– Это хороший совет, – похвалила ее госпожа Ван. – Во время ветра и снега так было бы удобнее! Да и после обеда по морозу ходить вредно! А носить по морозу кушанья издалека, закрывать их, чтобы они не остыли, – очень неудобно! Пусть в большом пятикомнатном доме, что находится у внутренних ворот сада, устроят кухню и готовят специально для барышень. Отпускать овощи можно прямо туда, оплачивая их за счет средств главного управляющего. Дичь и различные деликатесы тоже можно для них выделить…

– И я так думала! – обрадовалась матушка Цзя. – Но опасалась, что будет много хлопот, если устраивать новую кухню.

– Хлопот здесь немного! – успокоила ее Фын-цзе. – Ведь расходы все равно одинаковы: здесь прибавили, там убавили. Даже если и прибавится немного хлопот, ничего страшного нет – главное, чтобы барышни не простыли. Особенно опасна холодная погода для сестрицы Линь Дай-юй, да и Бао-юй не терпит холода. У других девушек здоровье тоже слабое.

Кто хочет узнать, что ответила ей матушка Цзя, пусть прочтет следующую главу.

Между тем матушка Цзя сказала:

– Именно об этом я хотела поговорить. Но только прежде я видела, что у тебя и без того много хлопот, поэтому не решилась еще больше загружать тебя. Разумеется, я знала, что, если даже тебе будет невмоготу, все равно ты не осмелишься высказывать недовольство, что, мол, я люблю своих внуков и внучек и нисколько не сочувствую тебе. Но раз уж ты сама заговорила об этом, тем лучше!

Тетушка Сюэ и госпожа Ли давно уже находились здесь, а госпожа Син и госпожа Ю незадолго перед этим пришли справиться о здоровье матушки Цзя. И вот, воспользовавшись тем, что все в сборе, она обратилась к госпоже Ван:

– Сейчас я хочу высказать то, о чем раньше никогда не говорила, прежде всего из опасения перехвалить Фын-цзе, и, кроме того, потому, что мне всегда казалось, что вы со мной не согласитесь. И вот сейчас все мы собрались здесь. Каждая из нас – невестка, золовка или свекровь, но признайтесь откровенно, был ли кто-нибудь из вас так распорядителен, как Фын-цзе?

– Да, такие женщины встречаются редко! – улыбаясь, одновременно воскликнули тетушка Сюэ, тетушка Ли и госпожа Ю. – Некоторые лишь внешне стараются придерживаться правил приличия, а вот Фын-цзе на самом деле заботится о своих младших родственниках, да и вам она всегда от всего сердца оказывает знаки уважения.

– За это я ее и люблю, – проговорила матушка Цзя и тяжело вздохнула. – Но в то же время я боюсь, что она чересчур умна, а это тоже к добру не приведет.

– Вы ошибаетесь, бабушка! – воскликнула Фын-цзе, перебивая ее. – Обычно говорят, что слишком умные и проницательные люди не живут долго. Все считают это истиной и верят ей. Но вам, бабушка, в это верить не следует! Ведь вы сами умом и проницательностью в десять раз превосходите меня! Вот и ответьте, как же вам удалось дожить до таких лет? Если принять ваши похвалы за истину, то мне по крайней мере суждено прожить вдвое больше вашего! Значит, я проживу еще тысячу лет и умру только после того, как умрете вы!

Матушка Цзя засмеялась.

– Какой же интерес будет жить двум таким старым красоткам, как мы с тобой, если все поумирают? – спросила она.

Ее замечание вызвало дружный смех всех присутствующих.

Бао-юй, который в это время всецело был занят мыслями о Цин-вэнь, воспользовался первым предлогом, чтобы вернуться в сад. Когда он вошел в комнату, в нос ему ударил запах лекарств. В доме не было ни души, кроме Цин-вэнь, которая лежала на кане с покрасневшим от жара лицом. Бао-юй приблизился к ней и осторожно прикоснулся ладонью к ее лбу. Так как он вошел с холода, ему показалось, что он обжегся. Он отошел к жаровне, погрел над ней руки, а затем подсунул их под одеяло и ощупал тело Цин-вэнь – оно тоже пылало, словно в огне.

– Другие служанки ушли! – воскликнул взволнованный Бао юй. – Но неужели Шэ-юэ и Цю-вэнь настолько безжалостны, что смогли тебя покинуть?

