Этот поворот политики Комнина подчеркивает взвешенность его амбиций и хорошую осведомленность в делах Леванта. В ту пору, когда сельджуки господствовали в центральной Анатолии и совершали набеги на едва отвоеванное ромеями западное побережье Малой Азии, василевсу не оставалось ничего другого, как отказаться от отдаленных, недосягаемых евфратских земель, где были лишь небольшие общины мелькитов, а основную часть населения составляли мусульмане и христиане-миафизиты. В то же самое время, Алексей I Комнин был полон решимости занять или удержать прибрежные сирийские города (Латакию, Валанию, Тартус), лежавшие вблизи византийского Кипра и сохранившие большие анклавы греческого и мелькитского населения. Так или иначе, при всех тонкостях Девольского мира и при всей значимости этого документа — как ярчайшего выражения ромейской восточной политики — его решения так никогда и не были приведены в жизнь. Алексей I Комнин не смог ни вытеснить нормандцев из Антиохии, ни добиться повторного византийского утверждения в Киликии, Антиохии и портовых городах Сирии. Антиохийские франко-нормандцы не только не ушли в Эдессу, Алеппо и Шейзар, но, напротив — под началом Танкреда выбили ромеев из Киликии и завоевали все киликийское и северо-сирийское побережье — от Корика до Тартуса. Победа, одержанная императором над армией князя Антиохийского на Балканах (1108 г.), ни в коей мере не была победой ромейского оружия над самим княжеством Антиохийским. И договор, подписанный в Эпире, не мог привести к столь масштабному перераспределению латинских, византийских, армянских и мусульманских владений в Леванте.

Подводя итоги войнам Алексея I Комнина с Антиохийским князем и осевшими в Сирии франко-нормандцами, нельзя не отметить, что эта была борьба именно против нормандской экспансии на византийские земли, но не тотальный конфликт Византии с латинским Западом или с присутствием латинян в Леванте. В событиях первой четверти XII в. нет того антилатинского ожесточения, вспышки которого можно проследить на исходе века (в особенности после смерти Мануила I Комнина). Даже в преддверии и во время балканского крестового похода император Алексей вполне разумно выкупал и возвращал свободу западным рыцарям и баронам, попавшим в плен к сарацинам. Так, в 1106 г., благодаря щедрости василевса, на Запад смог вернуться выкупленный в Египте коннетабль священноримского императора Генриха IV — Конрад. Описывая освобождение коннетабля Конрада, Альберт Аахенский восхваляет щедрость Алексея I Комнина, называя его «великим королем греков» (regni magno Grecorum)[1232]. Около 1107–1108 г. посланцы императора Алексея I Комнина выкупили в Каире и виконта Буржа — Одо Арпина. Этот шаг василевса также не мог остаться незамеченным на Западе, поскольку Одо, через Константинополь, отправился в Рим, где встречался с Папой Пасхалием II, а затем принял постриг в аббатстве Клюни[1233].

Анна Комнина описывает два византийских посольства в Египет, предпринятых для освобождения плененных франкских баронов[1234]. Согласно ее описаниям, император Алексей, «узнав о пленении графов и о всех выпавших на их долю несчастьях (…) стал терзаться душой и думать лишь об их освобождении»[1235]. Более того, когда освобожденные франки перебрались из Каира в Константинополь и рассказали василевсу о своих страданиях, Алексей, «сочувствуя их страданиям, стал проливать горячие слезы» и «сразу же удостоил и многих милостей, пожаловал денег, подарил всевозможные одежды, отправил в баню и всячески старался облегчить им боль от перенесенных мук»[1236]. При этом, автором «Алексиады» дана и вполне трезвая, реалистичная оценка действиям василевса, который, конечно же, рассчитывал на то, что освобожденные и щедро одаренные им латинские бароны, возвратившись на Запад, опровергли бы «наветы Боэмунда» и «стали живыми уликами против Боэмунда», чтобы они «обличали Боэмунда во всех городах и областях и выставляли себя как надежных свидетелей»[1237].

