— Вот чёрт, — вздыхаю.

Он смотрит на меня и смеется: — Ага.

Я киваю на Паркс.

— Ей сложно...

Том снова смотрит на Магнолию, пытаясь увидеть то, что вижу я. Должно быть, это хреново для него... желать найти это, но не иметь возможности разглядеть, ведь такое, кажется, глазам не по силам.

Я это могу разглядеть в трепещущих над ее головой бабочках, в свете, отражающем ее мысли, в трепещущей иве...

— В самом деле? — переспрашивает Том, не отводя взгляда от нее.

Киваю.

— Она избегает нас.

— Ну, — переводит на меня взгляд, — это действительно довольно странно.

Смотрю на него и смеюсь.

— Разве? — Том бросает на меня странный взгляд. Качаю головой. — Да, пожалуй, это действительно странно, — пожимаю плечами. — Хотя мне кажется довольно привычным.

— Это пиздец, — говорит он мне.

Его лицо выражает что-то вроде сочувствия ко мне, но мне не нужно его чёртово сочувствие. Я был с ней всю жизнь, она моя, я всё испортил, и теперь она рядом настолько, насколько позволяет.

Мне не нужно его сожаление, мне не нужно даже его понимание. Мне нужна только Паркс.

Я слежу взглядом за ней, девушкой моей мечты, любовью всей моей жизни, моей альфой и омегой, моим началом и концом, пока смерть не разлучит нас, и даже тогда не отпущу её, и отвечаю: — Ага.

— Она заставила тебя страдать, — говорит мне Том.

Я мрачно размышляю над этим.

— Не знаю. Я никогда не могу понять, мы танцуем в горящей комнате или по очереди тащим друг друга без сознания на гору.

Том фыркает и смотрит на меня, как на сумасшедшего.

— Если честно, чувак, и то и то немного дерьмово...

— Ага, — признаю, наблюдая за ней. — Хотя один из вариантов завершается довольно приятным видом...

Том наблюдает за мной слишком пристально. Какой глубокий у него взгляд, будто видит насквозь. Видимо, это из-за его голубых глаз. Звучит мечтательно, и я бы назвал их агрессивно голубыми, если таковые существуют.

Он просто пялился, почти хмурясь, но не на меня.

— Между вами двумя что-то иначе, — качает он головою. — Это странно.

Да. Знаю. Все, что могу дать ему в ответ, — кивок и пожимание плечами.

Том следит за ней взглядом, прищурив глаза.

— Думаешь, она делает это с каждым?

— Делает что?

Он пожимает плечами.

— Заставляет их чувствовать себя так, будто они... Не знаю... солнце?

Мне жаль его. Том еще новенький. Ему странно видеть других мужчин вокруг Паркс, которые даже не осознают, что находятся в центре внимания всей комнаты.

Она — маленький луч света, даже когда ведет себя как настоящая мерзавка.

— Эта связь между вами почти пугает, — возвращает свой взгляд ко мне.

Я фыркаю.

— Только почти?

— Ага, — говорит. — Всей истории не знаю, а я отказываюсь пугаться того, что до конца не понимаю, — несколько раз киваю. Справедливо. — Но эта химия между вам, — Том бросает мне взгляд, и я начинаю задумываться, почему он всё ещё здесь.

Забудьте все метафоры о якорях и искрах: мы с Паркс в каждой из них, и ни в одной одновременно. Это предначертано звездами.

— Это слишком, — говорит Том и кивает.

— Ну, не такая она страшная, чтобы отпугнуть тебя, — подвожу на него взгляд.

— Да, — он делает паузу. — Это как огонь и порох у Шекспира. Ваша химия делает вас теми, кто вы есть — не спорю, чувак. Она неповторима, — пауза. — Но, возможно, именно это вас и погубит.

Чёрт, я ненавижу его слова, ведь это не угрозы.

Он не ведет себя как высокомерный мудак, а просто рассуждает вслух. Сидит там, рассуждает весь такой мудрый, и я чертовски ненавижу его, потому что иногда беспокоюсь, что, возможно, он прав.

— Эй, — Том толкает меня локтем. — Мы просто дразнили тебя тогда…

Я сжимаю губы и киваю.

