— В омут? Для чего? Это японцы собираются кинуться в омут. И надо помочь им это сделать.

— Хочешь все-таки продать корреспондента?

— Продать, Терентий Дмитриевич.

— Ох, Семен, Семен… Не дают тебе покоя десять тысяч. Ты что же, за золото липу хочешь подсунуть японцам?

— Зачем же липу! И мысли такой не было. Настоящего корреспондента.

— А где он у тебя? Где? Думаешь посадить за стол Яковенко или Санина и заставить их сочинять реляции по ОКДВА. Да Итагаки в два счета разгадает обман и тогда уж наверняка уберет Пояркова. Такое не прощают.

— Повторяю, не липового, а настоящего корреспондента, — сказал Западный, давя на слово «настоящий».

— Так ты в штаб метишь?

— Да.

Дерибас огорченно покачал головой:

— Ну и хитер! Умыкнул идею. Что с тобой делать, Семен, не знаю… — Опять смеялись глаза Дерибаса, опять лукавые искорки вспыхивали в узких прорезях.

— Могу подсказать! Дать своему заместителю распоряжение подготовить приказ о начале контроперации.

— Торопишься больно… Ведь сказал уже: в чужой огород лезем. В других масштабах пойдет измерение. И решать вопрос; быть или не быть этому корреспонденту, придется не нам с тобой. Наше дело доказать, что он нужен. Только доказать!

— Докажем.

— Постараемся, — поправил своего заместителя Дерибас. — Ты вот что, Семен, подготовь доклад и проект приказа. Проект приказа о проведении контроперации… Название потом. Все потом.

— Ясно, Терентий Дмитриевич…, Поярков войдет в операцию под японским именем?

— А как нарекли его в Харбине?

— Сунгариец.

— Сунгариец… — Дерибас поморщился. — Для нас он остается Академиком! И береги его, Семен! По нему японцы будут судить о состоянии погоды на нашем берегу…

22 августа в 3 часа ночи полковник Комуцубара получил первое донесение из Благовещенска. Оно было очень коротким и оторвало полковника от отдыха всего лишь на несколько минут:

«Был у родственников. Все живы и здоровы. Обещали помочь в розыске брата. Он в Хабаровске. Работает на прежнем месте.

Сунгариец».

Комуцубара приказал дежурному тотчас связать его по телефону с Харбином, с Доихарой Кендзи. Пока тот звонками будоражил линию, полковник накинул на себя китель и спустился вниз. Лестница в двадцать ступенек помогла ему собраться с мыслями и подготовить рапорт. Он хотел очень четко и очень торжественно преподнести Доихаре приятную новость. Там, в Харбине, ждут, с нетерпением ждут донесения из Благовещенска. И именно такого.

Ответ в трубке его разочаровал. Да что там разочаровал. Огорчил. Не было в миссии Доихары. Не было дома. И даже в самом Харбине. Он срочно вылетел в Токио. По интересующему полковника делу следует обратиться во второй отдел штаба.

Докладывать сразу расхотелось…

Полковник долго вертел в руках трубку, раздумывая, как поступить. Его, конечно, соединят с заместителем начальника отдела, с этим завистником и интриганом Янагитой Гендзо. Давним конкурентом Комуцубары. Если бы добраться до самого Исимото. Но Исимото не занимается непосредственно левым берегом, и этой операцией тем более. Он удивится неосведомленности полковника и переадресует Комуцубару проклятому Янагите. Еще сделает выговор.

Остается Янагита. Один Янагита. Не докладывать же прямо в Токио!

И полковник попросил дежурного соединить его с заместителем начальника разведки Квантунской армии. Возможно, он еще в штабе. Всем известно, что Янагита работает ночами.

— Полковник полчаса назад уехал домой, — ответили с другого конца провода.

«Спит, — отметил не без удовольствия Комуцубара. — Очень хорошо!»

— Соедините с квартирой!

— Полковник просил не беспокоить его до семи утра.

— Иногда надо беспокоить и до семи утра. И не только полковника. Соедините немедленно!

— Слушаюсь!

Янагита откликнулся сразу. Он или не спал еще, или проснулся при первом звонке.

