– А разве не об этом идет речь? – подтвердила Пин-эр. – Ведь в семье есть еще четыре барышни и несколько молодых господ. Одних надо выдать замуж, других женить… Да и старая госпожа…

– На это, по моим подсчетам, денег хватит, – улыбнулась Фын-цзе. – Когда Бао-юй и сестрица Дай-юй поженятся, на их свадьбу можно будет не расходовать денег из общей казны – старая госпожа устроит все на свои сбережения. Свадьбу второй барышни Ин-чунь устроит на свой счет старший господин Цзя Шэ – так что и она не в счет. Таким образом, остается лишь третья барышня Тань-чунь и четвертая барышня Си-чунь, на каждую из которых придется израсходовать тысяч по семь-восемь лян серебра. Чтобы женить Цзя Хуаня, потребуется меньше денег – всего три тысячи лян, и если у нас немного не хватит, можно будет сэкономить за счет чего-нибудь другого. Что же касается старой госпожи, то у нее полностью имеется все необходимое, и тратить для нее приходится лишь по мелочам. На нее еще придется израсходовать самое большее три-пять тысяч лян. Если понемногу экономить, и на это денег хватит. Я только опасаюсь, как бы вдруг не случилось одно, а то и два каких-нибудь непредвиденных крупных события – тогда конец! Но не будем заглядывать в будущее… Лучше пойди пообедай да послушай, о чем они с тобой хотят посоветоваться. Как будто появился наконец полезный человек, а я все время печалилась, что никто меня не поддерживает! Правда, есть Бао-юй, но пользы от него мало. А госпожа Ли Вань – богомолка, от нее тоже проку нет. Не лучше их и вторая барышня Ин-чунь. Что же касается четвертой барышни Си-чунь, то она еще слишком мала и к тому же не из нашей семьи, а из дворца Нинго. О Цзя Лане и Цзя Хуане говорить нечего: они напоминают замерзших котят, которые только и ждут, чтобы их пустили погреться на теплый кан. Меня даже зло берет – какие жалкие эти создания, вышедшие из чрева матери! Куда уж с ними считаться! О сестрице Линь Дай-юй и сестре Бао-чай ничего плохого сказать нельзя, но они нам только родственницы, и наши дела их не касаются. Первая напоминает мне фонарик, который может погаснуть при малейшем дуновении ветерка, а вторая старается придерживаться заповеди: «Меня не касается – не открываю рта; спросят раз – трижды качаю головой и говорю, что ничего не знаю». От нее тоже трудно добиться какого-нибудь толку. И вот остается третья барышня Тань-чунь. Она и думает, и говорит как нужно, и госпожа наша ее любит, вдобавок она принадлежит к нашей семье. Правда, она не очень привлекательна, но мне кажется, что в этом в значительной мере виновата старая карга наложница Чжао, которая все время устраивает скандалы и портит ей настроение. Характер же у Тань-чунь замечательный, не хуже, чем у Бао-юя. А вот Цзя Хуаня любить никак невозможно! Была б моя воля, я б его давно выгнала из дому!.. Но раз уж Тань-чунь возымела намерение заняться экономией, я ее поддержу! По крайней мере, теперь я в этом не буду одинока. Если говорить откровенно, я бы готова была молить Небо, чтобы ее дали мне в помощницы, – тогда ни о чем не пришлось бы беспокоиться, да и госпоже была бы прямая польза. Если б я из своих личных интересов не оказала ей поддержку, это было бы с моей стороны слишком жестоко. А ведь нужно действовать осторожно и все время оглядываться, чтобы подготовить место для отступления. Если поступать слишком круто, люди меня возненавидят, в каждой их насмешке будет таиться кинжал, тогда, будь у нас с тобой хоть по четыре глаза и по два сердца, стоит где-нибудь оступиться, как все погибло. И если в такой напряженный момент на первый план выступила Тань-чунь, которая приняла на себя управление хозяйством, вся ненависть людей, накопившаяся против нас, остынет. И еще одно. Я знаю, что ты умна, но боюсь, что не сможешь быть достаточно твердой. Тань-чунь хотя и барышня, но она прекрасно разбирается в делах и в речах осторожна. Да она и грамотнее меня, и характер у нее намного круче моего. Пословица гласит: «Хочешь выловить разбойников, поймай сначала главаря». Тань-чунь начинает устанавливать свои порядки и, разумеется, первым долгом займется мною. Если она станет придираться ко мне, не спорь с нею – напротив, хвали ее и оказывай ей всяческие знаки уважения. Не бойся этого, мою репутацию ты не уронишь! Будет хуже, если мы начнем с ней спорить.

