Бао-чай говорила долго, а Дай-юй сидела, опустив голову, молча прихлебывала чай, мысленно соглашаясь с каждым словом сестры и поддакивая ей.

Беседа сестер была прервана появлением служанки Су-юнь, которая сказала девушкам:

– Госпожа Ли Вань приглашает барышень, чтобы посоветоваться по важному делу. Вторая барышня Ин-чунь, третья барышня Тань-чунь, четвертая барышня Си-чунь, а также барышня Сян-юнь и второй господин Бао-юй уже ожидают вас.

– Какое там дело? – спросила Бао-чай.

– Придем и узнаем, – ответила ей Дай-юй.

Они отправились в «деревушку Благоухающего риса». Там все уже были в сборе. Едва девушки вошли, как Ли Вань первая сказала:

– Наше поэтическое общество только что возникло, а у нас уже выявляются нерадивые, которые отлынивают от своих обязанностей! Четвертая барышня Си-чунь просит отпуск на целый год!

– Понятно! – воскликнула Дай-юй со смехом. – Вчера старая госпожа приказала ей нарисовать наш сад, вот она и воспользовалась этим, чтобы избавиться от лишних хлопот, и просит отпуск!

– Старая госпожа тут ни при чем! – вмешалась Тань-чунь. – Это дело рук бабушки Лю.

– Да, конечно, это все она! – согласилась Дай-юй. – Я только не понимаю, с какой стороны эта старуха приходится нам бабушкой? Было бы правильнее называть ее не бабушкой, а саранчой!

Слова Дай-юй вызвали взрыв смеха.

– Простонародные выражения часто срываются с уст второй госпожи Фын-цзе, – вставила Бао-чай. – Но вторая госпожа не очень грамотна и употребляет эти выражения лишь для красного словца. А вот наша Чернобровая, злой язык которой вам хорошо известен, подхватив какое-нибудь простонародное выражение, выбрасывает из него все лишнее, придает ему красивую форму, и если уж приведет его для сравнения, то тут, как в «Чуньцю», – ничего не убавишь и ничего не прибавишь! Одним словом «саранча» предельно точно описано все, что произошло вчера! И как она быстро додумывается.

– Твои пояснения не менее метки, чем сами замечания Фын-цзе и Дай-юй! – со смехом сказали ей.

– Я пригласила вас для того, чтобы посоветоваться, на сколько дней мы можем дать Си-чунь отпуск, – продолжала между тем Ли Вань. – Я предложила отпустить ее на месяц, но она обиделась и говорит, что мало. Как ваше мнение?

– Говоря по справедливости, и год не слишком много, – заметила Дай-юй. – Ведь этот сад целый год разбивали, а чтобы его нарисовать, потребуется по крайней мере года два! Вы только подумайте: придется растирать тушь, обмакивать в нее кисть, резать бумагу, подбирать краски, да еще…

Но тут Дай-юй не выдержала и сама прыснула со смеху.

– Ну скажите, разве можно не торопясь нарисовать такую картину быстрее, чем за два года? – сквозь смех сказала она.

Все захлопали в ладоши и тоже рассмеялись.

– Замечательно! – воскликнула Бао-чай. – А выражение «не торопясь рисовать» совершенно неподражаемо! Ведь если бы Си-чунь не собиралась рисовать, откуда бы мы узнали такое меткое и точное выражение? Перед ним бледнеют все наши вчерашние шутки! Вы только подумайте, в словах Чернобровой на первый взгляд нет ничего особенного, но если вспомнить выражение, они оказываются очень интересными! Меня так разобрал смех, что я не могу двинуться с места!

– Сестра Бао-чай ее поощряет, а она и рада посмеяться надо мной! – обиженно произнесла Си-чунь.

– Я хотела тебя спросить, – дернув ее за рукав, проговорила Дай-юй, – ты собираешься рисовать только сад или думаешь и нас всех изобразить в нем?

– Я хотела нарисовать только сад, – ответила Си-чунь, – но старая госпожа вчера сказала, что может создаться впечатление, будто наш дом пустынный, поэтому она велела изобразить в саду и людей. А я не настолько искусна, чтобы рисовать людей, но отказаться не могла – вот и попала в затруднительное положение.

– Людей рисовать не так уж трудно, – возразила Дай-юй, – а вот изобразить травы и животных, пожалуй, ты не сможешь.

