Надо сказать, что фамилия Сяо-хун была Линь, а детское имя ее – Хун-юй, Красная яшма. Но поскольку слово «юй» входило в состав имен Бао-юя и Дай-юй, ей изменили имя и стали называть ее Сяо-хун. Она принадлежала к числу служанок, которые являлись вечной собственностью семьи Цзя, а отец ее в настоящее время был управляющим всеми поместьями своих хозяев. Когда Сяо-хун исполнилось четырнадцать лет, ее назначили служанкой и послали во «двор Наслаждения розами». Вначале здесь было тихо и спокойно, но когда сестрам и Бао-юю было разрешено поселиться в «саду Роскошных зрелищ», Бао-юй себе выбрал «двор Наслаждения розами». Хотя Сяо-хун была еще неопытной девочкой, она обладала приятной внешностью и лелеяла мечту когда-нибудь получить повышение, поэтому все время старалась попасться на глаза Бао-юю. Но как могла она это сделать, если личные служанки Бао-юя зорко следили за тем, чтобы никто не приближался к их господину? И вот сегодня, когда ей впервые представилась такая возможность, пришлось выслушать брань и оскорбления со стороны Цю-вэнь. Сяо-хун совсем пала духом. Но как раз в тот момент, когда она была расстроена тем, что ей так не везет, старая мамка вдруг упомянула о Цзя Юне. Сердце девочки дрогнуло. Грустная, она вернулась в свою комнату, легла на кровать и задумалась. Она ворочалась с боку на бок, и ей казалось, что на свете нет ничего интересного.

– Сяо-хун, – позвал ее вдруг кто-то в окно, – я нашел твой платок.

Сяо-хун поспешно вскочила с постели и выбежала во двор, где ее поджидал не кто иной, как Цзя Юнь.

Сяо-хун невольно смутилась и спросила:

– Где вы его подобрали, господин?

– А ты иди сюда, – с улыбкой сказал Цзя Юнь, – я тебе все расскажу.

С этими словами он приблизился и потянул девочку за рукав. Сяо-хун стыдливо отвернулась и бросилась бежать, но вдруг споткнулась о порог и упала.

Если вам интересно знать, что последовало за этим, прочтите следующую главу.

В то время, как Сяо-хун находилась в состоянии крайнего душевного смятения и ее обуревали противоречивые чувства, она вдруг повстречалась с Цзя Юнем, который потянул ее за рукав и хотел увести с собой. Она бросилась бежать от него, но споткнулась о порог и упала. Тут она проснулась и поняла, что это был сон. Она стала ворочаться с боку на бок и не сомкнула глаз всю ночь.

На следующее утро, как только она встала, пришли служанки и позвали ее подметать полы в комнатах и таскать воду для умывания. Даже не успев причесаться, Сяо-хун мимоходом посмотрелась в зеркало, кое-как поправила волосы и поспешила в дом.

Следует сказать, что после того, как Бао-юй увидел ее накануне, он решил взять Сяо-хун к себе в услужение. Однако он боялся, что Си-жэнь отнесется к этому отрицательно, и кроме того, он не знал мнения самой Сяо-хун; поэтому он чувствовал грусть. Встав рано утром, он даже не стал умываться и причесываться и в задумчивости сидел на постели. Потом он вдруг подошел к окну и, прижавшись лицом к тонкому шелку, стал внимательно смотреть во двор. В это время несколько служанок подметали двор. Все они были нарумянены и напудрены, но среди них Бао-юй никак не мог найти ту, которую видел вчера. Тогда он вышел за дверь и сделал вид, что хочет полюбоваться цветами, но на самом деле метал взгляды во все стороны. Внезапно он увидел, что кто-то стоит поодаль, опершись на перила террасы. Однако он не мог рассмотреть, кто это, так как мешала ветка бегонии. Тогда он подошел поближе и внимательно присмотрелся: оказалось, это была та самая девочка-служанка, которую он вчера видел. Ему хотелось к ней подойти, но он счел это неприличным. Пока он раздумывал, к нему подошла Би-хэнь и позвала умываться. Пришлось подчиниться.

Между тем Сяо-хун, которая стояла в задумчивости, вдруг заметила, что Си-жэнь машет ей рукой.

– Наша лейка продырявилась, – сказала ей Си-жэнь, когда она подошла. – Сходи к барышне Линь Дай-юй и попроси у нее!

