И Жерехова через силу улыбалась, стараясь прогнать мрачные мысли.

Однажды Анатолий Тимофеевич сказал:

— К вам Плышевский приехал. Пропустить?

В глазах Жереховой мелькнул испуг.

— Не надо.

— Вот и я так думаю, что не надо.

— А вы–то почему так думаете?

— Полагаю, отмучились вы с ним. Сыты небось по горло.

— Это точно, отмучилась.

— Ну вот. И хватит пока об этом.

Другой раз Жерехова сама спросила:

— Да вы откуда? Здесь, что ли, служите?

— Пока здесь, — улыбнулся Зверев.

Через два дня Жерехова начала вставать, прошла головная боль, появился аппетит.

— Все сулитесь поговорить, — укоризненно сказала она Звереву. — А когда же время–то для разговора настанет? Скоро уйду от вас. Опять туда.

Она неопределенно махнула рукой и тяжело вздохнула.

— Время найдем, Мария Павловна. А вот на фабрику сейчас возвращаться не советовал бы.

— А куда же прикажете податься?

— Надо вам уехать на месяц, отдохнуть. Чтоб вздохнули полной грудью, отвлеклись от мыслей всяких.

— Мысли мои всегда при мне останутся. А вернусь, опять то же, — угрюмо ответила Жерехова…

— Нет, не то же. К примеру, кое–кого на прежнем месте, может, уже не найдете.

Жерехова с тревогой посмотрела на Зверева и опустила голову.

— У меня с ними один ответ, — тихо произнесла она.

— Нет, разный. Вы себя уже таким судом судили, который им и не снился. А они… они жизнью своей довольны. И бросать свои дела добровольно, кажется, не намерены. Их заставить надо.

Жерехова снова посмотрела на Зверева.

— А ведь вы, Анатолий Тимофеевич, не здешний.

— Ну и что? — улыбнулся тот. — Теперь и разговаривать со мной не станете?

— Человек вы хороший. А то бы, конечно, не стала.

— Эх, Мария Павловна! Много ведь хороших людей вокруг. Не заметили вы их только. Ну, да ладно. Ведь условились, что разговор будет потом, как выздоровеете. Ладно?

— Да уж ладно, — вздохнула Жерехова.

А через три дня этот разговор состоялся в кабинете у Зверева.

— Присаживайтесь, Мария Павловна, — сказал он. — Устали, небось? А теперь давайте я вам все расскажу, как вы жили и что вы делали…

— Ну нет, милый, — решительно прервала его Жерехова, вытирая платочком со лба бисеринки пота. — Рассказывать буду я. Другой выход у меня — только головой в петлю. Вот расскажу, а там уж решайте, как знаете.

Все эти дни Геннадий Ярцев занимался другим, не менее сложным делом.

«Раз идут хищения, идет и сбыт», — сказал Басов. Новые методы хищения были теперь установлены, их оказалось два: в виде «левой» продукции, то есть лишних шапок, и в виде целых шкурок. Соответственно должно было существовать и два канала сбыта. Вот их–то и требовалось найти.

«Левые» шапки могли сбываться только через магазины, где у преступников были сообщники. Такой магазин уже удалось нащупать. Но каким образом доставляется туда «левый» товар? Проверка показала, что количество коробок с шапками теперь строго соответствует накладным. И, однако, хищения продолжаются.

Геннадий потерял покой. Шутка сказать: хищения продолжаются! Это означало, что пока он, Ярцев, медлит, государство продолжает нести ущерб, люди — сотни, тысячи покупателей — продолжают получать заведомо недоброкачественную продукцию, а группа хищников продолжает обогащаться.

Уже дважды звонили из райкома партии: «Как продвигается дело по меховой фабрике?» — и Геннадий, краснея, отвечал: «Заминка произошла, товарищ Васильев. Но скоро, честное слово, закончим».

На третий день приехал молодой следователь из прокуратуры, высокий, худой, в больших роговых очках. Ломающимся баском он участливо сказал:

— Ну, Геннадий, давай рассуждать вместе. Согласен?

— Согласен.

— Значит, так. Как эта «левая» продукция туда попадает? Вариант первый: подделка накладных. Сначала там ставят истинное количество вывозимых шапок, потом, возвратившись на фабрику, переделывают подлинник и копию накладной в сторону уменьшения.

