Мы пересекли двор и вошли в замок. Пройдя плеяду коридоров, залов, оранжерей и лестниц, мы оказались в башне. В той самой, куда я проникала тайком. Я вздохнула с каким-то мучительным облегчением. Значит, меня все-таки ведут к Хранителю.

Подъем был не таким трудным и долгим, как я ожидала. С помощью магии мои конвоиры переместили нас на один из верхних этажей. Двое, что держали меня за руки, остались на месте. Третий кивком головы велел следовать за ним.

Мы поднимались узкими винтовыми лестницами, которые освещали яркие лампы, горящие синим огнем. Иногда мужчина оборачивался, проверяя, иду ли я следом. Но у меня даже мысли не возникало сбежать.

Я упрямо шла за ним, шаг за шагом. Не чувствуя ни усталости, ни боли в ногах. Мрачная решимость вела меня и придавала сил. А еще нестерпимо хотелось увидеть Морана. Пусть и при таких обстоятельствах.

Мы поднялись на последний этаж и остановились. Ни окон, ни дверей не было. Лишь голые стены, освещенные светом ламп, да высокий купол крыши.

Мужчина подошел к одной из стен и прикоснулся к камню. Он что-то прошептал и убрал руку. Стена исчезла, вместо нее появился широкий коридор. В нем было настолько светло, что у меня заслезились глаза.

В конце коридора была одна-единственная дверь. Неприметная и узкая, как большинство дверей замка. Но я чувствовала, что за этой дверью находится он. Моран. Я осязала кожей его присутствие. Ощущала тепло его рук. И почти явственно слышала его дыхание.

Мы приблизились. Дверь сама распахнулась перед нами. Мужчина схватил меня за запястье и провел внутрь.

Огромное помещение, такое же светлое, как и коридор. Десятки окон, за которыми бушевала гроза. Бесчисленные полки с книгами, на которых царственно восседали вороны.

Почти полное отсутствие мебели, в центре — светящийся постамент. А перед ним стоит он… Хранитель. В темно-синем плаще, руки сцеплены в замок. В глазах отражаются огоньки ламп.

Холодный и беспристрастный. Именно таким я его увидела впервые. Именно таким вижу и в последний раз. Круг замкнулся. Меня пробрало какое-то безумное веселье, на грани истерики. Я закусила губу до крови, чтобы не рассмеяться или, хуже того, не расплакаться.

— Хранитель, она явилась сюда четверть часа назад, — сказал мой провожатый, — я решил, что будет правильным сразу привести ее к вам.

— Ты поступил верно, — ответил Моран, — а теперь оставь нас.

Мужчина подобострастно поклонился и вышел.

Мы остались вдвоем. Я не решалась поднять глаза. Некоторое время мы молча стояли, не шевелясь. Он — у этого причудливого постамента. Я — в двух шагах от двери.

Теперь, когда он был так близко, моя решительность рассказать всю правду улетучилась. Только сейчас я поняла, что самым страшным для меня были ни камера, ни пытки Пролана, ни смерть.

Самым страшным было сказать ему, кто я на самом деле. Самым страшным было его разочарование во мне. Которое неизбежно превратится в презрение, а, возможно, в холодную ненависть.

Но если я струшу сейчас, и не скажу то, ради чего пришла, то сама себя начну презирать. Хватит быть трусихой и дурой! Я дотронулась до лифа, до того места, где были спрятаны перья ворона и подняла глаза. Наши взгляды встретились. По телу пробежала дрожь. Моран первым нарушил затянувшееся молчание.

— Твое лицо… — он не договорил.

А я и забыла, что на моем лице сияет огромный синяк, и разбита губа.

— Это…Один из королевских гвардейцев постарался, — нехотя ответила я, — но это неважно. Моран, я пришла, чтобы…

— Хранитель, — холодно перебил меня он.

Я непонимающе заморгала.

— В этом месте ты должна называть меня только так.

Я дернулась, словно от удара. Боже, как же больно! А ведь я еще не сказала самого главного. Нервно сглотнула и постаралась взять себя в руки.

— Хранитель, — произнесла я, глядя ему в глаза, — я пришла сюда, чтобы рассказать нечто очень важное.

Моран сделал несколько шагов вперед и стал медленно расхаживать вокруг постамента.