— Да!

— Говорит полковник Комуцубара. По схеме В-77 поступило сообщение.

— Давайте!

Комуцубара начал читать текст и услышал в трубке напряженное, жадное дыхание Янагиты, даже почувствовал, кажется, как оно горячо.

— Подпись? — спросил Янагита, когда Комуцубара кончил читать.

— Сунгариец.

— Его рука?

— Да.

— Сейчас же отправьте секретным пакетом в Харбин. Все последующие сообщения передавать немедленно.

В начале октября, а точнее, третьего числа, в одиннадцать утра, командующий Особой Краснознаменной Дальневосточной армией Василий Константинович Блюхер принял Дерибаса.

— Никого не пускать до двенадцати! — предупредил командарм своего адъютанта. — Нам хватит часа, Терентий Дмитриевич?

— Вполне.

Через час полномочный представитель ОГПУ простился с Блюхером и вернулся к себе. А еще через двадцать минут уже у себя в кабинете, он подписал секретный приказ о начале контроперации под кодовым названием «Бусидо-мираж». Внизу, перед подписью Дерибаса, стояла фраза: «Санкционирована Объединенным Государственным Политическим Управлением СССР».

— Вот что, Семен, — сказал Дерибас, после того как все формальности были соблюдены и приказ с планом проведения контроперации спрятан в сейф, — надо форсировать второй этап. Академик должен выйти на Корреспондента…

— Командировка в Хабаровск?

— С вечерним поездом. Описание места встречи, приметы Корреспондента подготовить сейчас же. Диалог составите вместе с Академиком по возвращении из Хабаровска.

— Родственник поедет?

Дерибас мысленно проследил за Академиком, чужим, придирчивым взглядом оценил все и сказал:

— А где живет этот родственник?

— По легенде — в Хабаровске.

— И адрес известен?

— Старый адрес. Его, кажется, проверяли китайцы — так полагает Академик. Сомнений, во всяком случае, не выражали.

— А японцы?

— Неизвестно.

— Теперь проверят. Что за люди эти родственники?

— Бывший работник таможни. Семья из шести человек, старший сын женат, двое детей…

— Кто близок к Корреспонденту?

— Старик. Он из бывших офицеров, добровольно перешедших на сторону Советской власти.

— По версии?

— На самом деле.

— Сын может встретить Академика?

— Они не знакомы.

— Дайте фотографию Академика, назовите приметы, установите пароль.

— Может быть, лучше явиться прямо домой? У них особнячок, тихое место…

— Нет, пусть встретят. И повеселее, как желанного гостя.

— Предполагаете слежку?

— Надеюсь… Если откровенно, то даже хочу, чтобы проследили.

— Это осложнит нашу операцию, Терентий Дмитриевич.

— Облегчит.

С недоумением Западный посмотрел на Дерибаса, потом, поняв что-то, улыбнулся:

— В некотором смысле облегчит… Значит, начинаем?

— Начинаем, Семен. Ни пуха ни пера!

Еще через час от рыбацкого причала отошла плоскодонка. Тихо отошла, никем не примеченная, как отходят лодки, которым плыть некуда: покружат у берега или, обогнув косу, в безветрии замрут у лески с поплавком, как на якоре. И сидел в лодке один лишь человек, похожий на рыбака — широкополая панама, плащ из брезента, на корме притороченная к сиденью удочка. Греб не торопясь, плавно кладя весла на воду и так же плавно, без плеска и брызг, поднимая. Плыл вниз по Амуру, не отдаляясь особенно от берега и не выходя на стремнину, останавливаясь то и дело, словно раздумывая, плыть ли дальше или свернуть за утес и стать там.

Как ни ленился рыбак, как ни губил попусту время, а шла лодка. Весла и волна относили ее от причала, и город таял постепенно вдали, а потом и вовсе исчез, заслоненный высокими выступами берега.

Рыболов положил весла, размотал леску и закинул удочку. Вода была по-осеннему теплая, хотя над рекой и летел знобкий ветер и рябил гладь. Не водилась тут рыба, а если и водилась, то не выходила в такое время, при полном солнце, на плес, держалась у берега, в тишине и полумраке заводей.