: просто увидела сильного. Но не уж-то упырица была такой страшной? Для местных похоже да…
— Бог, а что ты делаешь среди смертных?
И опять Корэр вздохнул, но всё же это приключение ему нравилось, оно того наверное стоило, научиться находить язык с неспособными понять всей сути бытия, было действительно интересно. Да и здесь в нём наконец-то нуждались, с ним считались, его ценили, не считали никчёмным. Здесь его ничтожные навыки были силой за гранью понимания.
— Я не бог, только сын. Я тоже смертен, истинных бессмертных не существует. Здесь с вами я учусь: сражаться, общаться. Смотрю как вы живёте и сам учусь жизни. И да, если ты чего-то хочешь, ты можешь просто сказать, я умею договариваться.
— И ты покажешь мне, что у тебя внутри?
Корэр в ответ пожал плечами. На лице Няши скользнуло неподдельное счастье, она стала похожа на маленькую девчонку, которой вручили леденец. В глазах её плясали искорки, подобные тем, которые Корэр видел в глазах сестры, когда она спешила опробовать какую-нибудь новую придурку. Вот только Ар доставляла удовольствие не возможность посмотреть на чужие внутренности.
Всё ещё молча Корэр прошёл в предбанник, шлёпая по дощатому полу босыми ногами, вернулся с Вихрем, перчатками и небольшим кошелем, что дала ему Тиллери, и только теперь заговорил:
— Мне нужно срезать эту чёрную дрянь, пока не распространилась слишком далеко. Ты мне поможешь и как раз посмотришь что у меня внутри. Предупреждаю, там ничего интересного.
Няша тут же охотно закивала, уже приготовившись принимать самое действенное участие, поспешно надела протянутые Корэром перчатки, и тут же насупилась, узнав своё задание.
Ария лёгким движением переломил вынутый из ножен Вихрь, преобразовав меньшую часть в лезвие, закреплённое вместо наконечника на стержне пера для письма, а большую в блестящий золотой диск, который и пришлось держать Няше.
Корэр устроившись на лавке принялся рассекать кожу над расползшимися от раны жилами, после чего приказал воительнице выдрать хи и выброситьв пустое ведро. Вновь на лице Няши просеяло счастье. Послушно запустила пальцы под края разреза, раздвигая их, совсем не обращая внимание не перекошенное лицо колдуна, погружая их в склизкую, податливую плоть. Такую мягкую и тёплую! Такую же как у всех, не смотря на то, что он был сыном богов.
На лице Няши отразилось истинное удивление, когда её пальцы, наткнувшись на что-то твёрдое, сомкнулись вокруг набухшей чёрной жилы. Она на мгновение замерла, но увидев кивок побелевшего, крепко стиснувшего зубы, чтобы не заорать, колдуна, послушно рванула на себя, выдирая жилы, теперь, когда они не были прикрыты кожей, походивших на длинных, разжиревших, упившихся кровью пиявок. Воительница без содрогания вырвала их, освобождая скрывавшийся под ними золотой каркас, напомнивший ей панцирь, покрывавший брюхо жуков, которых она порой находила в доставшихся после знатных господ фруктах, такое же блестящее, состоящее из подвижных сегментов. Ох и как же забавно они барахтались, если оторвать крылья и парочку лап, недовольно жужжали, оказавшись бессильными в её руках, руках никому не нужной, бесполезной, жалкой рабыни, которую даже кормили только чтобы не сдохла — не больше.
Как много счастья давала ей та мелочная власть, то осознание, что не только господа могут решить её судьбу одним движением руки, но и у неё есть подобная власть. И вот тот, перед кем она склонилась, признавая могущество, изнутри походил на насекомое. Не уж то? Нет! Он был богом. И теперь она поняла, что он был именно таким богом, какие описывали в старинных сказаниях: капризный, своевольный, эгоистичный, свободный творить всё, что ему вздумается, настоящий. И от чего он так старательно убеждал, что не бессмертный? Уж ей-то не знать. Старуха рабыня ей рассказывала как боги, играя в потешные для них игры убивали друг-друга, сменяя и замещая более слабых, сильными. Уж конечно, боги не бессмертны. А он бог. И вот откуда эта внешность, не присущая ни одному народу, а уж она всяких повидалана невольничьих рынках.
Няша с неподдельным интересом и искренним уважением смотрела как колдун, выскабливал своим странным инструментом следы чёрных «пиявок», зашивал разрезы. Она хмурилась и покусывала губы всякий раз когда игла делала неверный укол или вовсе норовила выскользнуть из пальцув, перемазанных кровью, но помощи не предлагала. Она решила идти за колдуном, подчиняться ему, не как рабыня, а по собственному желанию, потому её дело было ждать, пока отдадут приказ, а не лезть с предложениями — именно таких женщин любили мужчины, именно таких солдат — командиры.
А колдун всё же был удивительным! Он оказался первым, кто согласился показать своё нутро, за это она теперь будет предупреждать, если решит на него напасть. Да и нападает ведь она только в моменты слабостей, ведь тот за кем она решила пойти не должен расслабляться или уж тем более опускать руки. Он должен быть всегда собран и уверен в себе.
* * *
Отскоблив всю грязь Корэр затянул живот битами. Одевшись в чистую рубаху, ария сидел на пороге бани. Перед ним стояло дотлевающее ведёрко с гнилью в которую обратилась его плоть от соприкосновения с кровью упырицы. Эта дрянь удивительно хорошо горела: воспламенившись от одной искры, высеченной камнями, заряженными Первым элементом, она обратилась в пепел.
«Из праха пришли и в прах мы уйдём», — на Первом языке пробормотал Корэр.
А ведь Имперское золото, из которого были сделаны их тела горело при температурах ни одним путём не достижимых, да и плавилось только если знать технологию.
И явно ведь дело было не в том, что арии — дети звёзд. Значит что-то не так было с упырями? Из чего вообще их делали? Что в мирах имело багряный цвет и обладало теми же свойствами, что и Имперское золото? Какие-то камни? Или может само золото, только изменившееся под воздействием энергии Смерти? Ведь у Экора же кровь после смерти стала чёрной. А откуда запах гнили? Явно ведь не из-за проклятья ЭВиА, Праматерь позаботилась только о том, чтобы отступники не стали погибелью её народа. Уже второе поколение тварей гибли, когда их кровь смешалась с арийской, ну а первое было очень быстро истреблено. Дольше всех удавалось ускользать первой отступнице, той, чья кровь теперь текла в жилах Сабирии. Но женщину, первой испившую чужую жизнь прикончил, насколько знал Корэр, смертный, мечом, выкованным его отцом. Охотник поле этого вроде бы получил гражданство на то момент ещё только зарождавшейся Империи и контракт с Ра, проливавший жизнь. И что теперь, когда Ра канул в безвременье, стало с тем воином? Жив ли?