Сегодня рыбалка необычная, и я меньше всего думал о ней. Волновало и беспокоило другое — неизвестность, а главное, как лучше обеспечить безопасность Ивана Петровича. У нас клев не шел. Так прошло два часа.

— А вы знаете, Алексей Иванович, что-то холодновато. Не желаете ли стопочку рсского глинтвейна? — Иван Петрович обожал на рыбалке горячий портвейн. Никаких других напитков он не признавал. Ему всегда жена разогревала портвейн на спиртовом растворе, доводила его до определенной температуры, а затем помещала содержимое в термос.

— Соблазняете…

— Ах, простите, голубчик, я и забыл, что вы… Ну, а я, с вашего позволения, пропущу одну стопочку. — Он достал термос, налил в серебряную стопку вина, выпил. Причмокнул губами. — До чего же умны были наши предки! — крякнул от удовольствия Иван Петрович. — Впрочем, не во всех отношениях.

Да, клев у нас не шел, как я ни старался. А тем временем мороз все крепчал, сковывал движения и портил настроение.

Я изредка переглядывался с капитаном Насоновым, мысленно задавая ему один и тот же мучивший меня вопрос: «Когда? Ну когда же?» И ждал. Ждал, сгорая от нетерпения, когда же, в самом деле, начнутся события, которые должны будут развернуться здесь, на озерах. Иначе, зачем иностранной разведке понадобилось так настойчиво требовать от меня, чтобы я сюда им доставил ученого Фокина. Так я думал. Так я желал. Мне казалось, что это единственный предоставленный мне случай отличиться и показать на что я способен. Но, к моему огорчению, время неумолимо шло, вот уже наступил полдень, а нас по-прежнему окружала безмятежная тишина. Никто к нам не подходил, никто на нас не нападал.

Я смотрю на застывший в лунке поплавок, требовавший к себе внимания, а мысли мои по-прежнему заняты Фокиным. Вот он сидит рядом, ничего не подозревая, иногда вытаскивает из лунки плотвичку или окунька и радуется, как ребенок, получивший долгожданную игрушку. А я весь в тревоге и напряжении. Ведь и я ответствен за его безопасность. «Мы вместе отвечаем головой за безопасность профессора Фокина», — сказал капитан Насонов, когда решался вопрос о рыбалке.

То ли от холода, то ли произошел спад нервной системы, а может быть, и то и другое, но меня начало клонить ко сну. Невольно вздремнул… Вдруг поплавок вздрагивает и тут же скрывается подо льдом. Я хватаю леску, тяну к себе, она податливо слушается, лихорадочно выбираю леску и не чувствую, чтобы кто-то был на крючке. Вот уже конец лески, и в следующую секунду из моей лунки выныривают… Роджерс и Фани в скафандрах.

— Молодец, Алексей Иванович, — говорит Роджерс, решительно направляясь к Ивану Петровичу.

Я не успеваю опомниться, как они быстро накидывают на Ивана Петровича прозрачный мешок и тут же, схватив его в охапку, скрываются подо льдом.

Я в ужасе оглядываюсь на капитана Насонова, а он как ни в чем не бывало сидит над поплавком. Господи, что теперь будет?

И тогда я, в чем был, ныряю под лед вслед за Роджерсом…

— Голубчик, у вас же клюет, — сквозь сон доносится до меня голос Ивана Петровича.

Открываю глаза, с недоумением смотрю на Ивана Петровича и… радостно улыбаясь, встаю. «Слава богу, Иван Петрович здесь, жив и невредим. И надо же такому привидеться» — первое, что мелькнуло у меня в голове.

— Клюет же… Что с вами, голубчик? — обращается ко мне Иван Петрович.

Едва сдерживая охватившее меня волнение, я в ответ что-то говорю нечленораздельное и беру леску. Вытаскиваю окунька с палец величиной…

— Вот он, миленький, дождался. Какой гигантище, — медленно, тяжело ворочая слова, произнес Иван Петрович.

— Остыли, Иван Петрович? Налить еще стопочку?

— Не откажусь, голубчик, сделайте одолжение.

Я с трудом поднимаюсь со своего места и ватными ногами подхожу к его баулу. По телу побежали мурашки. Чувствую, и я замерз. Едва слушающимися пальцами отвинчиваю крышку термоса, наливаю горячего портвейна в стопку и подаю ее Ивану Петровичу. Иван Петрович выпил, попросил еще, а затем предложил мне. Я не отказался на сей раз.

