— Вот так?

Я фыркаю.

— Ты драматизируешь.

Генри странно смотрит на меня.

— Бидж, она ударила тебя по лицу. Это было великолепно — унизительно для тебя, но, честно говоря, просто зрелищно для всех нас.

Снова фыркаю.

Горячая греческая барменша приносит напитки для нас троих, и, когда вручает мне бокал, наши руки соприкасаются. Поднимаю на нее глаза, и девушка едва заметно улыбается.

Провожу взглядом как она уходит, выдыхаю ртом, наблюдая за ее задницей в той черной юбке.

Паркс бы сразу узнала бренд, модель, даже чёртов артикул (не думай о ней) хотя, скорее всего, не узнала бы, потому что Магнолия знает только те бренды, которые представлены в Harrods. Таких слов, как Showpo или полиэстер, нет в ее лексиконе...

С такой юбочкой, как у нее, можно многое сделать...

Выпиваю залпом напиток. Забираю выпивку Генри.

Кристиан пристально смотрит на меня, прищурив глаза.

— Что с тобой такое?

— Ничего, — бросаю на него отстранённый взгляд.

Он сидит, уставившись на меня, а потом наклоняется и хватает мой подбородок рукой. Я отбиваю руку, но Кристиан выигрывает каждую драку, если захочет, поэтому отбрасывает меня назад, хватает снова за подбородок, подводя глаза к свету. Раздраженно выдыхает носом.

Качает головой, все еще держа мой подбородок.

— Пошло оно все к черту, — отталкивает мою голову. — Я сваливаю, ребята.

— Что? — Генри моргает. — Почему?

Кристиан закусывает нижнюю губу, указывая на меня, — грёбаный стукач.

— Он под чем-то.

Генри недоверчиво смеется. Только раз.

— Не может быть, — пристально вглядывается в меня. — Ты под кайфом? — спрашивает он. — Под кайфом?

Я издаю странный звук. Он одновременно и пренебрежительный, и разоблачающий.

Кристиан отталкивается от стола, встает, поднимает руки и начинает тереть лицо, будто пытается отмыться от этой грязи.

— Мы дальше будем делать вид, что то, что ты сейчас уходишь, не касается, блять, Магнолии? — кричу ему вслед.

Кристиан не оборачивается, просто показывает мне средний палец и покидает бар.

Генри смотрит на меня.

— А я уже и забыл, какое ты дерьмо под коксом.

— Не начинай.

Он кивает на Кристиана.

— Тогда что это было?

Бросаю на него язвительный взгляд.

— Разве я соврал?

Он опускает голову и громко выдыхает. Я стараюсь не впутывать его в то дерьмо, что происходит между мной с Кристианом. Генри ненавидит это, и я его понимаю, ведь ненавижу это так же. Ненавижу, что это случилось, ненавижу, что он пошёл на это, ненавижу, что мы подрались из-за неё в переулке, и никто той ночью не победил.

Ненавижу все это.

— Что ты делаешь, Бидж? — спрашивает Генри мягким голосом. Я пожимаю плечами. Мне сейчас всё равно. — Она убьет тебя.

Я стараюсь скрыть, как разбит внутри, когда отвечаю ему: — Она уже меня убила.

Генри приподнимается, кажется, он возмущен. Или, может, расстроен? В течение нескольких минут он пристально смотрит, и я чувствую, что подвожу его как старший брат.

Я редко чувствую себя его старшим братом. Он более ответственный. Он не так часто впутывается в неприятности. Учится в университете. Генри никогда не кажется мне младшим братом, просто братом. Однако именно сейчас, когда он так смотрит на меня, я чувствую, что разочаровываю его.

Ген переворачивает почти полный стакан напитка передо мной. Жидкость разливается по всему столу.

Я отталкиваюсь, раздражённо глядя на него, как будто он сошёл с ума.

— Какого черта...?

— Тебе нужно собраться, Бидж, — брат указывает на меня.

Потом он оборачивается к барменше, показывает на меня и проводит пальцем по горлу.

— Ему больше не наливать, — приказывает девушке и тоже уходит прочь.

Я сижу там, уставившись в пустоту. Проходит пара минут, прежде чем я замечаю, что барменша просто стоит рядом и смотрит на меня. Я показываю на неё, подзываю пальцем. Она медленно подходит. Вокруг никого.

