– Совершенно верно! – перебил ее обрадованный Бао-юй. – Чжан Цзы-лян великолепно рисует башни и террасы, Чэн Жи-син неподражаемо пишет портреты красавиц, так что я могу сейчас же пойти и расспросить их, как надо рисовать.
– Я же говорю, что ты вечно суетишься без толку, – прервала его Бао-чай, – стоит кому-нибудь сказать слово, как ты уже бежишь неизвестно о чем расспрашивать. Погоди, сначала все обсудим, а потом пойдешь. Решим лучше, на чем рисовать!
– У меня дома есть бумага, – вновь не вытерпел Бао-юй, – она совсем белоснежная, и тушь на ней не расплывается.
– Ты просто неисправим! – вновь воскликнула Бао-чай. – На белоснежной бумаге только и можно писать иероглифы, делать наброски или рисовать пейзажи в подражание художникам эпохи династии Южная Сун. То, что эта бумага не впитывает в себя тушь, мешает делать штриховку и производить закраску. Если рисовать на ней сад, тушь будет ложиться плохо и плохо сохнуть. Такую бумагу тратить жалко, особенно если заведомо знаешь, что картина на ней не получится. Прежде чем сооружать этот сад, был составлен подробный план, с точным расположением всех строений. Так что я советую тебе, Бао-юй, сначала попросить у старой госпожи этот план, потом у Фын-цзе кусок плотного шелка такой же величины и все отдать художникам, о которых ты говорил, – пусть они в соответствии с планом сделают на шелке разметку и расставят людей. Они же подберут соответствующие темно-зеленые тона, золотую и серебристую расцветку, чтобы гармония не нарушалась. Но только придется поискать жаровню для приготовления клея, мытья кистей, и еще понадобится большой стол, застланный войлоком. Блюдец и кистей у вас тоже не хватит, придется и их где-то доставать.
– Откуда у меня могут быть такие художественные принадлежности? – замахала руками Си-чунь. – Я рисовала только самой обыкновенной кистью. Да и из красок у меня есть только умбра, гуммигут, охра и кармин. Ну и две кисти для раскраски, вот и все.
– Почему ж ты раньше об этом не говорила? – спросила ее Бао-чай. – У меня все это есть, но я не давала тебе из опасения, что они все равно будут валяться у тебя без дела. Но сейчас я все соберу и, когда понадобится, – пришлю… Правда, краски у меня остались лишь на разрисовку вееров, и очень жаль все их расходовать на одну картину. Я составлю список всего необходимого тебе, и мы попросим у старой госпожи. Сама ты, конечно, можешь всего не предусмотреть, поэтому я продиктую, а брат Бао-юй запишет.
Кисть и тушечница у Бао-юя уже давно были наготове – он тоже опасался, что не запомнит всего, – и как только Бао-чай упомянула, что будет диктовать, он с радостью схватил кисть и стал внимательно слушать.
– Итак, кистей номер первый – четыре штуки, – начала Бао-чай, – кистей второй номер – четыре штуки, кистей третий номер – четыре; больших рисовальных кистей – четыре, кистей среднего размера – четыре, малых кистей – четыре, кистей «клешня южного краба» – десять штук, кистей «малая клешня краба» – десять, кистей «усы и брови» – десять, больших кистей для смешания красок – двадцать, малых кистей для смешания красок – двадцать, плоских кистей – двадцать, кистей «ивовая ветвь» – двадцать; киновари в палочках – четыре ляна, умбры южной – четыре ляна, охры – четыре ляна, черной краски – четыре ляна, зелени – четыре ляна, желтой краски – четыре ляна, свинцовой пудры – четырнадцать коробочек, кармина – двенадцать плиток, красной краски – двести плиток, темно-золотистой краски – двести плиток; клею – четыре ляна, купороса для грунтовки шелка… Впрочем, купорос не понадобится, пусть те молодые люди сами прогрунтуют. Что же касается красок, то их как-нибудь приготовим мы – и развлечемся, и дело сделаем. Тебе на целый век хватит! Кроме того, потребуется еще четыре решета из тонкого шелка, четыре решета из плотного шелка, четыре подставки для кистей, четыре больших и малых ступки, двадцать больших чашек, десять тарелочек по пять вершков в поперечнике, двадцать фаянсовых блюдец по три вершка в поперечнике, две жаровни, два больших и два малых глиняных горшка, два больших фарфоровых стакана, два новых ведра для воды, четыре мешка из белой материи длиною в один чи, двенадцать цзиней ивового угля, деревянный ящик с тремя отделениями, один чжан шелка, два ляна свежего имбиря, полцзиня сои…
– Один чугунный котел и скребок для чистки накипи, – улыбаясь, добавила Дай-юй.