— Догадался, когда ты привез ее ко мне после того дерьма с Харли...

Том качает головой.

— Нет, тогда она мне уже нравилась, просто не я ей был нужен, — он пожимает плечами. — А ты.

— Какого черта? — нахмуриваюсь я. — Какой ты раздражающий, — что-то чувствует к Магнолии, и все равно везёт ко мне, потому что в этом нуждается она. — Как ты можешь быть таким чертовски спокойным, дружище?

Том фыркает.

— Я не спокоен, — он бросает на меня взгляд на секунду, а потом снова отворачивается. — Я видел, как ты сделал ей больно в том клубе, подумал, что смогу помочь ей уравнять шансы. Но теперь, думаю, я немного влюблён в неё.

Киваю, разделяя его чувства.

— Она имеет влияние на людей.

— Я знаю, — говорит он серьёзно. — Прости.

Я смотрю на него.

— За что?

— Ты мне нравишься, чувак, — хлопает меня по спине. — Но если у меня есть шанс, я его использую.

Бросаю ему размеренный взгляд.

— То же самое, дружище.

Том кивает и смотрит на меня немного нервно.

— Она не знает.

Я выпиваю свой Негрони.

— О чём?

— О том, что я люблю её.

— А... — киваю.

Я закрываю рот на замок и прячу ключ в его карман. Он снова похлопывает меня по спине.

— Молодец, — тогда подает мне мой напиток и подносит кверху свой.

— Пусть победит лучший.

Я смеюсь и качаю головой.

— Нет, друг, к черту пилота. Я голосую за очевидно худшего, он все постоянно портит, но имеет золотое сердце.

Том смеется, и я тоже.

Хотя это немного грустно, потому что мы оба знаем, что это правда.

50. МАГНОЛИЯ

Сегодня Джулиану Хэйтсу исполняется тридцать лет. Мы с ребятами приглашены. Би Джей думает, что берет меня с собой, он не знает, что Джулиан сам прислал мне приглашение.

Я замечаю Дэйзи Хэйтс, прежде чем вижу ее брата. Она сидит на коленях у Кристиана. Я машу им обоим. Кристиан особо не реагирует, на его лице появляется странное выражение, и я не понимаю, в чём дело. Дэйзи поднимает одну руку и неохотно машет в ответ.

Изо всех сил стараюсь не надумывать себе причину такого прохладного приветствия и ищу успокоения в другом, например, в руке Би Джея, которую беру в свою. Он подносит ее к губам и целует, даже не задумываясь.

— Баллентайн, — радуется Джулиан и, держа по напитку в каждой руке, подходит к нам. Он быстро осушает один и протягивает мне другой, после чего поднимает Би Джея и трясёт его, как бы по-дружески.

— С днем рождения! — Джона берёт его за плечи, а Джулиан хлопает его по щекам.

Джулиан, вероятно, был бы ещё одним лучшим другом Джоны, что делает этот момент особенно напряжённым, когда его глаза встречаются с моими через плечо Джоны.

Он впивается в своей бомбер из смеси шерсти и с аппликацией от Amiri и, окинув меня взглядом с головы до ног, самодовольно улыбается: — Магнолия.

— Джулс, — киваю с таким же выражением лица.

И этот тон, полон знакомой непринуждённости, звучит странно для ребят. Би Джей смотрит на меня, нахмурившись с беспокойством.

Джона и Би Джей всегда говорили мне одно и то же о Джулиане: избегай его любой ценой. Если только кто-то не пытается тебя убить — тогда беги к нему.

Когда-то я так и сделала. Побежала к нему. Моей жизни никто не угрожал, однако я умирала. Это случилось через несколько недель после того, как мы с Би Джеем расстались...

Знаете, это как когда адреналин проходит, а обезболивающее еще не начало действовать, и вы не на лекарствах, и ваше сердце просто умирает от жажды, горит и задыхается одновременно. Не знаю, почему решилась на такое, ведь до этого две недели не покидала дома, к тому же заставила Пэйли пойти со мной.

— Не думаю, что это хорошая идея, — это был приблизительно девяносто тысячный раз, как она произнесла это по пути. — Тебе просто нужно пережить это...

Я покачала головой.

— Надоело мне горевать за ним.