– Я прогнала Цю-вэнь поесть, – ответила Цин-вэнь, – а что касается Шэ-юэ, то она о чем-то шушукается с Пин-эр. Они только что вышли. Наверное, говорят о том, что я никак не могу поправиться.

– Пин-эр не такая, – возразил Бао-юй. – Да она и не знала, что ты больна. Просто она пришла навестить Шэ-юэ и неожиданно увидела, что ты лежишь, поэтому она и сказала, будто пришла навестить тебя. Умные люди всегда прибегают к невольной лжи, оказываясь в подобном положении. А выходишь ты из дому или нет, к ней не имеет отношения. Вы давно с ней дружите, и я уверен, что она не захочет портить отношения с тобой ради того, что ее вовсе не касается.

– Вы, конечно, правы, – согласилась Цин-вэнь. – Но почему у меня вдруг появилось такое чувство, будто она меня обманывает?

– Подожди немного, – остановил ее Бао-юй, – я пойду к окну и потихоньку послушаю, о чем они говорят, а потом расскажу тебе.

С этими словами он проскользнул в дверь, ведущую во двор, неслышно подошел к окну и стал подслушивать.

– Как ты его нашла? – донесся до него тихий голос Шэ-юэ.

– В тот день, когда он пропал, вторая госпожа Фын-цзе не разрешила мне поднимать шум, – ответила Пин-эр. – Выйдя из сада, она велела передать всем служанкам, чтобы они потихоньку узнавали о пропаже. Мы все подозревали, что его взяла служанка барышни Син Сю-янь, поскольку она бедна и никогда таких дорогих вещей не видала – может быть, она заметила, как я обронила его, и подняла. Это было бы понятно. Однако мы поразились, когда узнали, что его взяла одна из ваших служанок! Нашла его няня Сун и принесла к нам…

Только теперь Бао-юй понял, что речь шла о браслете, который недавно пропал у Пин-эр.

– И вот няня Сун принесла его нам и сказала, что браслет украла Чжуй-эр, а она обнаружила, отняла у нее и пришла доложить второй госпоже Фын-цзе. Я взяла у старухи браслет и стала думать, что же мне дальше делать. Бао-юй в это время развлекался с вами и ничего не подозревал, да и мне не хотелось ему говорить. Ведь когда Лян-эр украла яшму, все как будто прошло тихо, но целых два года люди за глаза злорадствовали, что у нас произошло воровство. А сейчас снова появилась воровка, украла золото, да не в доме, а у соседей! Поэтому я убедительно просила няню Сун ничего не говорить Бао-юю и вообще не упоминать никому об этом случае, а то подобные разговоры его только позорят. Да и старая госпожа, если б узнала об этом, тоже рассердилась бы. Кроме того, попала бы в некрасивое положение и Си-жэнь с остальными служанками. Поэтому, получив свой браслет, я доложила второй госпоже Фын-цзе: «Я только что ходила к Ли Вань. И представляете себе, браслет нашелся! Оказывается, я его тогда обронила, снег был глубокий, и отыскать браслет было невозможно. Сейчас снег стаял, браслет засверкал на солнце, я заметила его и подняла». Вторая госпожа Фын-цзе поверила этому. Вот я и пришла предупредить, чтобы здесь остерегались воровки и не посылали Чжуй-эр ни с какими поручениями! Как только вернется Си-жэнь, посоветуйтесь с ней и подумайте, как удалить эту воровку, пока не поздно!

– Эта тварь немало в жизни видела! – воскликнула возмущенная Шэ-юэ. – И как она только польстилась на браслет?

– Ну сколько может стоить сам браслет? – продолжала между тем Пин-эр. – Все дело в том, что он принадлежит второй госпоже Фын-цзе, а она называет его браслетом «ус краба» и говорит, что в нем очень дорогая жемчужина. Но я решила сказать тебе об этом так, чтобы никто не слышал, потому что я боюсь Цин-вэнь. Ведь она вспыхивает, как порох, и если услышит об этом, подымет скандал. Вот почему я и хотела предупредить только тебя. Будь осторожнее!

С этими словами Пин-эр попрощалась и ушла.

Бао-юй обрадовался, рассердился, потом вздохнул. Обрадовался он потому, что Пин-эр ему сочувствует; рассердило его то, что Чжуй-эр оказалась воровкой, а вздохнул он при мысли, что Чжуй-эр, такая умная девочка, могла совершить подобную подлость.