— Вариант отпадает, — покачал головой Ярцев. — На фабрике в бухгалтерии сидят честные люди. Проверено.

— Так, — не сдавался следователь. — Превосходно. Тогда должен быть второй вариант. Что подсказывает опыт?

— Опыт подсказывает, — снова улыбнулся Геннадий, — что может быть пересортица.

— Ага! — обрадовался следователь и на всякий случай уточнил: — То есть общее количество шапок указывают верно, но дорогих сортов отправляют больше, чем значится в накладной. Разница — в карман.

— Совершенно верно.

— Ну, а если нагрянуть с ревизией в магазин, как только машина туда придет?

— И этот вариант мы обдумали, — вздохнул Геннадий. — Ничего не получится. Ведь они тут же смешают новые шапки со старыми, которые уже есть в магазине. И привет — все концы в воду!

— Так–таки уж и все?

— Будь уверен. Спокойненько начнут продавать у тебя под носом и те и другие.

…Вечером, после работы, Геннадий отправился домой пешком. Густо валил снег. Мутными, желтоватыми пятнами проступали над головой уличные фонари. Геннадий шел медленно, выбирая самый длинный путь по глухим, безлюдным переулкам. Снежинки перед глазами падали неторопливо, монотонно, бесконечно. В этот момент думалось удивительно легко и спокойно.

Геннадий вспоминал свой разговор со следователем. Как это он спросил: «Так–таки уж и все концы в воду?» И Геннадий ответил ему: «Будь уверен». Но почему–то он сам сейчас не очень в этом уверен.

Вот идут шапки с фабрики в магазин. В дороге их задерживать бесполезно. Это ясно. В самом магазине тоже. А потом они переходят в руки покупателей и исчезают из поля зрения, бесследно исчезают, не найдешь их. Постой, постой!..

Геннадий даже приостановился, усталость точно смыло с его лица, оно стало сосредоточенным, глаза зорко всматривались во что–то за сплошной стеной падающих снежинок.

Бесследно исчезают? Бесследно? Нет, совсем нет. Следы остаются. И, кажется, очень важные.

Геннадий снова двинулся вперед, незаметно для себя все убыстряя шаг. Он мечтал сейчас только об одном: чтобы скорее наступил завтрашний день…

На следующее утро, часов около одиннадцати, черноглазый лейтенант Арбузов, красавец и весельчак, появился в скромном помещении горторготдела. Молодые сотрудницы невольно отрывались от бумаг, счетов и арифмометров, бросая быстрые, но вполне, казалось, равнодушные взгляды на нового посетителя.

Арбузов остановился около кабинета заведующего инспекционным отделом и вежливо постучал.

…Час спустя он возвратился к себе на работу. В комнате Ярцева собрались сотрудники его отделения.

— Дело, значит, обстоит так, — доложил Арбузов. — Последняя ревизия в магазине была два месяца назад. Следующая будет проведена по нашей просьбе через два дня. После каждой ревизии все кассовые чеки и контрольные ленты направляются на утиль базу для переработки.

Геннадий прошелся по комнате.

— Помните, товарищи, ко дню ревизии у нас все должно быть готово.

…Утром в четверг Арбузов доложил Ярцеву:

— Ревизия в магазине началась.

— Порядок. Завтра поедем на утильбазу.

Работа оказалась еще сложнее, чем предполагал Геннадий. С самого утра во двор базы урча въезжали грузовые машины с туго набитыми мешками. На каждой машине их было по нескольку десятков. В мешках были кассовые чеки и контрольные ленты из магазинов, с которыми база имела договор на получение утиля.

Рабочие торопливо разгружали машины, и мешки один за другим летели по наклонному дощатому настилу в обширный подвал. Там их подхватывали сотрудники Ярцева. Каждый мешок тут же вспарывали, и по чекам устанавливалось, из какого магазина они доставлены.

Количество мешков уже перевалило за четвертую сотню, их везли из самых различных магазинов, но мехового среди них не было.

— Эх, братцы, а что если их сегодня и не привезут? — вздохнул Арбузов, с усилием расправляя затекшую спину.

— Да–а, работенка! И закурить нельзя, — проворчал другой сотрудник. — Может, выйдем?