Моран ничего не ответил. Он поднял какую-то сухую веточку, задумчиво покрутил ее в руке, кинул в костер и пристально смотрел, как она сгорает. Затем опустил голову, потер лоб рукой и тихо вздохнул.

— Поразительно, — тихим голосом произнес он, — до чего может довести одна неверная фраза, сказанная невзначай. До чего может довести неведение. До обвинения. До режущих кожу оков. До унизительных проверок. Знай ты о нашем мире больше, вряд ли бы стала говорить об эльфах.

Я с изумлением уставилась на него. Я не ослышалась? Это точно он сейчас говорит? Он головой ударился, что ли?

— Ты веришь мне? Веришь, что я невиновна? — недоверчиво спросила я, глядя в его глаза, казавшиеся теперь темно-синими.

— Тот, кто находится в сговоре с эльфом, не станет говорить во всеуслышание о том, что видел его. Твои предположения о том, что ты увидела чьи-то воспоминания, а не настоящего эльфа, очень похожи на правду…

Я отвернулась и нахмурилась. В чем-то был подвох. Не может он мне верить.

— Но, с другой стороны, — продолжил Моран, — человек, не имеющий скрытых мотивов, не станет тайно забираться в башню Хранителя.

— Но я… — начала я говорить, но Моран прервал меня:

— И уж тем более, невиновный человек ни за что не станет пытаться узнать намерения Хранителя. Невиновный человек не станет требовать зеркало показать намерения и сущность хранителя… Пролану был нужен малейший повод, чтобы заточить тебя в тюрьме. И он нашел его. Ты сама преподнесла ему его на блюдечке. Ему даже ничего делать для этого не пришлось. Для него это — неопровержимое доказательство того, что твои намерения нечисты. Что ты служишь эльфам. Своим поступком в пещере ты подарила Пролану возможность посадить тебя в камеру. Или хуже того, казнить…

Я фыркнула. Судя по всему, в этом мире про презумпцию невиновности не слышали.

— Меня не могут казнить за то, чего я не совершала! — воскликнула я, — это просто абсурдно! И вообще, почему бы этому Пролану, да и всем вам не заняться поиском того, кто пытался меня отравить! Это — настоящее преступление! Меня же обвиняют, следуя какой-то безумной логике и ложным доводам.

— Преступника ищут, — медленно произнес Моран, — я имею в виду того, кто покушался на твою жизнь. Остальное мы можем обсудить позже. Пора уходить.

Хранитель с тяжелым вздохом поднялся на ноги и протянул мне руку. Я этот жест проигнорировала и отвернулась от него. Нехотя встала и осмотрелась. По-прежнему стояла глубокая ночь.

— Разве мы не переместимся, как обычно? — спросила я.

— Нет, — отрезал он, — не здесь.

И решительным шагом направился в сторону гор. Ничего не оставалось, как идти следом. Я глазела по сторонам и раздумывала о том, не сбежать ли сейчас, пока он не видит. Это была очень заманчивая мысль. Вот только бежать было некуда. Пустынная местность, по которой мы шли, была обрамлена горами. В какую сторону я бы не побежала, на моем пути везде вставали высокие хребты. А в одиночку их не перейти. Но как только мы пересечем горы…

— Надеюсь, у тебя хватить здравого смысла не сбежать, — прервал мои размышления Моран, не оборачиваясь, — в этом месте ты непременно погибнешь.

Я хмуро посмотрела ему вслед.

— Ты что, умеешь мысли читать? — не сдержавшись, спросила я и услышала тихий смех.

— Не обязательно уметь читать мысли, чтобы понимать очевидные вещи, — ответил он, не сбавляя шаг.

Я промолчала. Тлеющий позади костер какое-то время освещал дорогу. Но с каждым шагом становилось темнее. Я взглянула на небо. Тусклый месяц находился на том же месте, что и час назад. Небо, деревья и весь унылый пейзаж в этом месте словно застыли в одном мгновении. Как кадр на фотоснимке. Даже ветер однообразно завывал на одной протяжной ноте, как заевшая пластинка. Меня это насторожило.

— Моран, — обратилась я, глядя на его спину, — как скоро будет рассвет?

— Здесь не бывает рассвета, — ответил он, не поворачивая головы, — это место вечной ночи.

