«Анатоль Иваныч» — имелся в виду А.И. Блатов, с которым я тогда работал в неразрывной паре. О себе Бовин с не меньшим основанием мог бы сказать: «Леонид Ильич! — я шепчу во сне». В вышедшей в 2003 году обширной биографической книге Бовина «XX век, как жизнь» «Плач консультанта» приведен полностью. И напрасно Саша не адресовал его себе.

Еще одно четверостишие Бовин преподнес мне при обстоятельствах, о которых стоит сказать особо. Был близок закат брежневского застоя, цензура и слежка были абсолютными. К этому времени из СССР выслали Солженицына, уехал Ростропович, не возвратился Аксенов. Вместе с тем наряду с самиздатом процветал «тамиздат». И одну из запретных книг, привезенных тайно «оттуда», «Воспоминания» Надежды Мандельштам, подарил мне Бовин в шумно отмечавшийся в ресторане «Москва» день моего рождения.

Чтобы не оказаться на дыбе в случае, если книга ненароком попадет в неподходящие руки, Бовин написал на развороте обложки наши имена в несколько интимном преломлении «Вале» от «Саши». И неизвестно было, какой или какая Валя и какая или какой Саша. А эти два имени соединялись строками:

Вот все эти страницы и служат моим откликом, может быть, запоздалым, на этот дружеский совет или пожелание. Со своей стороны, в этой связи могу сказать еще то, что жизнь каждого человека стоит того, чтобы зафиксировать на бумаге по крайней мере избранные места. Только материализованная память не исчезла и, может быть, даже чему-то учит. Так что я переадресовываю совет Саши Бовина и каждому другому, кто прочтет эту книгу или рукопись, есди судьба не сложится в пользу ее издания.

Грустно думать, что по нынешним быстроходным меркам его уже давно нет. Тимур Гайдар среди многих завещаний, которые оставил своими поступками, мыслями, переживаниями, главным сделал чувство товарищества, романтической близости людей, породненных не обязательно всеми чертами характера, а одной-двумя, и среди них обязательно порядочностью.

Когда-то поэт Григорий Поженян сказал о нем: «Праздничный мой друг». Я не соглашусь с этим. Тимур был товарищем и другом не только в пору праздничного застолья. Его не нужно было звать, чтобы он разделил минуту скорби и горьких переживаний. В таком случае он не ждал приглашений. Слово участия, сочувствия, поддержки многого стоит, помогая людям обрести уверенность в себе, а то и веру в жизнь. Рядом с ним находили приют люди с нелегкой, подчас перебитой судьбой.

Припоминаю, как встретил в кругу друзей, собравшихся на его 50-летие в декабре 1977 года, в прошлом яркого журналиста и общественного деятеля Лена Карпинского. К тому времени Лен не только был изгнан из печати за статью с критикой цензурных порядков в искусстве, но и вообще лишился партбилета и работы по обвинению в причастности к диссидентской деятельности. Он сидел, забившись в дальний угол комнаты, казалось, стеснялся своей внутренней подавленности, затер-тости вида и поношенности наряда.

Без нарочитого внимания, но в порядке светского общения Тимур подводил к Лену Карпинскому других гостей, которые могли бы если не помочь, то приободрить этого теряющего веру в себя талантливого человека. Через какое-то время Лен будто преобразился, распрямилась спина, взгляд оторвался от пола, он включился в общий разговор.

Тимур Гайдар всю жизнь прослужил военным, часто ходил в военно-морской форме, с погонами, на моей памяти, от капитана второго ранга до вице-адмирала. Привязанностью к морю гордился; как любой «морской волк», любил подержать в руке трубку. Но как курильщик в основном смолил сигареты. Эта двойственность оказалась символичной. Будучи военным по профессии, он по натуре сформировался не просто гражданским, но и по-интеллигентски мягким человеком, склонным к либеральным подходам и абсолютно чуждым той железобетонной позиции, которой придерживалась в идеологических и военных вопросах газета «Правда», где он прошел путь от собкора до военного редактора.

Публицистика Тимура была лиричной, с очевидными красками романтичности, которую он унаследовал от своего отца Аркадия Петровича Голикова, оставшегося в истории под псевдонимом Аркадия Гайдара. Даже когда Тимур выезжал как военный корреспондент на места боевых действий от Кубы до Афганистана, то в центре репортажей оказывались не сражения, а люди, их истории полны героики и трагизма.

Мне довелось познакомиться с Тимуром и сразу же близко сойтись в 1968 году, когда я вместе с делегацией партработников КПСС во главе с секретарем ЦК И. В. Капитоновым находился в Югославии. Секретари обкомов, составлявшие костяк делегации, с рвением выискивали в югославском опыте враждебные КПСС и марксизму-ленинизму, а значит, всему социалистическому миру черты. Подключение Тимура Гайдара, работавшего тогда собкором «Правды» в Югославии, к делегации помогало как-то противостоять кондовым, почти сталинистским оценкам советскими партийцами югославской ситуации.

Тимур убежденно, но в мягкой манере, оперируя конкретными фактами, показывал гостям, что особенности политики Югославии отражают специфику ее истории, стремление упрочить свои позиции в Европе, и ни в коем случае не нацелены на нанесение ущерба СССР.

Эта делегация предваряла планировавшийся визит Брежнева в Югославию, и от ее выводов зависели возможности сдвигов в наших отношениях. Но состав делегации предполагал скорее негативные выводы, чем позитивные. Поэтому я предложил, а Тимур принял предложение приехать с делегацией в Москву и участвовать в подготовке отчета о поездке. К сожалению, последовавшее вскоре обострение обстановки в Европе из-за чехословацкого кризиса затормозило развитие советско-югославских отношений.

Надо признать, что ни одна публикация Тимура Гайдара из Белграда не играла на руку противникам улучшения наших связей с Югославией. Он умел находить такие сюжеты, которые пополняли копилку взаимной дружбы и в то же время не позволяли держимордам от идеологии выставлять против них цензорские рогатки.

Если бы на месте Гайдара был какой-нибудь журналист, лишенный его чувства гражданской ответственности и понимания ценности добрых связей наших стран, он мог бы накопать много грязи в угоду царившим в советской пропаганде догматизму и ксенофобии.

Когда через три года я уходил из ЦК КПСС с некоторым повышением в Совет министров Российской Федерации, руководитель нашей консультантской группы Саша Бовин сказал: «То, что ты уходишь, понятно, человек всегда ищет, где рыба, но кто мог бы работать на этом месте?» Я ответил без колебаний: Тимур Гайдар.

Эта кандидатура была согласована с заведующим отделом социалистических стран, секретарем ЦК КПСС К.Ф. Катушевым, и мне было поручено передать Тимуру приглашение на новую работу во время моей поездки в Югославию в числе сопровождающих Л.И. Брежнева в октябре 1971 года. Посоветовавшись со своей женой Ридой, Тимур принял предложение. Состоялся перевод Гайдара из редакции газеты «Правда» в аппарат ЦК КПСС. Он приступил к работе, расположившись в оставленном мною ему в наследство кабинете.

И вдруг случилось событие из ряда вон выходящее. Это как убегающий с поля боя враг стреляет не глядя, а пуля-дура может найти свою жертву. Не прошло и двух недель работы Тимура в аппарате ЦК КПСС, как без уведомления его непосредственного руководителя Бовина Гайдару объявили, что переход с одной работы на другую отменяется и он возвращается в редакцию «Правды». И никаких объяснений.