– Когда я была еще маленькой, у нас дома тоже был такой же павильон, который назывался как-то вроде «башни Утренней зари у изголовья». Мне тогда примерно было столько лет, сколько сейчас нашим девочкам, и я очень любила играть с подругами в этом павильоне. Однажды я оступилась, упала с мостика и чуть было не утонула. К счастью, меня успели спасти, и я только поранила себе голову о деревянный гвоздь. У меня еще и сейчас на виске под волосами сохранился шрам с палец величиной. Все у нас в доме боялись, как бы я не заболела, искупавшись в холодной воде, но все обошлось благополучно, без дурных последствий.

– А если б вы тогда не выжили, кто бы сейчас наслаждался всем этим счастьем? – перебила ее Фын-цзе. – Это еще раз доказывает, что вам с самого детства судьба предначертала великое счастье и долголетие. Все делается по воле духов! Я уверена, что ваше счастье и долголетие заключается именно в этом шраме. Ведь у Шоу-сина[124] на голове тоже был глубокий шрам, но так как старик пользовался великим счастьем и долголетием, это счастье хлынуло через край и превратилось в шишку!

Все так и покатились со смеху. Смеялась и матушка Цзя.

– Эта обезьянка совсем избаловалась! – со смехом сказала она. – Даже надо мной осмеливается шутить! Ох, и оторву я твой болтливый язык!

– Скоро нам предстоит есть крабов! – заторопилась Фын-цзе. – Я опасалась, что у бабушки плохое настроение, и постаралась рассмешить ее. Теперь она съест двойную порцию!

– В таком случае я оставлю тебя при себе и не отпущу домой! – улыбнулась матушка Цзя. – По крайней мере, посмеюсь вдоволь!

– Вы сами избаловали ее, потому что очень любите, – заметила госпожа Ван. – Если так будет продолжаться, она совсем распустится.

– А я и люблю ее за то, что она такая, – возразила матушка Цзя. – Она уже не ребенок, знает, что хорошо, что плохо. Ведь нам, женщинам, только и можно говорить и смеяться свободно, когда мы одни. Этикет она не нарушает, зачем же ее ограничивать?

Все вошли в беседку. Служанки подали чай. Фын-цзе расставила кубки и разложила палочки для еды. За столик, стоявший на возвышении, сели матушка Цзя, тетушка Сюэ, Бао-чай, Дай-юй и Бао-юй. За столик с восточной стороны – Сян-юнь, госпожа Ван, Ин-чунь, Тань-чунь и Си-чунь, а за столиком с западной стороны у дверей два места пустовало – это были места Ли Вань и Фын-цзе, которые не осмеливались сесть в присутствии старших и стоя ожидали у столиков матушки Цзя и госпожи Ван.

– Не несите много крабов, – распоряжалась Фын-цзе, – десятка пока хватит, а остальные пусть варятся на пару. Когда нужно будет, подадут.

Она потребовала воды, вымыла руки и, продолжая стоять, очистила самого большого краба, которого предложила тетушке Сюэ.

– Я лучше сама очищу, так будет вкуснее, – сказала тетушка Сюэ, – не беспокойся!

Тогда Фын-цзе подала краба матушке Цзя, а после этого угостила Бао-юя.

– Нагрейте вино и подавайте, – приказала она служанкам.

Она распорядилась приготовить для мытья рук воду с порошком зеленого горошка и для аромата добавить туда листья хризантемы и корицы.

Сян-юнь съела одного краба, затем встала со своего места, чтобы угощать других. Выйдя из павильона, она позвала служанок, приказала им наложить два блюда крабов и отнести наложницам Чжао и Чжоу. Когда она вернулась обратно, Фын-цзе сказала:

– О гостях можешь не беспокоиться, ешь сама. Позволь мне угощать! А я поем после того, как все разойдутся.

Сян-юнь не согласилась и приказала поставить на боковой террасе два столика, пригласила туда Юань-ян, Ху-по, Цай-ся, Цай-юнь и Пин-эр и стала угощать их.

– Вторая госпожа, – попросила тогда Юань-ян, обращаясь к Фын-цзе, – если вы позаботитесь о старой госпоже, я пойду поем.

– Иди, иди, не беспокойся! – ответила та.

Сян-юнь снова вернулась на свое место, а Фын-цзе и Ли Вань продолжали прислуживать.

Фын-цзе, распоряжавшаяся угощениями, вышла на террасу. При ее появлении Юань-ян, с аппетитом поглощавшая крабов, встала.

