Я хмурюсь.

— Он всегда спит с другими.

Она потирает виски, собираясь что-то сказать, но сдерживается. Возится со своим браслетом.

— Что ты имела в виду, когда сказала, что он чуть не умер?

Я смотрю на нее несколько секунд, обдумывая, как обойти этот вопрос и не рассказать ей, даже если лучше все сказать, как было.

Вздыхаю.

— Когда-то у него был передоз, — она тихо ахает. — Как раз после того, как мы с Ридом начали... встречаться, — если так можно назвать наши отношения.

— Магнолия, — она качает головой, — я понятия не имела.

— Никто не знает, — говорю я ей.

Она грустно кивает.

— Он до сих пор употребляет?

Я резко качаю головой.

— Би Джей пообещал, что больше никогда в жизни не будет употреблять.

Марсайли кивает с облегчением.

— И что теперь? — спрашивает она.

И я равнодушно пожимаю плечами.

— Не имею никакого представления.

46. МАГНОЛИЯ

— Салют! — говорит Том, стоя в дверях моей спальни. Он слегка улыбается и входит в комнату.

— Привет!

Я встаю, чтобы обнять его, и утыкаюсь лицом в его текстурированную толстовку из хлопка и верблюжьей шерсти от SSAM.

Думала о возвращении Тома с того момента, как он уехал в эту рабочую поездку.

Немного потому, что теперь скучаю, когда его нет рядом, а еще, потому что должна была рассказать о Би Джее, и от этого меня немного тошнит.

Том протягивает мне подарочный пакет La Mer, полный до краев, и я с удивлением смотрю на него.

— Заглянул в твою ванную перед отъездом, — говорит.

Я высыпаю все на кровать.

— Как прошла поездка? — спрашиваю я, глядя на баночку Creme de la Mer.

— Хорошо, — кивает. — Немного длинновата, как по мне, однако я всегда любил Нью-Йорк.

— Я тоже, — говорю ему. — Кроме Лондона, хотела бы еще жить там.

— Магнолия Паркс не в Лондоне? — игриво улыбается мне. — Это был бы не тот Лондон.

Том садится на кровать и опирается спиной о изголовье.

Мы с ним не ночуем вместе, как я с Би Джеем.

Ночевала? Ночую? Еще когда-нибудь буду ночевать?

Мы с Би Джеем в последнее время не так часто это делали, но если бы ночевали, он бы никогда в жизни не сел на мою кровать, не сняв уличную обувь.

Никогда бы этого не сделал. Хотя он бы совершил что-то другое.

Том берет медвежонка Паддингтона, который был моей игрушкой всю жизнь, и дергает его за ушко.

У меня возникает странное ощущение, ведь, кроме него, я позволяла трогать мишку только Би Джею, а сейчас тот в руках Тома, и это может быть неспроста.

— Мне было хорошо той ночью, — говорит он, не сводя взгляда с мишки.

Я кусаю нижнюю губу. Волнуюсь. Почему я волнуюсь?

— Мне тоже, — отвечаю я, беру Паддингтона у него из рук и ставлю на прикроватную тумбочку. Я смотрю на Тома и сдерживаю желание запустить руку в его тёмно-русые волосы. — Ты уже не так переживаешь из-за Клары?

Он рассеянно кивает, потирая щетину.

— Вроде, — говорит он, его мысли где-то далеко. Затем он поднимает взгляд на меня. — Мы никогда бы не смогли быть вместе... я понимаю. Я не хотел этого, понимаешь? Просто... — он замолкает.

— Да, — киваю.

— Это сложно, — пожимает плечами он. — Я сломлен — не только из-за себя, но и из-за Сэма... — снова пожимает плечами, словно отмахиваясь от тяжёлых мыслей, которые его мучают.

Я сажусь на кровать, поджав под себя ноги.

Том устало улыбается, как всегда, когда думает о своем брате.

— Чем ты занималась, пока меня не было?

Я облизываю нижнюю губу и делаю глубокий вдох.

— Эмм... Ну, — вздыхаю. И вижу, как Том внутренне готовится к тому, что я скажу. — Мы с Би Джеем поцеловались.

— Оу, ого, — он откидывает голову и шесть раз быстро моргает. — Вау. Окей.

Том кивает сам себе, а затем смотрит на меня с напряжённым выражением лица.

— Я счастлив за тебя.

Мое лицо меняется.

— В самом деле?

