Они проводили матушку Цзя и госпожу Ван до ворот сада, а сами вернулись обратно и приказали заново накрыть столы.
– Это ни к чему, – заметил Бао-юй, – давайте пока займемся стихами. Ведь интереснее посредине павильона поставить большой круглый стол, расставить на нем вино и закуски, и пусть каждый, кто захочет, подходит к нему, ест и пьет сколько ему угодно. Зачем непременно садиться за стол?
– Совершенно верно, – поддержала его Бао-чай.
– Все это так, – заметила Сян-юнь, – но ведь, кроме нас, здесь есть служанки.
– Для них устроим отдельный стол, – ответили ей.
Тогда Сян-юнь распорядилась накрыть другой стол, сама положила на блюдо горячих крабов и пригласила Си-жэнь, Цзы-цзюань, Сы-ци, Ши-шу, Жу-хуа, Ин-эр и Цуй-мо занять места.
На склоне холма в тени коричного дерева разостлали два ковра, расставили на них вино и закуски и устроили там младших служанок, однако приказали им быть все время наготове на случай, если они понадобятся.
Затем Сян-юнь вытащила бумажку, на которой были записаны темы для стихов, и булавками приколола ее к стене. Но, ознакомившись с темами, все заявили, что они слишком новы и оригинальны и сочинить на них стихи трудно. Тогда Сян-юнь объяснила, что она сама предвидела трудности и поэтому не стала назначать определенные рифмы.
– Вот это верно, – одобрительно заметил Бао-юй. – Больше всего не люблю, когда рифмы ограничены.
Дай-юй, которая не любила крабов, да и вином не очень увлекалась, приказала принести табуретку, уселась на нее возле перил террасы и забросила удочку в пруд, намереваясь половить рыбу. Бао-чай, облокотившись о подоконник, срывала лепестки с веточки корицы, которую держала в руке, и бросала их в пруд, наблюдая, как рыбки всплывали и хватали упавшие в воду лепестки.
Сян-юнь постояла в раздумье, затем подошла к компании Си-жэнь и девочек-служанок, велела им расположиться на склоне холма и угощаться.
Тань-чунь, Си-чунь и Ли Вань стояли в тени ивы и наблюдали за цаплями и проносившимися над водой чайками. Неподалеку от них под кустом жасмина устроилась Ин-чунь и от нечего делать накалывала иголкой лепестки цветов.
Понаблюдав, как Дай-юй удит рыбу, Бао-юй подошел к Бао-чай, облокотился рядом с нею на подоконник и стал шутить. Увидев, что Си-жэнь продолжает есть крабов, он подошел к столу и выпил два глотка вина. Си-жэнь торопливо очистила краба и сунула ему в рот.
В это время Дай-юй оставила удочку, подошла к столу и взяла в одну руку чайник из черненого серебра, в другую – хрустальный бокал с резьбой в виде листьев банана. Служанки сразу догадались, что она хочет вина, и подбежали, чтобы налить ей.
– Ешьте, – сказала им Дай-юй. – Я налью сама.
Она налила кубок до половины, но когда заглянула в него, оказалось, что это желтая рисовая водка.
– Не годится, – заметила она, – я съела немного крабов и чувствую изжогу – нужно подогретое гаоляновое вино!
– Подогретое гаоляновое вино есть! – тотчас отозвался Бао-юй и приказал служанкам принести чайник с вином, настоенным на листьях акации.
Дай-юй отпила глоток и поставила кубок на стол. К ней подошла Бао-чай, взяла со стола другой кубок, отпила немного и тоже поставила его на место. Затем она взяла кисть, обмакнула ее в тушь, зачеркнула на листе название «Вспоминаю хризантему», а внизу приписала «Царевна Душистых трав».
– Дорогая сестра! – поспешно сказал Бао-юй. – Только не бери второе стихотворение, я уже для него придумал четыре строки.
– Я насилу сочинила первое! – воскликнула Бао-чай. – Что ты так взволновался?
