Эта двойственность франкских отношений с восточно-христианским миром ни в коей мере не должна вводить в замешательство, т. к. она отлично осознавалась и воспринималась как должное теми франками, которые оставались на Востоке и которым действительно приходилось до конца своей жизни взаимодействовать с «греками, армянами и сирийцами». Так, Фульхерий Шартрский, капеллан первых двух королей Иерусалимских, приводит в своей «Истории…» и послание вождей Первого крестового похода, в котором те называют христиан Востока еретиками, и многочисленные предшествующие и последующие эпизоды единения восточных христиан и франков. Так, если вышеупомянутое послание было составлено 11 сентября 1098 г. и там крестоносцы именовали восточно-христианское население «греческими, сирийскими, армянскими и яковитскими еретиками», то уже в июне следующего, 1099 г., согласно описаниям того же Фульхерия, франко-нормандские рыцари Танкреда и Бодуэна де Бурга освобождали восставший против мусульман Вифлеем и даровали «поцелуй мира сирийцам» (dato Syris osculo pacifico)[693]. Для Фульхерия как очевидца и участника основания государств Латинского Востока эти диаметрально противоположные прецеденты — не свидетельства в пользу той или иной теории восприятия латинянами восточных христиан, но составные части единой истории.

В этот период, когда крестоносцы вынуждены были в одиночестве бороться за Антиохию и сирийские земли, а василевс временно уклонился от участия в делах Леванта, и произошло то «отклонение» Первого крестового похода от провозглашенного Урбаном II «паломничества» к полноценному завоеванию. Первые признаки этого отклонения проявились еще в сентябре 1097 г. в Киликии, когда отряды графа Бодуэна и Танкреда, яростно соперничая и доходя до прямых вооруженных столкновений друг с другом[694], отстаивали отнюдь не имперские, но собственные права на Таре и Мамистру[695]. Однако полномасштабная смена курса крестового похода от паломничества к завоеванию может быть отнесена к периоду осады и последующего стояния крестоносцев в Антиохии (октябрь 1097 — январь 1099 гг.). В этот период та часть крестоносцев, которая стремилась сочетать провозглашенное в Клермоне паломничество с завоеванием восточных территорий, обрела двух выдающихся вождей в лице графа Бодуэна (младшего брата герцога Готфрида Бульонского) и предводителя итало-нормандских крестоносцев Боэмунда Тарентского. Именно эти два человека могут по праву считаться «отцами-основателями» франкских государств на землях византийской Сирии, да и всего Востока.

Третий сын графа Эсташа II Булоньского, всю жизнь пребывавший в тени своих старших братьев, Бодуэн смог найти достойное применение своим талантам, лишь оказавшись за тысячи километров от родного ему севера Франции. Собрав зимой 1097 г. отряд из 200 рыцарей и конных сержантов, Бодуэн отделился от основной армии крестоносцев и ушел на восток, к Евфрату, где, при активном содействии восставшего армянского населения, начал череду самостоятельных завоевательных кампаний. К началу 1098 г. войска Бодуэна (состоявшие из франкских рыцарей и сержантов, армянских воинов и, вероятно, местного ополчения) взяли крепость Равандель, контролировавшую пути к Антиохии, и даже захватили Тель Башир (Турбессель), крупнейшее поселение, расположенное на западных, прибрежных территориях Евфрата.

В XII в. прославленный арабский географ Якут аль-Хамави так описывал Турбессель: «Это сильная крепость, охватывающая обширную территорию и расположенная в двух днях пути от Алеппо. Населяют ее армяне-христиане. Там есть и рынки, и сады, и многочисленное население»[696]. Абу аль-Феда отмечал плодородие земель, подвластных Турбесселю и в особенности его фруктовые сады, известные своим особым сортом слив. Равандель, в свою очередь, описан в книге Абу аль-Феды как «высокая крепость, возведенная на высоком белом холме. Этой крепости принадлежат источники, сады, фруктовые деревья и прекрасная долина. Под крепостью протекает река Африн. Крепость расположена в двух днях пути к северо-западу от Алеппо и к северу от Харима»[697]. Эти территории и стали колыбелью первого франкского государства в Леванте — будущего графства Эдесского. Согласно описаниям Альберта Аахенского, граф Бодуэн «осадил крепость, необычайно сильную и возведенную с великим мастерством, имя которой — Турбессель. Жители этого города, армяне, мужи христианской веры, тайно вступив в переговоры с князем Бодуэном, передали ему город, изгнав тех турок, которые находились в цитадели. Сделано это было потому, что армяне предпочитали служить под началом христианского герцога, а не языческих властителей. Подчинив город и его цитадель, и поставив там своих людей, он (Бодуэн. — С. Б.) таким же образом подчинил и неприступную крепость Равандель»[698].