– Вы все же считаете меня глупой, госпожа! – перебила ее Пин-эр. – Ведь я так и действую! А вы вздумали поучать меня!

– Мне казалось, что, кроме меня, ты ни в грош никого не ставишь, поэтому я захотела тебя немного поучить, – с улыбкой призналась Фын-цзе. – А то, что ты сама до этого докопалась, доказывает, что ты умнее меня. Ишь как разволновалась, только и слышно «вы», «я»!

– Вам не нравится, что я говорю «вы», – улыбнулась Пин-эр. – Вот моя щека! Бейте! Я привыкла к такому обращению!

– Ах ты дрянь! – воскликнула Фын-цзе. – Хочешь подсчитать, сколько я совершила ошибок? Ведь ты видишь, что я больна, и еще вздумала меня раздражать? Ну ладно, я на тебя не сержусь! Иди сюда, садись, пообедаем вместе! Все равно никого здесь нет.

В это время вошла Фын-эр в сопровождении нескольких девочек-служанок, которые внесли столик.

Фын-цзе съела немного супа из ласточкиных гнезд я две чашечки маринованных овощей. Затем Фын-эр поставила на столик четыре блюда для Пин-эр и положила рис в ее чашку.

Пин-эр уперлась коленом в край кана и, согнувшись, вместе с Фын-цзе начала обедать. После обеда она прислуживала Фын-цзе, пока та полоскала рот, а потом сделала несколько указаний Фын-эр и отправилась к Тань-чунь.

Во дворе ее встретила тишина – все уже разошлись.

Если вы хотите узнать о том, что случилось впоследствии, прочтите следующую главу!

Между тем Пин-эр, пообедав вместе с Фын-цзе, подала ей полоскательницу, а затем отправилась к Тань-чунь. Во дворе возле окна она увидела служанок, ожидавших приказаний.

Пин-эр прошла прямо в зал, где Ли Вань и барышни советовались по хозяйственным делам; сейчас они делились впечатлениями о саде, в котором Лай Да в этом году устраивал угощение. Как только вошла Пин-эр, Тань-чунь велела ей сесть и сказала:

– Дело, о котором я хотела с тобой посоветоваться, стоит не больше двух лян, которые мы расходуем на помаду и пудру. Но кроме того, служанкам выдается на нас отдельно по два ляна, и получается точно так же, как с восемью лянами, о которых я только что говорила. Хотя суммы здесь небольшие, но их выдают дважды, а это нарушает порядок. Как твоя госпожа не подумала?

– Об этом стоит поговорить, – ответила Пин-эр. – Все, что необходимо барышням, должно быть строго определено. Приказчики, которые ежемесячно покупают необходимое, должны закупать все сразу, хранить у себя и давать нам что потребуется. Нет такого правила, чтобы мы на свои деньги каждый день посылали служанок за покупками. Поэтому приказчики получают деньги сразу на всех и производят закупки, которые потом распределяются между барышнями. Что касается двух лян серебра, которые выдаются барышням каждый месяц, то они на покупки не предназначены. Иногда барышням могут понадобиться деньги, а госпожи в этот момент не окажется дома. Для того чтобы им не приходилось униженно выпрашивать деньги, им и выдаются эти два ляна. Я заметила, что большую часть из всех мелочей барышни покупают на свои деньги. И вот я стала подозревать, что приказчики утаивают половину из тех денег, которые выдаются им на покупки, или же покупают плохой товар.

– Ты тоже обратила на это внимание? – улыбнулись Ли Вань и Тань-чунь. – Приказчики, конечно, не мошенничают, но задерживают покупки. А если станешь их торопить, они принесут такого, что не знаешь, куда девать. Вот и приходится тратить собственные деньги из тех двух лян, что нам выдаются. Что же делать, если на деньги из общей казны нам покупают негодные вещи?

– Все эти приказчики – сплошные мошенники, – поддержала Пин-эр. – Если им скажешь, что они поставляют негодный товар, они еще обижаются и уверяют, что им завидуют и хотят отнять у них торговлю. Поэтому служанки предпочитают оказываться виноватыми перед барышнями, но никогда не согласятся обидеть приказчика. В свою очередь и приказчики молчат, когда барышни посылают за покупками других.