Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

ВРЕДНАЯ СИЛА ПРИВЫЧКИ

Когда секретарем ЦК КПСС по социалистическим странам стал В.А. Медведев, то я достался ему в качестве некоего наследства от его предшественника К.В. Русакова. До этого назначения Медведев много лет работал ректором Академии общественных наук при ЦК КПСС, вел курс политэкономии социализма, систематически читал лекции как своим слушателям, так и в других аудиториях.

Видимо, от лекторской работы у него выработался, можно сказать, биологический регламент выступлений. Они продолжались ровно полтора часа. Если ожидались вопросы, то выступление длилось час с четвертью, а четверть часа уходила на ответы.

Абсолютно подсознательно этот режим общения был перенесен им на рабочие совещания в отделе ЦК КПСС, на информирование сотрудников о пленумах ЦК, заседаниях политбюро, визитах генерального секретаря за границу. При выступлении на любую тему — пустячную или обширную — уходило ровно полтора часа.

Что касается совещаний или собраний с участием только подчиненных, то, само собой, исполненные восхищения глаза собравшихся были устремлены к начальнику, руки в бешеном темпе заполняли рабочие блокноты, свидетельствуя о понимании сверхценности всей доверенной информации.

Сложнее было в тех случаях, когда на совещание собирались руководители институтов или органов печати, которые сами привыкли произносить речи и с трудом воспринимали длинные выступления, разумеется, если это не касалось встречи с высшим руководителем партии, которым был в ту пору М.С. Горбачев.

Рабочие совещания Медведев проводил, как правило, в своем кабинете, доставшемся от предшественников, в числе которых был когда-то Ю.В. Андропов. Это было вполне просторное помещение, если его использовать просто в качестве кабинета. Если же в него набиралось человек тридцать, то становилось тесно. К тому же помпезная люстра, чуть ли не в три десятка ламп, накаляла воздух так, что кондиционер оказывался не в состоянии поддерживать нормальную температуру. Мозги у собравшихся начинали плавиться, и сознание постепенно отключалось.

Как-то Медведев собрал у себя руководителей средств информации. Набрался полный кабинет. Впервые пришел и главный редактор «Литературной газеты» А.Б. Маковский, корифей советской литературы, автор трудов, которые, казалось тогда, обессмертили его имя.

Согласно своему статусу мэтра и старшего по возрасту из всех редакторов, Александр Борисович расположился на ближайшем к Медведеву стуле, буквально в метре от оратора за столом заседаний, который составлял Т-образную конструкцию с письменным столом хозяина кабинета.

День был мрачный. Уличного света не хватало. И зажгли люстру, которая моментально выжгла весь кислород и наполнила комнату теплом хорошо протопленной печки.

Медведев, изредка поглядывая на лежащие перед ним листки, начал выступление в сложившемся лекционном плане. Доктринер по складу ума, он методично обозначал части своего выступления, выделял слагаемые обстановки традиционными «во-первых», «во-вторых» и т. д. Речь изобиловала категориями, постулатами и общими выводами при минимуме фактов и полном отсутствии имен.

Маковский достал из кармана сложенный вчетверо лист. Из уважения к секретарю сделал вид, что записывает содержание речи. Но, видимо, никак не мог ухватить логику абстрактного мышления. Поэтому написал лишь цифры 1, 2 и на том закончил попытки материализовать услышанное в собственном тексте.

Тогда он стал кивками головы выражать согласие с мнением оратора. Но вскоре оставил и эту форму участия в совещании, тем более что теоретические конструкции речи не имели четкого ритма, выгибались в замысловатые кривые. Это создавало угрозу кивнуть совсем невпопад, когда по тонкому смыслу сказанного надо бы покачать головой из стороны в сторону, выражая удивление или возмущение. С годами собственной руководящей работы у Александра Борисовича сказалась утрата навыков выслушивания чужих длинных речей. Вклиниться в речь Медведева с какой-либо репликой, освежить энергию засыпающего ума не было никакой возможности, поскольку для этого надо было бы проникнуться адекватным абстрактным мышлением.