В это время Дай-юй молча взяла со стола кисть, зачеркнула восьмое стихотворение, «Вопрошаю хризантему», и одиннадцатое, «Сон о хризантеме», и внизу поставила – «Фея реки Сяосян». Вслед за ней Бао-юй схватил кисть и напротив названия «Навещаю хризантему» поставил – «Княжич, Наслаждающийся розами».
– Вот и хорошо! – воскликнула Тань-чунь. – «Закалываю хризантему в волосы» еще никто не взял – это стихотворение будет мое!
Затем, указывая на Бао-юя, она предупредила:
– Мы сейчас условились не употреблять таких слов, как «девичий», «спальня», «покои», так что будь осторожнее!
Пока они разговаривали, к листу подошла Сян-юнь, зачеркнула «Любуюсь хризантемой» и «Ставлю хризантему в вазу» и поставила внизу подпись «Сян-юнь».
– Тебе тоже нужен псевдоним! – воскликнула Тань-чунь.
Сян-юнь улыбнулась:
– У нас дома есть несколько террас, но ни на одной из них я не живу, – какой же интерес брать эти названия для своего псевдонима?!
– Ведь только что старая госпожа рассказывала, что у вас дома была беседка над водой, которая называлась «башня Утренней зари у изголовья». Чем плохо? Правда, сейчас ее уже нет, но это не имеет значения!
– Верно! Верно! – одобрительно закричали все.
Не дожидаясь, пока они придут к соглашению, Бао-юй схватил кисть, зачеркнул иероглифы «Сян-юнь» и вместо них написал: «Подруга Утренней зари».
Не прошло и времени, достаточного для того, чтобы пообедать, как все двенадцать тем были разобраны. Как только стихи были написаны, их передали Ин-чунь. Девушка приняла стихотворения, переписала их, затем проставила возле каждого псевдоним и вручила Ли Вань.
Ли Вань стала читать, начиная с первого стихотворения:
МЕЧТАЮ О ХРИЗАНТЕМЕ
Ищу утешения в западном ветре,
тоску затаивши свою.
Осока красна, камыши побелели, —
душевную муку таю:
В ограде пустынной, в саду одряхлевшем
под осень следов твоих нет;
Под инеем чистым, под ясной луною
в мечтах лишь тебя узнаю.
Все время, все время душа моя рвется
с гусями, летящими вдаль;
Безлюдно, безлюдно, лишь вечером слышно —
вальки запоздалые бьют.
Кто может меня пожалеть и утешить?
Я сохну по желтым цветам,
Лишь тем утешаясь, что в праздник осенний
любовь повстречаю мою.
Царевна Душистых трав
РАЗЫСКИВАЮ ХРИЗАНТЕМУ
Беспечно взглянув на сверкающий иней,
приятно пройтись одному,
Когда ни с лекарством, ни винную чашу
оставить нельзя никому.
При инее этом, под этой луною
в чьем доме найдутся ростки?
За этим порогом, у этой ограды
где осень цветет – не пойму.
Вощеные туфли уходят далеко,
и радость в душе у меня;
Печальную песню свою напеваю,
и сердцу тоска моему.
И желтый цветок словно вымолвить хочет:
«Поэт, ты меня пожалей,
Меня на рассвете на посох не вешай,
чтоб к дому нести своему!»
Княжич, Наслаждающийся розами
САЖАЮ ХРИЗАНТЕМУ
Тебя я, мотыгу садовую взяв,
унес из осеннего сада.
Повсюду, повсюду я землю вскопал
у дворика подле ограды.
Вчера ночью темною дождь оживил
рассаду, пролившись внезапно;
Сегодня в час утренний иней раскрыл
цветы, нам несущие радость.
Читаю на холоде тысячу строф
во славу осенней красы;
Принес, охмелевши, я кубок вина
к твоей ароматной прохладе.
Вином тебя полил, окучил тебя,
в знак нежной любви к тебе.
Ах, стали бы эти дорожки в саду
для бренного мира преградой!
Княжич, Наслаждающийся розами