Но вот теперь они были восстановлены.

Брат, умудрился подосрать даже спустя два хода после смерти, обратив его акт героического самопожертвования в фарс, извратив это бескорыстное деяние до преступления против законов мироздания.

Теперь Корэр искренне желал, чтобы одноглазый урод оказался жив. Ведь только так он мог окончательно успокоить выродка, без возможности последующего воплощения. Раз и навсегда, окончательно и бесповоротно. Нужно было только найти способ заставить Вихрь пойти против своего же создателя. И как же забавно получится, что Экор подохнет от того самого действа, на которого обрёк никчёмного братца. Получится насмешка как раз в его стиле.

Корэр хотел отоспаться оставшееся время, ведь во сне тело хотя бы не болело, а всё, что он может восстановить, можно исправить и в седле ездовой, но только теперь заметил, что давно уже ощущает ужасный голод, удивительно не вязавшийся с тем фактом, что ещё насколько уров назад тело было накачано энергией под завязку. Да и в целом, раньше он обходился без еды по несколько акь и не испытывал ни малейшего дискомфорта, а теперь желание есть отдавалось болью.

Спустившись в уже начавший заполняться зал постоялого двора, Корэр сумел отыскать свободный столик. Он заказал какую-то жареную зверюгу из обитавших в окрестных лесах, в очередной раз поморщившись от того, как же всётаки до поганого выгодно складывались обстоятельства. Ведь получалось, что смерть Сморока принесла ему только плюсы: оставить Вихрь у себя стало гораздо проще, а в том, что клинок продолжит сопровождать его в дальнейших странствиях сомневаться не приходилось, уж слишком явно меч заявил о своих намерениях и то, чем кончится неповиновение никчёмного Императора. Но ведь и ещё, у Корэра появились деньги, которые он теперь без совестно тратил, набивая брюхо. Вот, совсем недавно он жаловался, что средств осталось всего ничего, как насмешница Судьба подкинула ему самое верное решение проблемы. Не важно, что он таким решением остался недоволен — жалобы рассмотрены и удовлетворены, пусть теперь не возбухает или в следующий раз сам хоть что-то делает для достижения своей цели.

Ближе к середине ночи Корэр выбрался на крыши, отчётливо понимая, кого там встретит.

Жердяй сидел любуясь копошившимися там в далеке, на развалинах былой красоты, горожанами. Кто-то из них всё ещё отчаянно пытался отрыть хоть малейших остатки погребённого под завалами имущества, другие рыскали в жаждет наживы. А вор сидел, отхлёбывая из бутылки тёмную, вязкую жижу, разящую выпивкой.

Когда Корэр опустился рядом, Жердяй шелохнулся, словно выйдя из оцепенения, тут же протянул арии бутыль, предложив:

— Будешь?

Корэр, посомневавшись мгновение, согласился. Выпивка с первым же глотком ожгла горло, распространившись по телу приятным теплом, заставившим на пару мгновений отступить паршивую ломящую боль. В надежде вновь испытать это столь непривычное теперь ощущение лёгкости, Корэр отхлебнул ещё и ещё, но ничего не менялось, тело по прежнему болело, а вина, наконец-то угомонившаяся, вновь дала о себе знать. Ведь это именно из-за его слабости и никчёмности в Иные миры отправилось столько жизней. Куда логичнее было просто забыть о Смороке, да позволить невинным продолжать жить, ведь он же знал, что в случае чего не сможет удержаться. Если бы он только забыл Первый язык, как забывают его все, воплотившиеся в мирах живых, кроме арий да упырей. Он ведь тогда бы не обратился бы к силам миров, не использовал бы заклинание, составленное ещё в ходы Академии и при первой же возможности так и просившее себя проверить.

Он психанул как типичный истеричка. Разве таким должен быть Император?

Понадеялся он, наивный, что хоть в этот раз сможет не подвести рассчитывавших не него, молодец, умница, теперь получилось даже хуже, чем когда он просто не успевал.

Словно услышав его мысли Жердяй поинтересовался:

— Коришь себя за сделанное?

— Конечно, — проворчал Корэр, вливая в себя ещё несколько глотков выпивки.

