Корэр, оскорбившись, что в его действиях усмотрели что-то неправильное, поспешил объясниться, с долей надменности в голосе:

— Она была упырицей.

— Да какой упырицей?! — недовольно рыкнул Сморок. — Упыри, это нежить, восставшая из могил.

— Их кровь пахнет гнилью, — отметил Корэр, обращая внимание собеседника, что убитая была как раз таковой.

Сморок вновь тяжело выдохнул:

— Постарайся в следующий раз это делать хотя бы не так открыто… А теперь сядь, давай немного поговорим по-нормальному. Расскажи, пожалуйста, про свой клинок.

Кэрэр послушно опустился в кресло, протерев лежавшим на подлокотнике полотенцем всё ещё мокрые волосы.

— Его имя Вихрь.

Сморок понимающе кивнул:

— У любого доброго клинка должно быть имя. Откуда он у тебя?

— Брат создал.

— Не переделал из какого-то артефакта, а именно сам полностью создал?

Корэр кивнул, после чего последовал ещё один недоумённый вопрос:

— Может он взял что-то за основу?

— Клинки, которые придумал отец, — ещё не до конца поняв причину удивления нанимателя, буднично ответил ария.

И вновь Сморок не поверил, что создателем был по его разумению пусть может и великий, но всё же слишком молодой маг. Из-за чего Корэр, наконец догадавшись, в чём причина, решил разъяснить более подробно:

— Нет, он не отыскал кем-то созданный артефакт. Он был творцом и не только клинков. На самом деле существует не малое количество различных миров и время в них идёт по разному.

Сморок смотрел на колдуна как на спятившего, хотя что-то на крою сознания отчаянно повторяло: «С тем, что творит мальчишка, подобное запросто может увязаться». Ведь нет на свете колдунов, которые бы так просто обращались к своей магии, не тратя времени на ритуалы, не собирая кору, травы, помёт да трупы насекомых. И магия ведь у них была другая: припарки исцеляющие наложить, падёж скота прекратить, погоду предсказать, да чуть может поменять, урожаю в засушливое или морозливое лето не дать погибнуть. Всё это он понимал, и даже принимал, а у мальчонки была какая-то своя, выходящая за рамки постижимого магия.

Наниматель всё сидел, пытаясь уложить в голове открывшиеся обстоятельства. Он успел в своё время получить образование и научился сомневаться, не принимая всё на веру. Сморок привык не соглашаться даже с духовниками, призывавшими кланяться богине, прядущей судьбы, уж слишком нелепо жестоки были повороты жизни.

Корэр, пользуясь предоставившейся возможностью, сообщил:

— Ладно, обещаю до окончания пути следовать твоим указаниям, только если не найдётся лучшего решения. Но вот только мне нужно знать, ради чего я рискую. Покажи артефакт.

Сморок хотел было что-то возразить, но всё-таки решил молча открыть сундуки, вложенные друг в друга, запечатанные так что быстро и не вскроешь.

Корэр тут же злился звонки смехом, стоило ему только увидеть содержимое. О том, что это был только лишь сегмент лезвия Вихря, вплавленного в резную, слишком даже вычурную для такого клинка рукоять, ария говорить не стал, просто развернулся и вышел прочь, вздрагивая от всё не утихающих приступов весёлости.

Корабль покачивался на волнах, а Корэр в страхе до побеления пальцев цеплялся в планшир фальшборта, настороженно всматриваясь в начинающей светлеть небо. Проклятый ветер продумал непросохшую куртку, а отвратное грязное море плевалось брызгами, пропитывая солью одежду и волосы, заставляя ту въедаться в кожу. Он мог бы спуститься в каюту, но так было ещё страшнее, ведь пропал бы и без того малый контроль над происходящим.

Неожиданно опустившаяся на плечо тяжёлая большая рука заставила Корэра вздрогнуть. Слегка присев он тут же схватился за клинок приготовившись быстрым движением обнажить его. Замедленно, настороженно, стараясь избежать резких движений ария обернулся, увидев лыбящегося Ремока:

— Ты чего так дёргаешься, колдун? Уж не за борт я тебя проспать собираюсь, — проговорил тот чуть ли не похохатывая.