Барменша стоит передо мной и смотрит несколько секунд. А она реально чертовски горячая. Моргает несколько раз, затем тянется вниз, берет мою руку, поднимает и ведет к туалету.

Как только мы оказались в коридоре, барменша прижимает меня к стене — она стремится к этому даже сильнее, чем я. Хотя мою жажду вообще трудно определить: на грани наивысшей потребности и отсутствия желания. Может, эта девочка тоже сегодня напортачила.

Барменша берется к работе довольно быстро. Ее ловкие ручки уже расстегивают мои джинсы, а мы еще даже не в туалете.

Ее рот жаждет, он не останавливается на определенной части тела. Она жаждет меня целиком и полностью. Она расстегивает мою рубашку. Ту, которую я купил для Паркс (не думай о Паркс). Целует мою грудь, на которой Паркс провела весь день. Блять, она моя худшая привычка.

Мои руки скользят под ее юбкой и под краями ее трусиков.

Классная задница. Приятная на ощупь.

Она закидывает ногу за меня, и я начинаю сомневаться, что мы вообще дойдем до кабинки.

Губы барменши скользят по мне, и мой разум снова начинает блуждать к Паркс, как это всегда бывает. Воспоминание об одном и том же моменте, о лодке, о ней на озере, в сиреневом купальнике (Боже, как я люблю её в сиреневом), а потом я думаю: да пошло оно, нет.

Не буду думать о ней.

Я буду думать о барменше, чертовски горячей, чьи руки сейчас в моих штанах.

Поэтому я открываю глаза, заставляю себя посмотреть на девушку, с которой собираюсь заняться сексом, и вдруг...

Замечаю ее.

В конце коридора.

Глаза на мокром месте. Нижняя губа дрожит. Прикрывает глаза руками, будто пятилетний ребенок, перед глазами которого развернулся фильм ужасов.

Наши взгляды встречаются.

Она отворачивается...

Я отталкиваю барменшу от себя.

— Нет! Нет, нет, нет, нет...

Паркс убегает. Я бегу вслед за ней, но она быстрая, и я теряю Магнолию, когда та забегает за поворот.

35. МАГНОЛИЯ

Я вернулась за заколкой для волос. Оставила ее в уборной, когда забежала туда, чтобы проверить, имеют ли мои губы до сих пор тот розовый оттенок, что делает глаза ярче. Вынула заколку, чтобы поправить волосы, и забыла надеть обратно, и я обычно не возвращалась бы за ней, если бы это была не заколка для волос из белого золота за две тысячи фунтов, инкрустированная бриллиантами от Suzanne Kalan. В последнее время я стараюсь быть более экономным, и экономным делом было бы вернуться и, по крайней мере, найти потерю, прежде чем заказывать новый на Net-a-Porter.

Поэтому вернулась в уборную.

Том предложил пойти со мной, но я сказала, что все в порядке, это займет всего минутку.

Легче не становится. Видеть Би Джея таким. Я даже не знаю, что видела. Кто знает, может быть, они займутся сексом.

Его рука сжимала ее задницу. Сжимала как надо. Кончики пальцев Би Джея врезались в неё.

А ее нижняя губа (она, кстати, огромная) тянулась к верху его груди, словно это был чёртов соляной источник, и ее рук не было видно.

И голова Би Джея была откинута назад на стену, глаза были закрыты, шея вся обнажена, мышцы напряжены, помню, когда он был таким со мной, и я не знаю, о чем тот думал, но вряд ли обо мне. Я стояла там, не знаю сколько — возможно, секунды, может, минуты. Пока он не увидел меня, и тогда я убежала.

На самом деле я не люблю бегать. Мне это всегда казалось прозаическим, однако я быстрее его. Всегда была. Он говорит, что я этим неумело распоряжаюсь. Я же отвечаю, что это не тот навык, который меня интересует или который я ценю. Но сегодня вечером это изменилось, когда он мне понадобился.

Я бегу обратно в свой номер, распахиваю дверь, захлопываю её и прислоняюсь к ней. Закрываю глаза, пытаясь взять себя в руки.

Том поднимает взгляд с дивана.

— Ты плачешь? — спрашивает он и приподнимается. — Опять?

Я вытираю лицо от слёз и ищу способ остановить это чувство, будто лечу на дно колодца.