Сяо-хун кивнула в ответ и отправилась в «павильон реки Сяосян». Дойдя до «мостика Бирюзовой дымки», она подняла голову и вдруг заметила шатер, который стоял на небольшом холмике. Ей тотчас же вспомнилось, что это пришли рабочие, которые должны были сажать деревья в саду. Немного подальше люди вскапывали землю, а на камне сидел Цзя Юнь и наблюдал за работой.

Сяо-хун хотелось пройти мимо него, но она не осмелилась. Она пробралась в «павильон реки Сяосян» окружным путем, взяла лейку и так же осторожно вернулась обратно. Совершенно подавленная, она удалилась в свою комнату и легла на кровать. Все думали, что ей нездоровится, и не тревожили ее.

Прошли еще сутки. Наступил день рождения супруги Ван Цзы-тэна. Ван Цзы-тэн прислал приглашение матушке Цзя и госпоже Ван, но матушка Цзя не могла поехать, а глядя на нее, отказалась и госпожа Ван. Только тетушка Сюэ выразила желание поздравить именинницу. Вместе с нею отправились Фын-цзе, Бао-юй и его сестры. Вернулись они лишь вечером.

В это время госпожа Ван, направлявшаяся к тетушке Сюэ, проходила через двор и увидела Цзя Хуаня, который возвращался из школы. Она подозвала мальчика к себе и велела ему, придя домой, переписать один псалом из «Цзиньганцзина»[103] и выучить его наизусть.

Цзя Хуань отправился в комнату госпожи Ван, приказал служанке зажечь восковую свечу, а сам с важным видом уселся на кан и принялся за дело. Он был раздражен, и все время что-нибудь требовал. То он звал Цай-ся, чтобы она налила ему чаю, то кричал, чтобы Юй-чуань сняла нагар со свечи, то говорил, что Цзинь-чуань загораживает свет. Но ни одна из служанок, которые вообще не любили его, не отзывалась. Лишь Цай-ся умела ладить с Цзя Хуанем. Она налила ему чаю и потихоньку сказала:

– Будьте сдержанней, зачем вы раздражаете служанок?

Цзя Хуань пристально посмотрел на нее и ответил:

– А ты не указывай, я знаю, как вести себя. Я уже давно заметил, что ты во всем стараешься угодить Бао-юю, а меня и в грош не ставишь!

Возмущенная Цай-ся ткнула пальцем ему в лоб и воскликнула:

– Бессовестный вы! Вы похожи на «собаку, которая, кусая Люй Дун-биня[104], не понимала, что делает!»

В это время вошла госпожа Ван в сопровождении Фын-цзе. Она расспрашивала Фын-цзе, сколько гостей собралось у Ван Цзы-тэна, интересный ли был спектакль, что подавали к столу. Потом пришел Бао-юй. Увидев госпожу Ван, он поклонился ей, как требовал этикет, затем приказал служанкам снять с себя халат, повязку со лба, стащить сапоги и лишь после этого бросился матери на грудь. Госпожа Ван стала гладить его по голове. Обняв мать за шею, Бао-юй на ухо болтал ей все, что приходило в голову.

– Сынок! – сказала ему госпожа Ван. – Ты много выпил, и лицо твое горит. А теперь ты все время вертишься, и я боюсь, как бы тебе не стало плохо. Лучше полежи спокойно!

Она приказала подать подушку. Бао-юй лег позади госпожи Ван и приказал Цай-ся растирать себе спину. Ему хотелось пошутить и посмеяться с Цай-ся, но она была грустна и рассеянна и не обращала внимания на его шутки, а все время косилась в сторону Цзя Хуаня.

– Дорогая сестра, – сказал Бао-юй, дернув ее за руку, – ты и мне удели хоть немного внимания!

Он снова потянул ее за руку. Цай-ся недовольно отдернула руку и сказала:

– Если будешь баловаться, я закричу!

Цзя Хуань, который все еще находился тут, внимательно прислушивался к их разговору. Он давно ненавидел Бао-юя, а сейчас, когда Бао-юй пытался заигрывать с Цай-ся, его ненависть разгорелась с особой силой. Он долго сидел, глубоко задумавшись. Вдруг, как бы невзначай, он сделал неосторожное движение рукой и опрокинул светильник. Горячее масло из светильника выплеснулось прямо на лицо Бао-юя.