Вик замерла от неожиданности, а Эван, укладывая её на кровать, еле выдавил из себя:

– Ни слова…

– Как стыдно… – все же смогла сказать Вик. Эван, ложась рядом и снова обнимая её со спины, фыркнул в макушку Вик:

– В который раз возношу молитву, как удачно я тебя поцеловал тогда под мостом князей. Сейчас бы это было проблематично.

Вик еле сдержала смешок:

– Прости… От меня одни проблемы…

– Вот еще, я тоже очень могу доставлять проблемы… – он поправил одеяло и напомнил: – ты говорила что-то о менталистах…

Вик развернулась к нему:

– Расскажи мне о ментальной магии?

Эван чуть нахмурился, собираясь с мыслями:

– Это страшилки эфирников. Это придумали писатели-фантасты, пугая народ, эфирников и себя. Менталистов не существует.

– Почему? – не поняла его Вик – Маркус очень даже существует, и иного объяснения его странного поведения, она не видела.

– Потому что магия – это наука, одна из. Эфиру всегда для воздействия нужна физическая составляющая: температура, стихия, материя… Мысль же нематериальна. На то, чего нет, нельзя и воздействовать. Может, когда-нибудь наука и откроет, что такое мысли, но пока менталистов нет, потому что нет предмета воздействия. Это официальная точка зрения на проблему менталистов.

Вик нахмурилась – интересно, а Маркуса поставили в известность, что он невозможен?

– А… эмпаты? Они существуют?

Эван, старательно подавляя зевок, пробормотал:

– Тоже пока нет. Мы не знаем, как зарождаются эмоции, что за них отвечает…

– Гормоны! – тут же напомнила Вик. – Гормоны отвечают за эмоции. Это уже доказано. Эпинефрин отвечает за состояние «бей или беги!»… И… Еще… Андростени… – она замолчала, не в силах вспомнить. – Мужской гормон, он вызывает агрессию…

Эван кивнул:

– Вот поэтому опыты пока под запретом – негуманно будить в людях агрессию или страх. Эмпатов не существует, и я надеюсь, даже война не породит их – военное ведомство еще не сошло с ума, чтобы ставить такие эксперименты…

Вик нахмурилась, почему-то в голову упрямо лезли Ривз и Блек… Ведь если есть Маркус – менталист, тот, кто не существует, то могут существовать и другие менталисты, эмпаты, эфирники, умеющие воздействовать на разум. И тогда резко изменившийся Ривз, или крайне воспитанный Блек… Вик с трудом проглотила комок, вставший в горле – думать о таком не хотелось, думать о таком просто страшно.

– Вики?

– Да? – она заглянула Эвану в глаза и все же сказала: – Маркус – менталист. Ему бокор удалил язык.

– Это… Точно? – Было видно, что Эван всерьез обдумывает её слова, он не отмахнулся, что это невозможно.

– Это… – Вик призналась: – Гипотеза, но крайне правдоподобная. Ты не знаешь, но он арестовал…

Эван кивнул:

– Брок рассказал о Блеке. Но ведь это Гилл мог рассказать.

Вик тут же спросила очевидное:

– Зачем? Зачем Гиллу такое говорить отцу Маркусу? Его Мюрай и все случившееся не касается. Он бы не стал о таком говорить. Его волнует одно – чтобы мы нашли того, кто наложил проклятье и чуть не убил его за компанию с Ривзом. Возможно, его еще волнуют деньги. И я помню твои слова, что Гиллы неподкупны. А Ривз не был садистом, а Блек воспитан и искренне недоумевает от вспышек гнева Фейна. Вот это вообще за гранью.

Эван задумался, замолчал надолго, а потом признался:

– Тот случай, когда хочется, как Брок, промычать…

– Ммм… – понятливо повторила Вик и зевнула. – Согласна… И… Давай спать… Я умираю от усталости, был очень трудный день. И будет еще нелегче.

– Спи, – согласился Эван, ложась на спину и устремляя взгляд в балдахин кровати. Кажется, сон от него сбежал, но у Вик уже не было сил разговаривать. Она свернулась в своем полотенце калачиком и провалилась в сон, опять полный грязи и мрака. Высокие качающиеся деревья, нелиды, тянущие к ней свои корявые сучья, нера Моро с родинкой «роковая любовь», Маркус, превращенный в обрубок, как неизвестный погибший парень-альбинос, странная фигурка из дерева или кости. Человеческой кости, вдруг ясно поняла Вики во сне.