— А я тебе благодарен. Тот маг, он ведь был с виду ещё юным парнишей и глаза у него светились изнутри?

Корэр кивнул. Глаза того арии пусть и не были такими же завораживающе ледяными как у чистокровных, всё же мерцали подобно драгоценными камням.

— Этот подонок меня сделал таким, какой я сейчас. Спасибо, что отомстил, — хмыкнул Жердяй, забирая у довольно лыбящегося Корэра бутылку.

— Он дознаватель от столичного храма. «Мастер истин». Пытать тварь умеет.

— Со Смороком он как-то поспешил, — проговорил Корэр, припоминая отрубленную ногу нанимателя и вместе с этим пытаясь понять, жрёт ли его чувство вины, топит ли в пучине отчаяния осознание собственной беспомощности или же возносит к вершинам блаженства осознание бренности бытия, явно навязанное извне.

— Эта дрянь была моим соотечественником. Я по глупости думал сможем договориться, забыл, что и мы не все добрые и замечательные. Порой среди нас есть такая погань, что ни один прочий не додумается. Если бы я не принялся чесать с тем выродком языком, а прикончил как только увидел, может Сморока и вытащил бы.

— Ты и так сделал достаточно, против той твари мало кто справился бы, а ты его прикончил.

— Да в сравнении с сотоварищами моего братца он был просто дитём малым. Ну да плевать. На всё плевать!

Корэр ехал во главе из изрядно поредевшего отряда, всю дорогу он занимался тем, что ровнял каркас, собирая частицы Вихря и надавливая им на вмятины в деталях изнутри, после чего раскатывая их по пластинам тончайшим слоем, для укрепления. В некоторых местах приходилось впаивать частицы клинка, растворённого в теле, в повреждённые детали.

Что оказалось неприятно, Вихрь был не способен зарастить кожу. Корэр использовал сшоды разнообразных способов, но клинок, останавливающий кровотечения и полностью восстанавливающий каркас, сглаживающие пачки и жидкую прослойку между всеми ними и кожей, мог только напитать этэ и фэтэ энергией, что ускоряло процесс стягивания рубцов, но большинство ран так и продолжало оставаться разрезами, с краями, плотно прилегающими к плёнке прослойки, в которых она поблёскивала золотом. Пробовал ария использовать для сращивания кожи и свою слюну, но эффект был слишком слаб по сравнению с накачкой энергии, устроенной клинком. Но зато, за время, прошедшее после слияния с Вихрем наконец прошло «воспаление» ставшее реакцией на кровь упыря. Теперь фэтэ Корэра больше не выглядело болезненно тощим, а живот не был вздут, хотя сам он оставался по прежнему худоват.

Няша всё время старалась ехать рядом с Корэром, заметив его отрешённость и, потому решив, что обязана позаботиться о нём. Помня о недавних разногласиях их нового командира с Молчаливым, воительница убедила себя, что обязана защитить сына богов от него. Хотя сам воин утверждал, что никаких претензий к арии не имеет, просто хотел испытать его, ведь было бы неразумно следовать за слабаком.

Молчаливый, на все подозрительные позыркивания Няши, отвечал такими же настороженными взглядами. Руку ему Корэр вылечил своей «чудо-жижей» и теперь на месте раны оставался лишь шрам заметный, уродливый, напоминающий о себе периодический тянувшей болью, но всё же куда более приятный, чем дыра в ладони.

Янь старался ехать немного позади. Утром, перед отъездом Корэр нашёл тот несчастный тринадцаток золотых, что наёмник припрятал с продажи имущества. Не смотря ни на что колдун забрал деньги и разделил почти поровну между попутчиками. На все восклицания Яня, что к другу можно бы отнестись и поснисходительнее, Корэр только грубо ответил: «Друзья от своих ничего не прячут. Согласился продолжать путь, так будь добр соблюдать мои указания, а не суньятничать».

Подобное обращение немного позлило Яня. Ведь это именно он притащил колдуна, а теперь мальчишка взялся командовать и требовать. Да если бы не «пьянчуга», колдун бы здесь не оказался, но мальчишка об том похоже забыл.