— Так что, — подытожил свой жизненный урок помощник генерального секретаря, — лучше пользоваться правилом трех гвоздей, пока не будет другой машины.

Ключевой человек в личном аппарате Брежнева — его помощник Георгий Эммануилович Цуканов — умел рассказом житейских историй так представить фигуру генерального секретаря, что он приобретал вызывающие симпатию черты, чего не в состоянии сделать официальная пропаганда. Вот одна из рассказанных Цукановым баек.

Как-то Леонид Ильич говорит:

— Георгий, завтра с утра вылетаем в Днепропетровск.

Я не удержался.

— Жаль, — говорю, — что раньше не узнал об этом, жену бы свою пригласил, а то она тоскует по родному воздуху, считая, что всякая хворь пройдет, стоит только вдохнуть глубоко воздух Днепропетровщины.

— Ладно, — ответил Брежнев, — знаю я твою жену. Мы ей поможем как-нибудь.

Разговор этот был вроде бы мимолетный. Утром мы улетели в Днепропетровск. Мотались там по заводам, по полям, встречались с активом.

На другой день едем машинами к Днепродзержинску. А между этими двумя городами с их заводами есть такое место, куда стали шлак свозить. Горы шлака образовались, дымятся угарным газом. Да еще пыль. Настоящая душегубка. Сколько решений ни принимается о прекращении такого безобразия, никакого толка. Жалобы идут от местных жителей.

Вот Брежнев и велел подъехать к этому месту природной гибели и директоров заводов туда же вызвать.

Пока стояли, выясняли, что и почему, глаза будто солью разъедало. Стали собираться уезжать. Вдруг Брежнев говорит своему начальнику охраны:

— Слушай, Рябенко, я видел, у тебя где-то бутылка большущая с водой припрятана. Давай-ка, тащи ее сюда.

Охранники приволокли какую-то емкость литра на два. Леонид Ильич вылил из нее воду, подошел к самой зловонной куче шлака и стал раскручивать в руках бутыль, как дети сачком бабочек ловят. Потом подходит ко мне, говорит:

— На, Георгий, бутыль с воздухом родной Днепропетровщины. Отдай своей жене. Здесь как раз на один вдох хватит. После этого, надеюсь, тосковать не будет.

Услужливые охранники тут же пробочку подобрали, чтобы плотно бутылку закрыть, и приглядывали за мной, чтобы я ненароком где-нибудь не забыл этот подарок.

Та бутылка у меня долго на видном месте дома стояла. И открывать не надо было, чтобы ядовитость почувствовать. Достаточно было посмотреть на сизое стекло. И мы с женой оба лишь вздыхали, вспоминая Днепропетровщину. Но не ту, о которой напоминала ядовитая бутыль. А из далекого прошлого.

Профессия сочинителя текстов на продажу развивалась вместе с товарными отношениями. Те, кто имел крепкую руку или тугой кошелек, не всегда располагали набором речевых средств для увещевательной или грозной речи. Из числа специально обученных писарей, находившихся под особым покровительством религии, а значит божественных сил, вышли первые составители чужих писем, приказов, речей и даже мадригалов.

Конечно, Цезарю скорее всего не нужна была помощь писаря в составлении лаконичного доклада сенату по поводу Понтийского триумфа: Veni, vidi, vici. Но большинство преемников гегемона не обладали таким даром слова и прибегали к покупному многословию. При них состоял штат официальных письмоводителей.

Во все времена профессия составителя чужих текстов была анонимна. Так она дошла и до наших дней, не имея специального обозначения на большинстве языков.

Лишь высокоразвитое в США авторское право позволило ввести в обиход словосочетание «спичрайтер», которое за неимением русского эквивалента получило с начала 1990-х годов прописку и в нашей политической лексике. Придется прибегнуть к этому определению и при разговоре о советских представителях этой профессии, которые, разумеется, не применяли к себе слово «спичрайтер», ограничиваясь названием своей должности, хотя она никак не могла отражать содержание их каждодневных дел.

Люди, о которых пойдет речь, это — близкие или далекие мои коллеги по написанию чужих выступлений. В работе вместе или порознь ими исписаны горы бумаги, созданы произведения «классики» позднего советского социализма, многотомные сочинения вереницы, или, говоря высоким стилем, плеяды вождей от Хрущева до Горбачева. Но никогда они не назывались официально спичрайтерами. В ведомостях на получение заработной платы и даже премий за подготовку проектов выступлений стояли совсем другие обозначения их должностей.

Думаю, что и позже широко известные спичрайтеры Б. Ельцина, Президента России, Л. Пихоя, Г. Харин, А. Ильин официально именовались как-то более традиционно и отвлеченно от основной деятельности, например советник, референт, консультант. Не случайно в духе прежних правил занимал должность не спичрайтера, а руководителя администрации президента В. Юмашев, главный сочинитель речей и составитель выпущенных Б. Ельциным книг. Что касается выступлений Президента России В. Путина, то причастность кого-либо к их подготовке окутана завесой непроницаемой тайны. Сказывается прошлый опыт секретной работы главы государства.

В представленных здесь заметках нет теоретических обобщений, методологического разбора, анализа слагаемых спичрайтерского труда. Даются просто некоторые зарисовки той работы, свидетелем или участником которой довелось быть автору.

Если они помогут кому-либо в работе над текстами чужих или своих выступлений, помогут отличать авторскую речь от заказной — слава богу! Но главная их цель — показать характер отношений между заказчиком и исполнителем, психологию людей, которые не наделены властью, но должны войти в роль руководителей, находить слова для выступлений от имени стран и по воле народов.

Возможно, многие думают, что писателями такого рода движет чистая корысть. Однако это далеко от истины. Материальный интерес здесь едва ли главный. Более существенен магнетизм маски, соблазн выступить от лица более известного и удачливого, что двигало такими литературными героями, как Фигаро и Сирано де Бержерак.

Впрочем, кто-то может увидеть в той работе и влияние других факторов. В любом случае автор приглашает уважаемых читателей к знакомству с тем, что ему хорошо известно и что представляет собой еще не самый распространенный вид деятельности, хотя теперь уже и не столь редкий, как укрощение тигров.

Первую речь, рассчитанную на высокий адрес, мне поручили написать, когда я, в давние хрущевские времена, работал младшим чином, переводчиком в Отделе Ближнего и Среднего Востока МИД СССР.

Вызвал меня начальник, заместитель заведующего отделом А.П. Павлов, прозванный заглазно просто — Борода. Был он когда-то послом в Бельгии, и тамошние журналисты провели однажды конкурс на самую красивую бороду. Для этого снимки нижней части лица бородатых людей без указания, кому они принадлежат, публиковались в журнале. Наш посол, кажется, и не знал об этой публикации. Но именно он и был объявлен носителем самой красивой бороды.

Естественно, такой факт биографии не обошелся без внимания чутких товарищей. Еще неизвестно, чем бы все кончилось при живом Сталине, но тут наступали времена первой оттепели. Посол был всего лишь отозван в Москву, с европейского направления переведен на восточное и долго не выезжал за границу.

Считался он крепким дипломатом. Но подчиненным, особенно в младших званиях, казался весьма бестолковым. Прежде всего потому, что невнятно давал поручения. Толи в этом проявлялось его презрение к другим, не бородатым людям, то ли пренебрежение, с которым ему самому давались задания свыше.

Не приглашая сесть и не заботясь о том, приготовился ли я записать его слова, Павлов изрек:

— Приезжает премьер-министр и принц из Йемена, вы будете переводчиком при нем, а пока напишите проект речи, пять страниц, срок — два дня.