Утро было незаслуженно солнечным и ярким. Эван сам принес для Вик завтрак и открыл жалюзи, запуская в спальню солнечные лучи. Он приподнял створку окна, запуская свежий морозный воздух – из-за растопленного камина в спальне было душно.

Вик передернула голыми плечами – ночью она где-то потеряла полотенце, в которое её укутал Эван.

– Доброе утро? – Вик заставила себя улыбаться, надеясь, что утро и впрямь будет добрым.

– Доброе утро, – твердо сказал Эван, тяжело опускаясь на кровать с подносом, который перед этим взял со стола. – Как твое самочувствие?

Вик натянула на плечи одеяло и призналась:

– Мерзковато, но я готова к бою. Какие планы на сегодня?

– Пока… Ждем Николаса, чтобы он осмотрел тебя, Брока и Одли. Потом будет видно.

Вик вытащила из-под одеяла свою левую ногу, показывая её задумчиво выгнувшему бровь Эвану:

– Видишь, даже рубец бледнеет. Все хорошо – мне не нужно лечение. И три дня покоя…

– Заканчиваются только сегодня вечером, – строго напомнил Эван.

Вик, делая глоток чая, взмолилась:

– Но мне надо быть на вскрытиях! Это очень важно, ты же знаешь.

Эван, намазывая на гренку апельсиновый джем, начал было:

– Вскрытия…

Только Вик его перебила, её даже протянутая гренка не остановила:

– Их стоит начать уже сегодня, несмотря на праздничный день! Мы не сдвинемся в расследовании без результатов вскрытия, а чернокнижник будет продолжать убивать и убивать, как ни в чем не бывало.

Эван нашел в себе силы спокойно повторить:

– Вскрытия начнутся после обеда – я с трудом уговорил судебных хирургов Картера и Вернера выйти на службу. Они согласны провести сегодня по два вскрытия. Большего от них не жди. Я…

– Парень-альбинос. Нера Моро. И два любых тела в хорошей сохранности, – тут же сказала Вик. – И я на вскрытии. И отец Маркус настаивал на своем присутствии на вскрытии парня.

– Я ему телефонирую… Но! Сперва все же осмотр Деррика – он должен вот-вот заскочить… Кстати, Брок тоже настаивает на своем присутствии на вскрытии. Забавно смотреть, как он пытается не разорваться на сотню мелких Броков – он обещал сегодня лечиться, он честно собирался штудировать дневники неры Моро, а еще его волнуют оба расследования, и какому из них отдать приоритет он так не решил…

– Эван, без Николаса никак?

Он отрицательно качнул головой, и в комнате запахло гарью, как всегда, когда он уже принял окончательное решение… Или просто волновался за Вик. Она вздохнула и смирилась:

– Хорошо, Николас так Николас. А почему он не дома? Он уже должен был вернуться с дежурства…

Эван крайне серьезно посмотрел на Вики и, словно для храбрости сделав глоток чая, сказал:

– Ночью прибыл корабль-госпиталь… Привезли много раненых, Деррик телефонировал, что вернется домой всего на час – только осмотреть вас, и вернется обратно в госпиталь… Газеты из-за выходных не выходят, новостей никаких нет, но, судя по количеству раненых, дела на фронте плохи. И будут скоро еще хуже. Деррик говорит, что, судя по разговорам раненых, дела катастрофичны или близки к тому. Чего-то подобного я ожидал со дня на день.

Вик отложила недоеденную гренку в сторону:

– Почему будет хуже? – Впрочем, потом она сама поняла, почему, но Эван уже принялся отвечать:

– Потому что нужно время, чтобы обработать самородный потенцит, но рано или поздно, его применят на фронте. И что-то мне подсказывает, что это вот-вот произойдет.

– И что тогда…?

– И тогда, Вик, Аквилита окажется между молотом и наковальней. Между Вернией и Тальмой.

Вик нахмурилась – в политике она не разбиралась, отец держал её от этого как можно дальше. Политика – это для Чарли, политика –это для мужчин.

– Верния не решится напасть на Аквилиту…

– Верния могла остановить войну одним только фактом – ей стоило заявить о количестве потенцита в стране, и вряд ли король решился бы в таких условиях на военную операцию. Но они предпочли промолчать. В этой войне, как в любой другой, нет правых и виноватых. А Аквилита стоит на пустоте, и это всегда надо помнить. Как помнит об этом факте наш Генштаб.