В феврале 1098 г. оставив в Турбесселе и Раванделе франко-армянские гарнизоны, Бодуэн в сопровождении 60–80 всадников пересек Евфрат[699]. Его новой целью стала Эдесса, правитель которой — куропалат Торос (о котором мы уже говорили в первой главе), призвал графа, рассчитывая на союз с франками[700]. 6 февраля Бодуэн вступил в Эдессу. Колоритное описание этого оставил Фульхерий Шартрский: «Армяне вошли в наш лагерь, поражаясь тому, что мы наконец-то прибыли к ним во имя любви ко Господу. Они шли перед нами, неся кресты и хоругви; они целовали наши ноги и полы нашей одежды (…) Наконец, мы так достигли самой Эдессы, правитель которой, вместе со своей супругой и своими соотечественниками с радостью принял нас…»[701]. Первоначально Торос рассчитывал заключить с графом Бодуэном военный союз, основанный на щедром вознаграждении франков в обмен на их соучастие в обороне Эдессы и борьбе с окрестными сельджукскими эмирами. Согласно описаниям Альберта Аахенского, Торос обещал Бодуэну «огромные суммы золота, серебра, обилие пурпура, множество мулов, лошадей и оружия, если тот согласится быть защитником и поддержкой для него и его горожан»[702]. Вне всяких сомнений, Торос, отталкиваясь от своего предшествующего опыта, относившегося ко временам византийского господства и правления Филарета Варажнуни, воспринимал Бодуэна и его крестоносцев как франкских наемников, подобных контингентам Роберта Креспина, Русселя де Баёлля или Раймбо. Но здесь Тороса ждало жестокое разочарование. Граф потребовал разделения власти над Эдессой; в противном случае он грозился покинуть город и более не оказывать поддержку Торосу и христианскому населению восточного берега Евфрата. Вскоре в одном из главных храмов города состоялась торжественная церемония усыновления Бодуэна Торосом[703]. Согласно хронике Гильома Тирского, договор между «отцом» и «сыном» сводился к следующему: «Покуда князь (Торос. — С. Б.) будет жив, они будут разделять все блага; после же его смерти, к нему (т. е. Бодуэну) должно было отойти все, во всей полноте»[704].

Однако и это не спасло положение старого куропалата. Несмотря на первое поражение в столкновении с ближайшим сельджукским правителем — Бальдуком, эмиром Самосаты, граф Бодуэн и его франки, совместно с армянскими войсками, смогли резко прекратить тюркские набеги на земли Эдессы, создав у переправы через Евфрат крепость, получившую название «замок Св. Иоанна»[705]. Эмир Бальдук оказался, впервые за много лет, отсеченным от регулярно разоряемых им садов, деревень и угодий Эдессы. Так, первый месяц сосуществования франкского графа и византийского князя явно продемонстрировал жителям города, что они более не нуждаются в Торосе. Армянская знать Эдессы, во главе с советом из двенадцати «префектов» или «ишханов», составила заговор против своего правителя[706]; было решено сместить Тороса, всецело передав власть в городе энергичному франкскому графу. В начале марта 1098 г. в Эдессе вспыхнуло восстание армянской знати, вставшей на сторону Бодуэна: Торос был осажден в цитадели, а затем растерзан восставшим армянским и сиро-яковитским населением, не питавшим ни любви, ни благодарности к своему правителю-халкидониту. По словам сэра Стивена Рансимена, к этому времени жители Эдессы «нашли более действенного защитника (Бодуэна. — С. Б.). Франкам даже не пришлось устраивать заговор против Тороса; однако нельзя поверить в то, чтобы заговорщики посмели бы зайти так далеко, не заручившись, предварительно, поддержкой франков»[707]. Бодуэн, несмотря на предоставленные Торосу гарантии безопасности, заверенные клятвой на святынях церкви Св. Апостола Фаддея, ничего не сделал для спасения своего нареченного отца[708]. 10 марта 1098 г. он был провозглашен «князем и герцогом (дукой)» Эдессы[709].