— Я люблю ее.

— Том! — я почти кричу, и, наверняка, у меня белки глаз вытаращены. — Она знает?

Его лицо как-то странно искажается.

— Мы целовались.

Моё лицо меняется — я в полном шоке.

— Том!

Не могу поверить. Смотрю на него так, будто он только что признался, что в его подвале рабы. Без упину моргаю глазами.

— Не сегодня, — уточняет он с нахмуренным лицом, и я должна признать — чувствую некоторое облегчение. Почему я чувствую облегчение? — Это произошло за неделю, прежде чем мы, — он затихает, — сама понимаешь, — он качает головой. — Мне нужно было прийти в себя.

Боже, я бы не отказалась от Мартини. Выдыхаю воздух ртом и пристально заглядываю ему в глаза.

— Это был лишь поцелуй?

Что-то в его лице меняется. Впервые вижу Тома всполошенным.

— Я хочу, чтобы это так и было.

Я киваю раз, пытаясь переварить информацию.

Скрещиваю руки на груди и сажусь на верхнюю ступеньку.

— Как это произошло?

Он вздыхает.

— Все сложно.

Я сердито сверкнула глазами на него.

— По-моему, все просто.

Его глаза умоляют.

— Я не могу. Ты доверяешь мне?

— Нет, — пожимаю плечами, — не очень.

Это ложь. Я знаю это, как только произношу. Том Ингленд заслуживает доверия, и я ему действительно доверяю. И даже довольно сильно. Но почему-то мне хочется причинить ему боль.

И у меня получается. Обида ветром обдувает его лицо.

— Ладно, — говорит он, кивая несколько раз, и отводит взгляд.

Я прикрываю глаза руками и вздыхаю.

— Хочешь прекратить, — он на какое-то мгновение замолкает, — это?

Не убирая рук с лица, я отвечаю: — Нет.

— Нет? — переспрашивает он удивленно.

Я вглядываюсь в него.

— Нет.

— Почему «нет»? — на самом деле, мне не понравилось, каким стало выражение его лица только что.

Не понравилось, что Том такой всполошенный, что заставляет маленьких стражей моего сердца насторожиться.

Вместо этого я просто говорю: — Потому что я до сих пор нуждаюсь в прикрытии.

— Понятно, — кивает он. — Так между нами все хорошо? — ищет мои глаза, спрашивая это с искренней заботой.

Закатываю глаза.

— Пожалуй, — отвечаю и с некоторым недовольством отворачиваюсь, испытывая удовольствие от того, что мужчины невольно следуют за мной.

Том садится на ступеньку рядом.

— Куплю тебе завтра пару обуви, согласна?

Я смериваю его взглядом.

— Ты купишь мне три пары.

Том улыбается.

— Ладно.

— Ладно, — киваю, оглядывая улицу.

Он наблюдает за моим взглядом и какое-то мгновение неподвижно сидит рядом со мной.

Между нами царит приятная атмосфера. Рядом с ним я в безопасности, что для меня странно, ведь раньше я чувствовала себя так только с одним человеком. И когда я начинаю постепенно разбирать, что это может значить, Том откидывается назад, прислонившись к ступеньке, и смотрит вверх. Под чернильно-черным небом его зачесанные назад белокурые волосы кажутся намного темнее, а глаза почему-то, наоборот, светлее. Голубее и прозрачнее. Именно в этот момент я чувствую облегчение.

Он рассматривает меня несколько минут.

— Ты ревновала? — спрашивает он. — Когда узнала, что я поцеловал ее?

Мне стыдно, что Том заметил, но хорошо, что на улице темнота, и он не увидит моих пыляющих щек.

— Да, — отвечаю звездам. — Но не додумывай себе лишнего, просто по натуре я собственница и совсем не умею делиться.

Он смеется.

— Буду иметь в виду.

25. БИ ДЖЕЙ

Паркс отреагировала на Ванну спокойнее, чем я ожидал.

Не уверен, что это хороший знак, но очень обрадовался, что она позвала меня, чтобы осмотреть новый отель для статьи в ее рубрике о досуге.