– А это для чего? – удивилась Бао-чай.
– Ты заказываешь свежий имбирь и сою, а я прошу котел, у нас получится очень вкусная краска, – объяснила Дай-юй.
Все рассмеялись.
– Чернобровая, ну что ты в этом понимаешь! – улыбнулась Бао-чай. – Ведь фаянсовые блюдца и чашки не выдерживают огня, а если перед тем, как ставить их на огонь, не смазать донышко соком имбиря и соей, они полопаются.
– Совершенно верно! – подтвердили все.
Дай-юй снова просмотрела список, тихонько толкнула Тань-чунь под бок и шепнула:
– Удивительно! Для того чтобы нарисовать одну картину, потребовалось столько кувшинов и ящиков? Мне кажется, что она все приданое записала в этот список!
Тань-чунь не могла удержаться от улыбки.
– Сестра Бао-чай, – сказала она, – почему ты не нашлепаешь ее по губам? Спроси, что она только что о тебе говорила.
– Зачем спрашивать, – отозвалась Бао-чай, – «разве у собаки могут вырасти слоновые клыки»?
С этими словами она оттащила Дай-юй к кану и хотела ущипнуть ее за щеку.
– Милая сестра! – взмолилась Дай-юй. – Прости меня! Ведь я еще слишком молода, ни в чем не разбираюсь, ты уж меня поучи как старшая сестра! Если ты не простишь меня, к кому мне обращаться?
Никто не понял, что в ее словах заключается скрытый намек, и все засмеялись.
– Она так просит, сжалься над нею! Даже мы тронуты! Прости ее!
Бао-чай всего лишь шутила с ней, но когда она услышала намек Дай-юй, будто она читает неприличные книги, она решила прекратить шутки и отпустила ее.
– Сестра Бао-чай все же добра, – с улыбкой заметила Дай-юй, – я бы на ее месте никогда не простила!
– Неудивительно, что старая госпожа жалеет тебя и все в доме тебя любят! – воскликнула Бао-чай, указывая на нее пальцем. – Даже я, как это ни странно, тебя полюбила. Ну подойди ко мне, дай мне погладить тебя по головке!
Дай-юй подошла к ней, и Бао-чай стала гладить ее по волосам.
Бао-юй, стоявший рядом, наблюдал за ними и невольно думал:
«И зачем я посылал Дай-юй причесываться?! Ведь Бао-чай чудесно пригладила ее волосы».
В это время снова послышался голос Бао-чай.
– Обо всем, что записано, завтра доложишь старой госпоже, – говорила она, обращаясь к Бао-юю. – Если все найдется в доме – хорошо, если нет – придется просить денег на покупку. Я сама помогу подобрать краски.
Бао-юй убрал список. Они поговорили еще немного и разошлись. После ужина все снова отправились к матушке Цзя справиться о здоровье.
Ничего серьезного у матушки Цзя не было – действительно, она немного устала да слегка простудилась. Она провела день в тепле, два раза выпила лекарство и к вечеру чувствовала себя совершенно здоровой.
Если вы не знаете, что произошло на следующий день, прочтите следующую главу!
Глава сорок третья, в которой рассказывается о том, как вздумали собирать деньги, чтобы отметить день рождения, и как Бао-юй устроил скромное жертвоприношение, чтобы дать выход чувству
После того как матушка Цзя, гуляя в «саду Роскошных зрелищ» немного простудилась, госпожа Ван пригласила врача, который прописал лекарство. Матушка Цзя два раза приняла его и совершенно поправилась. А госпожа Ван решила посоветоваться с Фын-цзе, как отправить кое-какие вещи Цзя Чжэну. Но в тот момент, когда они совещались, матушка Цзя прислала за ними служанку, и госпожа Ван и Фын-цзе отправились к ней.
– Как вы себя чувствуете? – осведомилась госпожа Ван, входя в комнату.
– Сегодня лучше, – ответила матушка Цзя. – Я уже попробовала суп из молодого фазана, который ты только что прислала, – очень вкусно. Кроме того, я с удовольствием съела два кусочка мяса.