Мне как будто не хочется, чтобы он радовался из-за этого.

Том смеется: — Нет, на самом деле не очень.

Снова немного смеется, и я делаю то же самое. Чувствую, как мое лицо очень нахмуривается. И грудь кажется тяжелой. Ненавижу этот взгляд. Том даже не замечает, как именно сейчас смотрит на меня. Глаза немного грустные, немного растерянные, немного одинокие.

Он выдыхает: — Так это, пожалуй, конец для нас?

Я сжимаю губы, едва-едва пожимая плечами: — Полагаю, да?

Он несколько раз кивает и хмурится.

— Чёрт.

— Что? — я кусаю внутреннюю сторону нижней губы.

— Не знаю... — Том качает головой, поправляя волосы руками. — То есть, мы действительно ставим точку?

Я выдыхаю и кладу руки на щеки.

— Я не знаю?

Том снова моргает, удивленный.

— Ты не знаешь?

Я молчу — просто хмурюсь.

Он свешивает ноги с моей кровати и встаёт, почесывая затылок.

— Ты с Би Джеем?

Я тоже встаю, но не чувствую себя высокой.

— Не знаю.

— Ты хочешь быть с ним?

Мой хмурый взгляд становится ещё глубже.

— Думаю, да, но...

— Но что? — он быстро спрашивает, почти на пределе.

Я бросаю ему раздражающий взгляд, а тот поднимает бровь.

— Ты заставишь меня сказать это вслух? — моргаю на него.

Он упрямо кивает.

— Да, думаю, тебе стоит...

— Зачем? — хмурюсь. — Это была твоя чёртовая идея.

— Моя идея? — он жестом указывает на себя, широко распахнув глаза.

— Это буквально была твоя идея! — кричу я. — В баре. После клуба. В углу. Это была твоя и...

Тогда он хватает мое лицо и целует, и, кажется, я замолкаю. У меня подкосились бы ноги от этого, если бы он не держал меня.

— Ты до сих пор не сказала это, — говорит Том, пока его губы касаются моих.

Целую его еще раз и отстраняюсь.

Том ставит меня на пол, а я даже не заметила, что была оторвана от земли.

— Ты мне нравишься, — говорю ему, слегка кивая, моя решимость в этот миг кажется предательством Би Джея.

Том улыбается мне.

— А ты мне.

Я закрываю лицо руками.

— Чёрт возьми.

Он убирает мои руки с лица и наклоняется, чтобы мы были лицом к лицу.

— Я в игре, — говорит он мне. — Просто знай.

Тогда чмокает меня в щеку и уходит прочь.

47. БИ ДЖЕЙ

Джона сегодня открывает новый клуб, и вся наша компания собирается там.

Направляюсь к Паркс, потому что всегда подвожу ее на наши встречи, а сейчас точно стоит это сделать, после того, как я облапал ее в примерочной Gucci.

В голове прокручиваю, почему она ещё не позвонила мне с признанием в вечной любви, но, наверное, такие вещи требуют времени. Паркс все еще хочет меня — в этом я убедился из того, как её тело льнуло ко мне, из ее поцелуев и прикосновений.

Захожу к ней в комнату.

— Паркс? — зову, потому что её там нет.

— Я здесь, — отвечает из ванной.

Как только Паркс видит мое отражение в зеркале, ее глаза сразу начинают светиться. Я подхожу к ней сзади, обнимаю за талию, утыкаюсь носом в её волосы.

Она позволяет мне это на секунду, а потом поворачивается лицом ко мне.

— Нравится мое платье?

Короткое. С одним открытым плечом. В горошек.

Взвешенно киваю, стараясь скрыть, что люблю ее в горошек, так же как люблю во всем.

— Видел его в Saint Laurent на днях, — киваю. — Хотел приобрести для тебя.

Она дергает меня за воротник рубашки.

— Amiri, рубашка из шелкового твила с воротником стойкой и принтом, — говорит мне.

— Еще на ней птички, — говорю ей как дурак, и Паркс улыбается.

Магнолия обнимает меня за шею, и я едва могу поверить в то, что стою в её ванной, держа ее так, и что это не сон, и она не пьяна, и наши отношения снова расцветают. Наклоняюсь и целую ее, и наш поцелуй такой неторопливый и взвешенный, и мне срывает крышу от осознания, что мои губы сейчас касаются ее, однако тогда Паркс говорит: — Нам надо поговорить.