Какой-то еще мне неведомый, Farnham House. Где-то в заливе Сент-Айвс, кажется. Она просто появилась у меня на пороге. Именно поэтому я не позволяю девушкам оставаться на ночь. У нее есть ключ, которым Паркс никогда не пользуется. Предполагаю, на случай если по ту сторону двери происходит что-то такое, свидетелем чего она быть не желает. Справедливо.

Пожалуй, и впрямь безопаснее, если она будет стучать.

Открываю дверь и вижу это лицо, которое знаю как свои пять пальцев: Паркс что-то беспокоит. Не знаю, что именно и почему. Но я был рад, что она пришла ко мне.

— Эй! — усмехнулся и отошел, пропуская ее.

— Ты свободен? — спросила она. — На ближайшие несколько дней?

Ответ: нет, если честно. После обеда у меня съемка, а завтра вечером должно было бы быть свидание с американской моделью, но я вижу это личико и враз становлюсь свободным, словно птица. Киваю.

— Могу быть.

— Не хочешь отвезти меня в Корнуолл? — пригласила она. — По работе.

Я заинтересованно склонил голову.

— Не хочешь, чтобы Том отвёз тебя?

— Нет, — она слегка покачала головой, — не хочу.

Наши взгляды встретились, и я почувствовал, будто она тянется ко мне, как если бы думала, что я далеко, но я был рядом. На самом деле я задумался, потому что ощущение определенного расстояния между нами шло не от меня, а следовательно, от нее.

— Ты будешь за рулем или я?

— Я взяла Mullsane, — ответила Паркс. — Но ты будешь управлять автомобилем. Мне больше нравится, когда ты за рулем.

Я впустил её в свою квартиру.

— Дай мне пять минут, я соберу сумку.

Она разрешает мне вести машину, и мне нравится ездить по М3 с ней. Я возил ее по этой автомагистрали миллион раз, и каждый раз чувствую, будто по этой дороге мы возвращаемся к тому, что было раньше.

У ее семьи есть дом в Дартмуте, который для нас имеет особое значение. Мы время от времени там бываем. Не слишком часто, но иногда.

Эти дороги напоминают мне о ней, о той ночи, обо всём, что произошло. Я вздыхаю громче, чем хотел, выдыхая воспоминание. Паркс поворачивается ко мне, и я знаю, что она все понимает. Берет телефон с моего колена, меняет песню на «I'll Be Seeing You» и выглядывает в окно. Она чувствует. Паркс всегда чувствует меня так же, как и я её, и, возможно, это ненормально, возможно, мы искажены, потому что дело не в том, что я не могу пройти мимо неё, а даже не могу это себе представить. Никогда бы не смог этого сделать.

Потому что теперь наши глаза, полные печали и боли, — это якорь, который держит нас на морском дне, независимо от того, кто мы, кем мы были и будем.

И я невольно задумался: как любят другие люди... Для всех ли любовь — безмолвное общение и миллионы воспоминаний, которые пронизывают тебя до костей?

Она немного оживляется, когда мы проезжаем мимо Плимута. Оттуда примерно полтора часа езды до Toms Holidays, и я счастлив провести с ней это время.

Ни души вокруг, никаких любопытных взглядов, никаких подслушиваний — только мы вдвоём, лёгкие прикосновения, случайные взгляды, возвращающие нас к тем добрым старым временам.

— Я — генератор идей, — заявляет она.

Бросаю на нее недоверчивый взгляд.

— Ты точно о себе говоришь?

Она хмурится, негодуя.

— А о ком же еще?

— Хорошо, тогда удиви меня лучшей идеей.

Она оборачивается ко мне, поджав свои загорелые ноги, прокашливается. Драматическая пауза.

— Титаник: Аквапарк.

Я качаю головой.

— Категорически нет, никогда.

— Что? — раздраженно хмурится она. — Почему?

Я смотрю на нее искоса и пожимаю плечами, будто делаю небольшое предложение.

— Это может быть немного бестактно?

— Насчет кого? — моргает она. — Насчет Джеймса Кэмерона? Об этом не беспокойся, он друг...

— Hет...

— Ну хорошо, — уступает она. — Мы сидели рядом на королевском пиру, пока он не попросил пересадить его, не думаю, что из-за меня, тот просто сидел прямо под кондиционером. Представь, Джеймс Кэмерон сидел прямо под чёртовым кондиционером. В тот вечор кто-то точно остался без работы!