– Опять ты принялась за намеки, – оборвала ее Ли Вань. – Ну зачем на такой картине травы и животные? В крайнем случае можно нарисовать несколько птиц.

– Травы и животные не столь важны, – улыбнулась Дай-юй. – Меня интересует только, как она изобразит «саранчу»? Ведь без нее будет нарушена история, вызвавшая создание картины.

Все расхохотались. Корчась от смеха, Дай-юй схватилась руками за грудь, но тем не менее продолжала:

– Пусть скорее рисует, я уже даже послесловие к ее картине придумала. А что касается заголовка, то тут как нельзя лучше подойдет «Великое обжорство в обществе саранчи»!

Снова последовал взрыв смеха. Вдруг раздался грохот. Все оглянулись – оказалось, Сян-юнь опрокинулась вместе со стулом.

Надо сказать, что стул, на котором сидела Сян-юнь, был неустойчив, и когда она, покатываясь со смеху, неосторожно откинулась на его спинку, стул не выдержал и вместе с нею перекувырнулся. К счастью, он стоял неподалеку от стены и девушка не упала на пол. Все еще больше развеселились. Бао-юй подскочил к Сян-юнь и помог ей подняться. Смех постепенно прекратился.

Бао-юй бросил на Дай-юй многозначительный взгляд, та его поняла, удалилась во внутреннюю комнату и, сняв с зеркала покрывало[139], посмотрелась в него. Оказалось, у нее растрепались волосы на висках. Тогда она открыла туалетный ящик, в котором Ли Вань хранила туалетные принадлежности, вынула оттуда щеточку для волос и, стоя перед зеркалом, пригладила себе волосы; затем она снова вышла и сказала Ли Вань:

– Я-то думала, что ты позвала нас заниматься вышиванием или наставлять на путь истинный! А оказывается, ты созвала нас, чтобы посмеяться!

– Вы только послушайте, как она над нами насмехается! – воскликнула Ли Вань. – Сама же затеяла всю эту суматоху, вызвала смех, а теперь уверяет, будто я виновата! Ох, как бы я хотела, чтоб тебе попалась строгая свекровь да у мужа было бы несколько коварных сестер, – посмотрела бы я, как бы ты тогда лукавила!

Дай-юй сразу покраснела, дернула Бао-чай за рукав и сказала:

– Ну что ж, дадим ей год отпуска!

– Я хотела бы внести справедливое предложение, – заявила Бао-чай. – Вы знаете, что обитательница «павильона Благоухающего лотоса» умеет рисовать лишь небольшие картинки, да и то примитивные. Как же она сможет изобразить такой большой сад, если не откажется от всех своих посторонних увлечений? Ведь этот сад сам напоминает картину, поэтому, изображая его, надо, чтобы все горки, скалы, деревья, башни, павильоны и прочие строения были выдержаны в пропорциях и походили на подлинные. Перенести их на бумагу кое-как не годится. Поэтому надо строго следить за перспективой, думать о том, что следует выделить и что немного затенить. Если что-нибудь следует добавить – надо добавить, если требуется убавить – нужно убавить, что следует скрыть – надо скрыть, что показать – то показать. Значит, сначала необходимо сделать эскиз, на котором все предварительно соразмерить. Кроме того, все эти башни, террасы, дома и дворы надо строго отделить друг от друга. Если допустить хоть небольшую оплошность, все перила могут покоситься, колонны обвалятся, двери и окна расползутся, ступени разойдутся в стороны – может получиться, что столы полезут на стены, вазы повиснут на занавесках. Разве это не будет смешно? Необходимо также подумать, как расположить людей, чтобы в одном месте не получилось густо, в другом пусто. Нужно точно изобразить платья и кофты, руки и ноги – стоит допустить неосторожное движение кистью, как рука получится опухшей, а нога – кривой. Я уже не говорю о том, что лицо может оказаться искаженным или волосы выдерганными, – это мелочь. Мне кажется, что соблюсти такую точность труднее всего. Но все же год отпуска будет многовато, а месяц – мало, так что дадим полгода и приставим в помощь сестре Бао-юя. Но это не значит, что он может или должен научить ее рисовать – скорее, он все испортит, – а просто, если Си-чунь окажется в затруднении или не будет знать, где что расположить, пусть он обращается к художникам и к тем, кто хорошо рисует.