– Зачем вы пришли, вторая госпожа? – спросила она. – Хоть на время дали бы нам возможность чувствовать себя свободными!

– Ты совсем испортилась за последнее время, Юань-ян! – улыбнулась Фын-цзе. – Я за тебя прислуживаю за столом, а ты, вместо того чтобы благодарить меня, еще обижаешься! И даже не торопишься налить мне кубок вина!

Юань-ян со смехом вскочила, налила вина и поднесла его к губам Фын-цзе. Та не отрываясь выпила. Ху-по и Цай-ся наполнили второй кубок, Фын-цзе и его осушила. Тогда Пин-эр быстро сняла с одного краба панцирь и подала Фын-цзе кусочек мяса.

– Налейте уксуса и положите туда побольше имбиря, – сказала Фын-цзе.

Покончив с крабом, Фын-цзе поднялась:

– Вы ешьте, а я пойду туда.

– Какая вы все же бессовестная! – воскликнула Юань-ян. – Всех наших крабов поели.

– Осторожнее! – засмеялась Фын-цзе. – Ты знаешь, что ты понравилась второму господину Цзя Ляню и он хочет просить у старой госпожи разрешения взять тебя в наложницы?

– Ай! Это вы все сами придумали! – воскликнула Юань-ян, прищелкивая языком, но все же покраснела от смущения. – Ох, и вытру я свои грязные руки о ваше лицо!

Она встала и протянула руки к лицу Фын-цзе.

– Дорогая сестра! – взмолилась Фын-цзе. – Извини меня!

– Если даже Юань-ян и захочет перейти жить ко второму господину Цзя Ляню, разве сестра Пин-эр ее простит? – засмеялась Ху-по. – Вы только поглядите, она не съела и двух крабов, а уже успела выпить два блюдца уксуса![125]

Услышав эти слова, Пин-эр, чистившая жирного краба, вскочила и хотела мазнуть им Ху-по по лицу.

– Вот я тебе, болтушка! – беззлобно выругалась она.

Ху-по рассмеялась и быстро уклонилась в сторону, а Пин-эр, промахнувшись, ткнула крабом прямо в щеку Фын-цзе.

– Ай-я! – вскрикнула Фын-цзе, не ожидавшая подобного нападения.

Все громко расхохотались.

– Ах ты дохлятина этакая! – выругалась Фын-цзе, но тут же не выдержала и тоже рассмеялась. – Ты что, ослепла от обжорства? Что ты меня вздумала мазать?

Пин-эр поспешно вытерла ей щеку и побежала за водой.

– Амитофо! – воскликнула Юань-ян. – Вот вам возмездие за то, что вы вздумали шутить надо мной!

– Что у вас случилось, чему вы так смеетесь? – раздался в этот момент голос матушки Цзя, которая услышала шум и смех на террасе. – Расскажите и нам, мы тоже посмеемся!

– Вторая госпожа хотела у нас стащить краба, а Пин-эр рассердилась и измазала ей лицо, – ответила громким голосом Юань-ян, – вот они и подрались.

Матушка Цзя и госпожа Ван рассмеялись.

– Вы бы хоть пожалели ее, – сказала матушка Цзя, – неужели не видите, какая она тощая и хилая? Дайте и ей немного попробовать.

– Пусть довольствуется клешнями, – со смехом отвечали Юань-ян и другие служанки.

Между тем Фын-цзе успела умыться, вновь пришла в павильон и опять стала прислуживать матушке Цзя.

Дай-юй, обладавшая слабым здоровьем, не решалась есть много и попробовала лишь две клешни. Матушка Цзя тоже не ела лишнего. Вскоре все поднялись из-за стола, вымыли руки и отправились любоваться цветами, смотреть рыбок в пруду, гулять и развлекаться.

– Сейчас слишком ветрено, – сказала госпожа Ван матушке Цзя, – вам бы лучше вернуться домой и отдохнуть. А завтра, если будет настроение, можно прийти сюда снова.

– В самом деле, – согласилась матушка Цзя. – Я не уходила только потому, что боялась своим уходом испортить всем настроение, но раз ты считаешь, что нужно уйти, давай уйдем!

Повернув голову, она приказала Сян-юнь:

– Смотри, не позволяй брату Бао-юю есть слишком много!

– Хорошо! – кивнув головой, обещала Сян-юнь.

– И вы не ешьте лишнего, – обратилась матушка Цзя к Бао-чай и Сян-юнь. – Крабы очень вкусны, но ничего полезного не содержат, и если съесть лишнего, может разболеться живот.

– Да, да! – согласились с ней девушки.