Я поежилась. Ночь я любила, конечно. Но здесь она была мрачной, неподвижной. Мертвой. Отсюда хотелось убежать сломя голову. До тех пор, пока над головой не засияет солнце. На бег сил не было. Но все-таки я прибавила шагу и сравнялась с Хранителем.

— Где мы? — спросила я, — что это за место такое?

Вообще-то я должна была раньше спросить об этом. Но меня интересовали более насущные вопросы, да и в голове еще был легкий сумбур.

— В Пограничье. На границе между миром людей и миром теней. Там, — он указал рукой назад, туда, где мы сидели, — дальше за горами находятся низины. А вот за этим хребтом, — теперь он указывал вперед, — уже наш мир. Мир людей, жизни и солнца.

Я посмотрела на то место, куда он показывал. Расстояние до гор было приличное. За день бы одолеть. Точнее, за ночь. О том, как долго мы будем карабкаться по горам, и насколько это будет опасным, я старалась не думать.

— И все-таки, почему бы нам просто не переместиться? — спросила я.

Конечно, я вовсе не спешила вернуться в Цитадель, но и это место большого восторга не вызывало. Кто знает, что за существа могут здесь таиться.

— Потому что магия искажения пространства здесь не действует. Любой, кто решится отправиться в низины, пересечь Пограничье и вернуться, должен пройти этот путь сам. Своими ногами.

— Понятно. Но почему мы оказались именно здесь? Почему не в Цитадели? Это произошло из-за разрушения пещеры? Из-за того, что мы упали в пропасть?

— Потому что я так решил, — твердым голосом ответил он, — а теперь давай помолчим. Побереги силы для долгого пути.

От удивления я сбавила шаг и на мгновение остановилась.

«Потому что я так решил».

Но зачем? Для чего ему понадобилось перемещаться сюда? В это лишенное жизни место? Если бы он хотел бросить меня здесь, то давно бы сделал это. Он мог оставить меня еще там, в визжащей пещере.

Вопросов прибавилось еще больше. А ответов все не было. Сплошной квест какой-то. Я пообещала себе, что найду ответы. А пока предстояло пересечь эту местность с Хранителем, нравилось мне это, или нет. Но как только мы окажемся в мире, полном жизни и солнца, я сбегу. Довольно проверок и новых обвинений! Пока я смутно себе представляла, как сделаю это, но у меня еще было время, чтобы подумать об этом.

Я взглянула на высокую фигуру Хранителя, и проклятая иголочка уколола сердце, заставив на секунду съежиться от нахлынувших эмоций.

«Нет, — твердо сказала я самой себе, — больше никаких чувств. Главное теперь — моя жизнь и свобода».

Свобода. Вот, чего больше всего жаждала моя душа.

Неизвестно, сколько мы шли по этому мрачному царству ночи. Иногда мы делали привал, и Моран зажигал небольшой костер. Пили воду, настоянную на травах. Она придавала сил, но совершенно не спасала от голода. Есть хотелось зверски.

После очередного привала, мы поднимались и снова шли вперед. Каждый раз Моран не гасил костер. Большую часть пути мы шли молча, каждый погруженный в свои мысли. Иногда я нарушала эту тишину. Нет, вопросов я больше не задавала. Я тихо напевала песни из своего мира, казавшегося теперь таким далеким. Меня успокаивало собственное пение и отвлекало от однообразного пейзажа и протяжного воя ветра.

— О чем была эта песня? — неожиданно спросил Моран, когда я закончила петь и замолчала. Конечно, он-то моего языка не знал.

— В ней поется следующее: солнце мое, взгляни на меня, — сказала я, переводя слова культовой в моем мире песни на его язык, — моя ладонь превратилась в кулак. Если есть…э-э-э…свечи, дай огня, — пороха в этом мире не было, по крайней мере, такого слова в моем словарном запасе не было. Поэтому я изменила его на «свечи».

— Мне нравятся эти слова. Они наполнены смыслом, — медленно сказал он, — спой еще что-нибудь. Пожалуйста.

Он удивил своей просьбой. Некоторое время я упрямо молчала, не желая выполнять ее. Но давящая тишина и вой ветра действовали на нервы. Не выдержав, я тихо запела очередную песню. Простенькую такую, лишенную глубокого смысла. Зато веселую. Веселья особенно не хватало. Впрочем, как света и тепла.