Корэр издал ответный истерический смешок, покосившись на позолоченные дневной звездой солны, проходящие чем-то на скрывающие смертоносных тварей песчаные барханы Ренто — его родной планеты. Это поведение вызвало у Ремока удивление, со снисходительной улыбкой бывший дезертир проговорил:

— Успокойся, грозный волшебник, не трону.

Корэр, хищно оскалившись, высвободил Вихрь из ножен, приставив лезвие к горлу собеседника, проговорил:

— Не смей насмехаться надо мной.

Ремок хотел было спросить, а хватит ли у мага смелости, но не стал. В новом их попутчике разбойник видел в первую очередь мальчишку, обделённого заботой, от того озлобленного на весь мир. Он решил не задевать явно и без того ущемлённое самолюбие парня, потому всё так же улыбаясь посоветовал:

— Научись различать дружеские шутки и насмешки.

Корэр ещё боле оскалился, всем видом показывая, что сейчас его лучше оставить, но Ремок всё не унимался:

— Научись доверять окружающим, пацан. А то один так и помрёшь. Мы конечно негодяи распоследние, но и среди нас есть те, кто этим занялся не от жизни хорошей. Порой среди вас, благоблюдных, паршивцы похлеще нашего встречаются.

— Благородные разбойники… — проворчал Корэр, убирая клинок обратно в ножны.

А Ремок этого только и ждал. Стоило колдуну выпустить из рук его необычный меч, как наёмник сгрёб арию, словно бы он был мелким проказником, потащил к середине палубы.

Корэра в этот момент сковал неподдельный ужас. Он, такой весь из себя сильный и независимый просто не успел ничего предпринять! Скрутили его так запросто, а он и дёрнуть я не смог. Тут же вспомнилось, как холодная мрачная пучина протягивала к нему всезагребущие лапы, забирая силы, обещая покой. А брат смотрел на него лыбясь как умел лишь он, только половиной рта, в жестоком предвкушении.

Вроде бы и брата уже не было, а он всё так же оставался мелким никчёмный дураком.

Ремок оставил его и пошёл куда-то в трюм.

Корэр, осмотревшись и поняв, что обратно добираться слишком далеко, поплёлся, под хохот матросов, пригибаясь и пошатываясь, почти ползком к ближайшей мачте, уселся под ней, прижавшись спиной, сверкая злобными глазами и сжимая как последнюю ценность в мирах рукоять Вихря.

Один из моряков решил было подойти к пассажиру, вызнать причину такого поведения, но клинок, материализовавшийся прямо у его горла в миг заставил его передумать.

Ремок вернулся очень скоро, притащила за шиворот неизвестно откуда взявшегося Малого, бросив на палубу рядом с Корэром, сел напротив, скрестив ноги, заговорил:

— Времени у нас ещё много, буду вас, безотцовщин, жизни учить.

Корэр недовольно поджал губы. Он наверняка ведь был куда старше немытого, не знающего истин мира наёмника. Да как вообще какой-то отброс из окаянных миров посмел даже думать учить жизни его, без пяти ходов Императора некогда величайшей державы всех миров?!

Корабль в очередной раз качнуло на волне и Корэр, вздрогнув, ещё больше прижался к мачте, словно в надежде слиться с ней, поджал ноги, насупившись. Сидевший рядом Малой вёл себя не лучше, так же съёжившись и что-то бубня под нос он потирал опухшую от удара щёку, зверем поглядывая то на товарища по несчастью — колдуна, который как ему казалось просто не мог оказаться в подобной ситуации, то на Ремока, прозванного им за вот такие вот воспитательные меры «Дядькой».

Бывший вояка оглядел парней, проговорив:

— Ну чего надулись, ко́сохи ясные? — обратившись к Корэру добавил: — Да я вижу, что глаза бы мне выклевал, будь только возможность. Ну так ты давай, только без своей штуки магической, а так, на ножах. Подходи, не бойся.

Корэр крепче сжал рукоять Вихря, подавив вырвавшийся было смешок от того, что его назвали птицей — вторым ликом и Винсе, и его отца.

Ремок понял его реакцию иначе, окончательно доведя арию до желания броситься, усмиряемого только страхом оказаться за бортом, да качкой дощатого настила: