Ирина посадила Мариэлу на скамью и устало опустилась на колени рядом, прямо в опилки, которыми была засыпана арена. Девушка почувствовала относительную безопасность и неприятное состояние беспомощности, наконец, отпустило ее. Она осторожно раздвинула волосы друга, открыв рану, и облегченно выдохнула. На ее непрофессиональный взгляд, рана была поверхностной, рассеченная кожа сильно кровоточила, но череп был цел. С другой стороны лавки присел чернявый мужчина. Пока он осматривал рану, Ирина вспоминала, где могла видеть этого человека. Смуглый, темноглазый, черты лица, как и одежда, выдавали в нем цыгана.

— Рана пустячная! Удар прошел вскользь, — подтвердил и он, — Стеша! — крикнул он в группу людей и махнул рукой. Вскоре подошла давешняя певица, звеня монистами, вблизи она оказалась совсем молоденькой, принесла миску с водой и чистой материи для перевязки. Помогла Ирине обмыть рану и держала голову Милена, пока девушка накладывала повязку. Все это время цыган сидел рядом, Ирина чувствовала на себе его пытливый взгляд.

Услышав чьи-то громкие причитания, девушки нервно заозирались в поисках их источника, Мариэла испуганно вскочила со своего места и прижалась к Ирине. Шум исходил от входа. Ян и еще несколько мужчин внесли в шатер еще одного несчастного и положили его на соседнюю лавку. Возле молодого мужчины завывала беременная женщина. Стало понятно, почему молодые люди не смогли убежать с площади, большой живот женщины не позволял ей даже нагнуться к мужу. Она бухнулась на колени и припала к его груди, продолжая тихо поскуливать.

Милен, пришедший тем временем в себя, молча перевел затуманенный взгляд со склонившихся над ним лиц на купол шатра, и с удивлением осознавал себя в незнакомой обстановке.

Ян шагнул от мужчины к Милену и обеспокоенно спросил:

— Как ты?

Парень сосредоточил взгляд на нем, медленно поднял руку и ощупал свою забинтованную голову. Все это время с его лица не сходило удивление. Затем он кивнул, но поморщившись от боли, выдавил:

— Желания петь пока нет.

Цыган, сидящий рядом с ним, крякнул и перевел взгляд на Яна. Ирина с изумлением наблюдала, как его брови вдруг взметнулись вверх, мужчина резко вскочил на ноги и тут же склонился в глубоком поклоне:

— Ваша Светлость.

Стеша вслед за цыганом проделала то же самое. Ирина шокировано наблюдала, как один за другим люди застывали, склонив головы в поклоне, мужчины прежде стаскивали с себя шапки. И даже беременная женщина, оторвавшись от мужа, утерла заплаканное лицо, и опустила голову на грудь так и, оставшись сидеть у ног Яна. В шатре на несколько мгновений повисла полная тишина, которая вскоре была нарушена прошелестевшим нестройным шепотом со всех сторон: Ваша светлость. Ирина медленно осознавала произошедшее, и только в Милене не заметила никаких изменений.

Себастьян махнул рукой, в нем не было и намека на прежнюю насмешливость, он держал себя спокойно и с достоинством, и люди зашевелились, возвращаясь к своим делам, только короткие любопытные взгляды исподлобья напоминали о том, что произошло несколько минут назад.

— Старая Зельда шлет тебе свой привет, и желает долгие лета, — с еще одним поклоном произнес цыган. — С твоего позволения, я — Михай. У меня послание от ханум. — Князь кивнул, а Михай кивком головы указал ему на пустовавшие скамьи в задних рядах. Ян оглянулся на своих спутников. Ирина вместе со Стешей осматривала мужа беременной женщины, попутно пытаясь ту успокоить. Эль, не понимала, почему Милен разлегся среди бела дня, и тянула его за руку, заставляя встать, и ей это почти удалось.

— Как поживает почтенная провидица? Все также печется о судьбе мира? — Спросил Себастьян, когда они оказались в стороне от любопытных ушей. Цыгану не нужно было близко знать своего князя, чтобы расслышать сарказм в голосе.

— Мы беспокоимся за нее.

— Что ж так? — холодно спросил Ян.

— Груз ответственности становится непосильным бременем для ее старого сердца, — Михай бесстрашно смотрел в глаза князя. — Она винит себя в смерти твоего отца и брата. За то, что недостаточно точно истолковала предсказание, — в его словах сквозило сожаление, шедшее от самого сердца.

— В их смерти виноваты их убийцы, — жестко прервал его Ян.

— И все-таки она корит себя, что не смогла сделать большего, чтобы предупредить печальные события, поэтому так печется о тебе.

— Переходи к делу, цыган.

Михай стойко выдержал колючий взгляд и начал спокойно говорить, но эмоции, то и дело выдавали его волнение:

— Вселенная благоволит к тебе, князь. Она послала тебе помощь, не отказывайся от нее.

— То есть опять никакой конкретики? — несмотря на ранее высказанное откровенное недоверие, голос Яна прозвучал разочарованно.

— Зельда знает, что сердцем ты зачерствел, в тебе сидит страх снова быть преданным. Ее видения, а также карты подтверждают, рядом с тобой есть люди, которым ты можешь безоговорочно доверить жизнь свою. Не отталкивай их, а проси о помощи. — Михай замолчал, наблюдая, как Ирина вместе с его дочерью Стешей склонились над новым раненным, которого только что занесли в цирковой шатер. Ян в течение всего разговора приглядывал за своими спутниками. И мимо Михая не прошло незамеченным ни его беспокойство за них, ни то, как холодность в глазах сменялась теплотой. Он понял, ему будет, чем порадовать Зельду.

— Ханум всегда советует молодым, и нам старым не устает напоминать, чтобы мы слушали свои сердца. Ну, и конкретика все же есть, из-за одних предчувствий старая ханум не решилась бы тебя беспокоить. Вот точные ее слова: твой выбор будет определен, когда поднимешь свой бокал за мир и процветание.

— Отравить, значит, меня задумали. Что ж, им не впервой идти этим путем. Еще бы знать, кто?

— Нет, не отравить. То будет не отравление. Она не видит угрозы твоей жизни. Пока. Тот момент лишь определит твою дальнейшую дорогу в жизни. А вместе с твоей дорогой определит и весь дальнейший росейский путь.

Клоун, тот самый, которого двое затащили в проулок, ворвавшись в шатер, положил конец их разговору. Он ненадолго остановился на входе, согнулся, оперевшись руками на колени, и тяжело дыша. Без шутовского парика и накладного носа лицо его оказалось маленьким и истощенным, но стоило ему отдышатся и осмотреться, он проявил ту же живость, с которой отбивался от двух здоровых мужиков. Отыскав глазами Михая, он кинулся к нему.

— Михай! — крикнул он. — Жандармы! Эти остолопы хватают всех подряд. Держиморды, адом помеченные! Ироды паскудные, чтоб им всю жизнь телогрейки казенные носить! — при каждом ругательстве резко рассекая воздух рукой и махая порванным рукавом как флагом. Мужичонка выкрикивал их на одном вздохе до тех пор, пока воздух в легких не закончился. Почувствовав под ногами знакомые опилки арены, он побежал, закидывая босые ноги так высоко, будто его клоунские башмаки с огромными мысками все еще были на ногах, а не остались лежать, брошенные им у входа.

— Балай! — прервал его Михай, кося взглядом на князя. — Я знаю!

— Знаешь, но не понимаешь! — крикнул он сипло. — Тех, кто это затеял уже и след простыл. Они сделали свое дело и сбежали. А держиморды на площади раздают почем зря зуботычины праздным гулякам, да женщинам с детьми, ишаки полосатые! — Он, наконец, добрался до собеседников.

— Вот и расскажи нашему князю все, что знаешь, — посмеиваясь, сказал цыган, кивнув на Себастьяна.

Балай, в отличие от всех присутствующих, не торопился отвешивать поклоны. Глаза его недоверчиво рассматривали Яна, а лицо скалилось нарисованной улыбкой. Он даже сделал несколько шагов кругом, осматривая князя, как диковинку. Перевел взгляд на Михая, и только дождавшись его подтверждающего кивка, с большим достоинством поклонился. Ян, пряча улыбку, сказал:

— Рассказывайте!

— Ваша светлость, — еще раз поклонился клоун. — Приношу жалобу на всю нашу жандармерию, — начал степенно, будто это не он, истеря, бежал минуту назад, теряя обувь. — Бесчинствуют, ваша светлость. — Вместо того, чтобы истинных виновников искать, забили фургоны праздным людом. Понапихали туда всех, кто не смог убежать.