Маковский терял силы. Он вытащил из верхнего наружного кармана пиджака спасительную сигару, ядовитый дым которой мог бы ударом по нервам вернуть желаемую бодрость. Но в кабинете некурящего педанта не было даже пепельниц, что предопределяло табу на курение.

Безнадежно писатель положил незажженную сигару на неисписанный лист бумаги рядом с застывшим от безделья карандашом. Руки со стола сползли на колени, спина потеряла выправку, голова стала клониться к столешнице.

Медведев непреклонно продолжал выступление, не меняя темпа, не делая пауз или ударений, не обращаясь к слушателям, будто его отделяло от них не расстояние в две вытянутые руки, а пространство между вознесенной над сценой трибуной и теряющимися вдали рядами актового зала.

К середине выступления последняя воля к сопротивлению была сломлена. Голова Маковского застыла в сантиметре от стола. В какое-то мгновение собравшиеся услышали вместо монолога дуэт, когда высокие ноты голоса оратора вдруг сплелись с баритональным похрапыванием главного редактора «Литературной газеты».

Ансамбль был разрушен Медведевым, который оборвал мелодию словами, обращенными ни к кому конкретно и ко всем сразу:

— Да разбудите же его кто-нибудь.

Кто-то сидевший справа от Маковского тронул его за локоть. Голова писателя вернулась в вертикальное положение. Он открыл глаза, взял в руки карандаш. Фигура приобрела выражение сосредоточенности и внимания. Он даже посмотрел на секретаря ЦК, будто хотел спросить: «Так, на чем мы остановились?»

Медведеву и надо было бы остановиться, но он не оценил ситуации, не смог преодолеть инерцию лекционной привычки, поскольку до «звонка» еще оставалось не менее сорока минут.

Речь полилась вновь в той же манере, опутывая слушателей паутиной сложных фраз, из которых не вычленяются отдельные мысленные нити, но формируется одно всеобъемлющее полотно, наглухо запеленывающее сознание.

Лишь опытные аппаратчики и стойкие сидельцы заседаний могут противостоять этому потоку слов, сосредоточиваясь на чем-нибудь важном, но полностью противоположном теме выступления, например на неразрешимой загадке: с кем обжимается его секретарша, пока начальника нет на месте?

Маковского, должно быть, уже не волновала эта тема. Не мог он воспользоваться и другим способом спасения — рисовать квадратики или рожицы, поскольку листок его бумаги находился прямо перед глазами оратора.

Спасения не было. Голова писателя опять начала клониться. Причем на этот раз с инерцией неудержимости. И он хлопнулся лбом о крышку стола.

Медведев оторопел и выключился из системы произнесения речи. Он уставился взглядом на Маковского, словно ожидая какого-то развития событий. И те не замедлили последовать.

Маковский нервно отпрянул от стола, встал и в сомнамбулическом состоянии пошел к двери. Но не к той, которая вела в приемную, а к другой, оказавшейся в поле его зрения и ведущей в так называемую комнату отдыха секретаря ЦК.

Такой поворот дела не входил ни в какой мыслимый сценарий, и вновь Медведев обратился ни к кому:

— Остановите же его наконец!

Быстрее всех нашелся самый молодой и энергичный в то время главный редактор «Нового времени» В.Н. Игнатенко. Он очень ловко подцепил Маковского под локоток, развернул его, словно в туре вальса, и вывел на свежий воздух в пустую приемную.

Медведев вернул себе невозмутимость и лишь одной фразой отметил необычность ситуации:

— Раньше Александр Борисович делал это менее заметно.

Через несколько минут А. Б. Чаковский вернулся как ни в чем не бывало. Речь подошла к концу. Слушатели, демонстрируя понимание, задали несколько ранее заготовленных вопросов. Затем были высказаны слова благодарности за яркий и убедительный рассказ о жизни социалистических стран. Секретарь ЦК, довольный собой, обещал через некоторое время вновь собрать редакторов на такое же творческое обсуждение текущей политики партии. На этом минута в минуту истекли полтора часа.

23
{"b":"934034","o":1}