— Неужели? — с сарказмом сказал он, — и о чем же именно ты хочешь поведать? Может, о том, как сбежала, пренебрегая моей помощью? Или о том, как блуждала по лесу и чудом не погибла? Или о том, как тебя схватили королевские шавки и избивали?

Он резко подошел ко мне, дотронулся до моего лица и взглянул в глаза. На секунду кожу под глазом словно укололи сотни иголочек, через мгновение ноющая боль прошла, а ссадина затянулась.

Моран по-прежнему взирал на меня. Губы сузились в тонкую ниточку, в глазах полыхал недобрый огонь.

— Кто это сделал? — почти шепотом сказал Моран, не убирая руки с моего лица, — кто этот мерзавец? Ты сможешь узнать его?

От его прикосновения стало только хуже. Раскаленная боль пронзила меня насквозь. Мысли и чувства трепетали, как пойманные птицы. Я покачала головой.

— Это не имеет значения, — прошептала я, — это уже в прошлом.

Хранитель резко отдернул руку и отошел от меня на несколько шагов назад. Я стояла в странном оцепенении. Я не могла ни пошевелиться, ни вымолвить ни слова.

Меня раздирали в клочья мысли, чувства, воспоминания. Пронзительный крик ворона вывел из ступора. Ворон метался по залу и что-то выкрикивал на своем птичьем языке.

Моран нахмурился и что-то тихо произнес птице. Ворон прокаркал в последний раз и стремительно вылетел в окно.

Я перевела взгляд на Морана, он выглядел озабоченным. Но уже через секунду принял свой обычный вид. Тот самый — морозный и чужой. И все-таки любимый… Я тряхнула головой. Довольно. Пора начинать свою исповедь.

— Хранитель, — произнесла я спокойным и тихим голосом, — я сбежала в тот день, чтобы выяснить правду. Я хотела узнать о своем даре видеть прошлое, будущее или чужие воспоминания. Я надеялась, что смогу найти и предъявить доказательства своей невиновности. Доказать, что на самом деле я видела не живого эльфа, а лишь фантом. Только один человек в этом мире мог помочь мне в этом, направить меня и открыть этот дар…

— Старая травница, — пробормотал Моран.

— Да, — продолжила я, — и мое путешествие оказалось не напрасным, хотя и не самым простым. Я узнала правду. И хочу тебе ее открыть.

Я замолчала. Признаваться в том, что я совершила, было невыносимо. Трудно и больно. Мой конец совсем близок, я чувствовала это. Но мне повезло — я успела насладиться коротким счастьем взаимной любви.

Моран внимательно смотрел на меня. Я заглянула ему в глаза и, к своему удивлению, увидела в них необъятную печаль. Словно он тоже чувствовал эту безысходность и скорую гибель.

— Что тебя тревожит, Лиза? — неожиданно мягким голосом произнес он, — почему ты замолчала?

Я набрала побольше воздуха в легкие, сжала руки в кулаки и отчетливо сказала:

— Потому что я знаю, кто привел меня в ваш мир. Знаю, кто заключил сговор с эльфом. Знаю, кто пытался меня отравить. Я знаю, кто совершил покушение на короля. По крайней мере, имя одного из этих людей.

Хранитель переменился в лице. Он подошел ближе, не сводя с меня ледяных глаз.

— Продолжай, — пугающе-спокойным тоном сказал он.

От его интонации пробежал холодок.

«Назад пути нет. Назад пути нет», — как мантру, повторяла мысленно я. Быть сильной и смелой. Надо быть. Я сделала шаг вперед к Морану, вскинула голову и твердым голосом произнесла:

— Вспомнить мне помогла Мэнни своим отваром и веткой, что дала. Я уснула, держа эту ветку в руке. А когда проснулась, то вспомнила… Вспомнила, что в этот мир меня привел эльф…

Моран подскочил ко мне и вцепился руками в плечи. Глаза его сверкали так же, как бушующие молнии за окном.

— Ты…Ты вступила с ним сговор? — хрипло сказал он, сдавливая мои плечи.

Я не вырывалась из его рук, не пыталась ослабить хватку. Стоя неподвижно, я смотрела в его глаза и не могла вымолвить ни слова. По щекам потекли слезы.

— Да, — прошептала я.

Моран разжал руки и отошел от меня. Слезы уже лились нескончаемым потоком.

— Он говорил что-то про право рождения, — сдавленно продолжила я, — что я скреплена с ним незримой печатью по праву рождения. Воспоминания об этом еще смутные и расплывчатые…