— ...Я тебя умоляю. Том целует Клосси, о чем, я предполагаю, ты уже знаешь, правда? — он не ждёт моего ответа. — А через неделю, как гром среди ясного неба, он встречается с лондонской «It Girl»²⁷, которая только что рассталась с очередным парнем, хотя так и не разорвала связей с бывшим? Мы должны думать, что это совпадение?

Я хмурюсь на него.

— Откуда ты знаешь о Кларе и Томе?

Он пожимает плечами.

— Застал их.

Почему-то такой ответ вызывает во мне странную реакцию.

Когда кто-то ещё видит, как Том касается Клары, это делает всё более реальным, чем когда это было чем-то теоретическим, о чём он однажды мне рассказал и о чём я никому не собиралась говорить. То, что кто-то их застал, оживляет это событие, и мне это очень не нравится. Я хочу, чтобы это оставалось абстрактным, плоским, на бумаге. Как «Дора» у Пикассо. Настоящая, но отчужденная, реальная, но не очень.

То, что Том касается других, не должно вызывать у меня странную реакцию, я знаю. У меня не должно пересыхать во рту, ладони не должны потеть, и мой пульс не должен ускоряться.

Наши отношения — это просто игра. Мы делаем это потому, что каждый из нас любит прикасаться к другим людям, которых мы не должны касаться, и именно поэтому наши отношения такие, какие они есть. Но в данный момент — это ревность.

Я дышу тяжелее, чем хотелось бы.

— План безупречен, — говорит он, кивая.

Я довольна, как слон, из-за облегчения, что мне удалось его обмануть.

— Только есть один важный недостаток, — он смотрит на меня.

— Какой это?

— Он влюбляется в тебя, а ты — в него.

Чёрт. Я влюбляюсь? Мы влюбляемся? Не знаю.

Но, конечно, не хочу, чтобы он это понял, поэтому издаю звук «пффф».

Гас игнорирует это.

— Ты влюбляешься в Тома, у него явно есть к тебе чувства, но вместе с тем ты всё ещё любишь Би Джея, а Томми всё ещё влюблён в Клосси. Так что всё это превращается в… – он хлопает в ладоши. – Ужас! Настоящий кошмар, просто грандиозный!

Я недовольно смотрю на него.

— Ты... ужасный всезнайка.

— Знаю, — он пожимает плечами и надевает солнцезащитные очки. — Ужасно, скажи?

— Кстати, ты ошибаешься, — говорю ему.

— Разве? — переспрашивает, даже не глядя на меня. — Потому что кажется, что нет.

— Ошибаешься.

Он широко улыбается, подняв брови.

— Мы это увидим, когда ты вернёшься со свидания со своим бывшим парнем в романтический номер в романтическом отеле, который ты делишь со своим нынешним парнем, который якобы фальшивый, но всё меньше с каждой секундой, смею сказать...

Я закатываю глаза.

— ...который говорит, что это не проблема, что ты проведёшь весь день со своим бывшим, но сейчас пробегает едва ли не полумарафон «просто ради развлечения».

Пренебрежительно пожимаю плечами.

— Ему просто нравится бегать.

— Том ненавидит бегать, — он даже не отрывает глаз от книги Адама Кея «Это будет больно».

Я громко выдыхаю.

— Это не значит, что я к этому причастна.

— Да брось ты, — Гас закатывает глаза. — Все эти ребята носят петли на шее из-за тебя.

Я хмурюсь.

— Это не комплимент.

Он поднимает брови и мельком смотрит на меня.

— А кто сказал, что я хотел сделать комплимент?

32. БИ ДЖЕЙ

Я нервничаю как черт знает кто, что просто безумие.

Я буквально провел с Паркс больше времени, чем с любым другим человеком на планете. Мы выросли вместе. Она видела меня без одежды, я видел ее без одежды. Она видела, как я падал, ломал кости, как я плакал, блевал, как у меня случился передоз — она видела меня в худшие моменты, и я водил её на миллион свиданий за всю нашу жизнь, но это свидание заставляет меня волноваться как сумасшедшего.

Потому что мне кажется, что это что-то важное. Хотя как знать, мы это пока не обсуждали. Но кажется, будто что-то меняется. Как «Восточный ветер», если цитировать мою другую любимую девушку.