С окончанием балканского крестового похода, когда стало очевидно, что Девольский мир никогда не будет претворен в жизнь, император Алексей I Комнин не только возобновил идею военного вторжения в пределы Антиохийского княжества, но и обратился к латинским государям Иерусалима и Триполи, предлагая им совместно с ромеями выступить в поход против Танкреда. В 1111 г. в пределы Латинского Востока было направлено императорское посольство во главе с Мануилом Вутумитом. Мануил повторно заручился оммажем графа Бертрана Триполийского, после чего, во главе флотилии из 12 кораблей, отправился в Акру, для встречи с королем Бодуэном I Иерусалимским[1238]. Первоначально казалось, что переговоры с графом Бертраном и королем Бодуэном I могут привести к желанным ромейскому василевсу результатам. В Триполи была оставлена часть походной казны императора, предназначенная для предстоящего восточного похода ромейских армий. Император Алексей даже обещал оказать Иерусалимскому королю поддержку в завоевании мусульманских портовых городов Леванта, прежде всего — Тира. По словам Альберта Аахенского: «король греков обещал, что его войска прибудут по морю, однако из-за наступавшей зимы их невозможно было собрать»[1239]. Совместное франко-византийское завоевание Тира так и не состоялось, а переговоры Вутумита с франками вскоре зашли в тупик. Стало очевидным, что ни король Бодуэн I, ни графы Триполи — Бертран и Понс, ни даже убежденный противник Танкреда — Жослен де Куртенэ (бывший в этот период князем Галилеи), не собирались начинать войны против Антиохийского княжества[1240]. При всем престиже Ромейской державы, ее государь не смог создать коалиции против нормандской Антиохии. Даже когда император Алексей I Комнин был полон решимости лично повести свои войска на Ближний Восток, начав третью войну против Антиохийского княжества, он был разумно остановлен членами синклита[1241]. С провалом миссии Мануила Вутумита, возвратившегося в Константинополь в 1112 г., ни о каком походе против Антиохии говорить уже было невозможно. Последние годы своего правления император Алексей I Комнин посвятил исключительно расширению и укреплению своих владений на Балканах и в Малой Азии, совершенно устранившись от судеб Леванта. Сходного курса, на протяжении первых 18 лет своего правления, придерживался и порфирородный сын Алексея — император Иоанн II Комнин.

Итак, со времен последней киликийской кампании Танкреда в войнах между Антиохией и Византией наступил почти тридцатилетний перерыв (1110–1137 гг.). Новый период франко-византийских войн в Сирии связан именно с правлением Иоанна II Комнина. Как известно, Иоанн II показал себя достойным преемником своего отца, и в его правление Ромейская держава планомерно расширяла свои территории и неуклонно восстанавливала свой военный и экономический потенциал. В эти же самые годы (1119–1137 гг.) княжество Антиохийское переживало период почти неуклонного ослабления — гибели своих князей, катастрофических военных поражений и потери обширных территорий. Два последних Антиохийских князя династии Отвиллей, вместе с большей частью нормандских баронов и рыцарей, пали на поле боя. Первым погиб князь Рожер Антиохийский, чья армия была практически полностью уничтожена тюрками в битве на Кровавом Поле (28 июня 1119 г.). Уцелевшие антиохийские бароны и Патриарх Бернард Валенский призвали на помощь Бодуэна II де Бурга, ставшего к этому времени королем Иерусалимским[1242]. Приняв всю полноту власти над княжеством Антиохийским, король Бодуэн II смог восстановить, насколько было возможно, пошатнувшееся положение этого государства крестоносцев[1243]. Разорявшие антиохийские земли тюрки эмира Ильгази были оттеснены после второй битвы при Тель-Даните (14 августа 1119 г.); захватившие южные города княжества арабы Шейзара — отброшены, благодаря решительной ответной кампании короля Бодуэна II[1244]. По-крайней мере, для части вдовствующих антиохийских фьефов были найдены новые сеньоры — за счет иерусалимских франков и прибывавших на Восток западных рыцарей[1245]. Казалось, что нормандская Антиохия сможет в полной мере оправиться после поражения на Кровавом Поле (1119 г.).