Кругом по-прежнему было тихо и морозно.

Кое-кто уже начал покидать озера.

Начали собираться и мы. Так, к моему огорчению, мирно закончилась наша рыбалка. Остался в памяти лишь приснившийся мне нелепый сон.

После рыбалки на Медвежьих озерах прошло десять дней, а капитан Насонов молчал. Я терпеливо ждал.

Однажды, поздно вернувшись домой, узнаю, что кто-то звонил и интересовался моей персоной.

Утром позвонил Насонову. Так оно и есть, он хотел меня видеть. Наконец-то.

И вот я у капитана Насонова. Он спокоен, серьезен. На его лице заметна усталость.

— Как дома, Алексей Иванович? Все живы и здоровы? — как всегда интересуется при встрече капитан Насонов.

— Все хорошо. Или, как скажет дочь, о'кей. Спасибо.

— Кстати, как она сдает зимнюю сессию?

— Нормально.

— У вас есть новости?

— Да вроде бы нет. Ждал вашего приглашения.

— Ну, тогда давайте обсудим, как складывается обстановка на текущий момент, и немножко попытаемся заглянуть вперед. Но прежде прочтите вот это. — И Насонов подвинул ко мне отпечатанный на машинке лист бумаги.

Не скрывая любопытства, беру лист, усаживаюсь плотнее на диване.

— Можете читать вслух.

— Хорошо, — отвечаю я, чувствуя, как учащенно забилось мое сердце.

— «Дорогой друг! — начал я. — После нашей встречи прошло шесть месяцев. Пора, как у вас говорят, «подбить бабки». За это время Вы оказали нам ряд полезных услуг, и мы с удовольствием перевели деньги на Ваш счет. Конечно, далеко не все задачи мы с Вами решили, и это нас не может не огорчать. Нам необходимо теперь обратить первостепенное внимание на решение двух проблем. Первая — сообщите точный распорядок работы Фокина (в какое время и на каком транспорте выезжает на работу и с работы), имеет ли собственную автомашину и садится ли сам за руль, номер автомашины. Вторая. Все, что касается любовницы Фокина (адрес жительства, семейное положение, состав семьи). Эти сведения желательно получить как можно быстрее, сохраняя разумную осторожность. Мы надеемся на Вашу расторопность. И последнее. Повторите, пожалуйста, код автоматической камеры хранения. Если к этому времени у Вас будут какие-либо сообщения для нас, поместите их туда. Желаем успеха. Роджерс», — закончил я чтение письма.

— Почему же такая спешка? Что-нибудь случилось? — была первая моя реакция на письмо.

— Может случиться, если мы прошляпим… Как видите, наш расчет с ложным кодом автоматической камеры хранения сработал, и теперь у нас появилась возможность закончить игру. Если, конечно, вы не будете возражать, — говорит Насонов.

— Я в полном вашем распоряжении.

— Вот и хорошо. Дальше медлить опасно. Разведка спешит, как правильно вы отметили. И не случайно. Надо полагать, она, судя по заданию, выжимает из вас последние возможности о Фокине, с тем чтобы завершить свою работу, привлекая для этой цели другие силы, о которых мы можем не знать. А это очень опасно и для Фокина, и для дела. — При этих словах Насонов встал, подошел к столу, налил в стакан воды и крупными глотками выпил. — На сей раз мы дадим им абсолютно достоверную информацию и, больше того, добавим кое-чего горяченького, с тем чтобы можно было и подбить бабки, — закончил Насонов, усаживаясь на прежнее место.

Наступила напряженная минута молчания. Единственно, о чем я сожалел в эти минуты, так это о том, что мне, по всему видно, придется скоро расстаться с чекистами, к которым я так привязался и которых успел полюбить.

— Владимир Николаевич, а что я должен делать? Я готов на все.

— Вам надо сообщить правильный код камеры хранения, предварительно поместив туда подготовленные нами материалы.

— Хорошо, — с облегчением сказал я. — И еще один вопрос можно?

— Я знаю, о чем вы хотите спросить. О рыбалке, да?

— Да.

— Недалеко от поворота на Медвежьи озера за вами из машины «такси» непродолжительное время наблюдала жена известного нам Крота — сотрудника иностранного посольства.