Как будто, не знаю, может, мы... опять будем вместе?

Было странно планировать это свидание с ней, ведь мы в чёртовой Греции, на которую прилетели на частном самолете ее парня.

Когда мы были детьми, я привёз её в Испанию на первое настоящее свидание на нашем частном самолёте. Несколько недель назад взял ее на шопинг на Авеню Монтень просто потому, что мне так захотелось. Она считает, что вода «Evian» на вкус как моча, но всё же «достаточно хороша, чтобы в крайнем случае умыться». Элтон Джон буквально подарил ей чертов алмаз Хоупа ²⁸на её день рождения в прошлом году.

Роскошь для неё — это нечто обычное.

И что бы это ни было, что бы сегодня ни произошло — это пройденный этап, я понимаю.

Как будто Вселенная дала мне машину времени, о которой я молился все это время, и у меня выпал второй шанс. И этот шанс обманчив.

Я должен отразить рикошетом катастрофу того, во что мы превратились, от мерцающего света того, кем мы были, и приземлиться в то, кем можем стать. Оба глаза закрыты, одна рука связана.

Это мое «Аве Мария», и из этого должно что-то получиться.

Жду ее в лобби. Паркс опаздывает. Как и всегда.

Поэтому я достаю книгу и читаю несколько страниц, прежде чем передо мной появляется пара длинных ног.

Она выхватывает книгу из моих рук и переворачивает её. «Маленький принц».

— Ты опять её перечитываешь?

Её волосы распущены, кожа стала по-особенному темнее, глаза ярче. Она в топе, который надевает только на отдыхе, с сиреневым купальником под ним. Я киваю, стараясь не улыбаться, как школьник, потому что я обожаю её в сиреневом.

— Перечитываю каждый год.

— Знаю, — говорит она, раздраженно взмахнув ресницами. — Что нового ты открыл для себя на этот раз?

— Что меня приручили.

— Кто? — она моргает, и я знаю, что ей известный ответ.

Смотрю на нее глазами, которые спокойнее моего не унимающегося сердца.

— Ты.

Ее щеки заливаются румянцем, и я фыркаю от того, что мне весело и утешительно одновременно.

— Пойдем.

И потом... я неожиданно останавливаюсь.

— Это что, на тебе деним? — не могу поверить.

Зная ее почти двадцать лет, ни разу не видел в джинсах. Этот материал для «обычных работников», как она говорит.

— Всего лишь рваные джинсовые шорты, — она гордо улыбается. — Нравятся?

Я на секунду чувствую себя неловко, щеки краснеют.

— Ты нравишься мне во всем, — этот ответ ее удовлетворяет, поэтому и я доволен. Я прохожу пару шагов вперёд, а потом оборачиваюсь: — Также ты нравишься мне без одежды.

Она тяжело сглатывает, идёт за мной и догоняет, слегка пробежавшись.

Мне нравится, когда она бежит за мной. Это на секунду уравнивает неравные позиции.

Паркс идёт за мной к машине, которая нас ждёт. Она садится на среднее сиденье, а я сажусь рядом с ней. Она нервничает. Я чувствую это, словно электрическое поле тревожной энергии.

Она смотрит прямо перед собой, её рот слегка подёргивается, то ли ни от чего, то ли от всего сразу. Мне нравится, что она так себя чувствует, нравится, что я заставляю ее так себя чувствовать.

— Ты в норме? — спрашиваю, глядя на нее.

Она оборачивается и кивает.

— Волнуешься? — она делает паузу, сглатывает и снова кивает. Я бросаю ей лёгкую улыбку — Я тоже.

Это её радует. Она тянет за воротник моей чёрной рубашки. На ней красные и розовые цветы и пальмовые листья. Купил её на прошлой неделе, представляя то, как Паркс стаскивала бы её с меня.

— Gucci? — спрашивает, заранее зная ответ.

Я киваю, стараясь сохранять спокойствие.

— Черно-зеленый поплин с принтом «Dream», — она трёт ткань между пальцами. – Смесь вискозы и шёлка.

Не имею ни малейшего представления. С таким успехом она могла бы сказать это по-русски, в любом случае я не понял ни слова. Однако чувствую, как ее указательный и большой пальцы скользят под мою рубашку и остаются там.