Особое значение в XI в. приобретают и скриптории сирийских монастырей — не только как центры перевода византийских богослужебных и богословских текстов на восточные наречия, но и как художественные центры, где работали мастера книжной миниатюры. Книжная миниатюра XI в. первой обрела ту экспрессию и тот утонченный драматизм, которые позднее повсеместно вошли в свои права в византийском искусстве эпохи Комнинов. Те тенденции, которым предстояло воплотиться на мозаиках, фресках и иконах XII в., уже проступали в миниатюре XI в., в том числе — в тех шедеврах, которые создавались в скрипториях сирийских монастырей рукой константинопольских, грузинских и антиохийских мастеров. А.Л. Саминский, чьи исследования имеют первостепенное значение для изучения художественного наследия византийской Антиохии XI в.[541], отмечает, с одной стороны, тесную связь антиохийских скрипториев с художественными традициями Константинополя, и в то же время — большую и несколько большую экспрессивность, остроту, свойственную антиохийцам[542]. Последнюю предрасположенность антиохийских мастеров, вне всякого сомнения, следует отнести к проявлению восточного, в частности — сирийского влияния. По словам А.Л. Саминского «Влияние Константинополя на искусство Антиохии (…) могло быть сильным и непосредственным. Но, несмотря на все усилия столицы по ассимиляции восточного патриархата, он сохранил свое особенное лицо: арабский язык богослужения и гордость собственным преданием. Вероятно, дух этого предания отразился в антиохийских рукописях — единственных дошедших до нас следах искусства византийской Антиохии»[543]. Среди наиболее ярких памятников антиохийской книжной миниатюры XI в. стоит, следуя А.Л. Саминскому, выделить Алавердское Евангелие, а также Евангелия-апракос из афонского монастыря Кутлумуш (cod.gr. 61) и монастыря Св. Екатерины на Синае (cod.gr. 208).

Также нельзя не отметить, что XI в. стал и периодом наиболее деятельного участия византийских василевсов в делах Святой земли и Иерусалимской Церкви. Достаточно привести пример положения святых мест в Иерусалиме. Если со времен арабского правления бремя по поддержанию и перестройке Храма Воскресения (Храма Гроба Господня) лежали на Иерусалимском Патриархе и мелькитских сановниках халифата, то в 1047 г., спустя менее чем сорок лет после полного своего уничтожения, важнейший паломнический центр христианского мира был восстановлен именно благодаря стараниям и вкладам ромейских василевсов. После разрушения иерусалимского Храма Гроба Господня халифом Аль-Хакимом, в 1009 г., ромейские василевсы Роман III Аргир, Михаил IV Пафлагон и Константин IX Мономах последовательно добивались восстановления собора (ценой освобождения 5.000 мусульманских пленников, возведении фатимидской, шиитской мечети в Константинополе и т. д.). В 1047–1048 гг. собор был восстановлен, опять же, византийскими мастерами, и на средства ромейского императора Константина IX Мономаха. О роскоши этих византийских вложений в Святую землю свидетельствует описание персидского путешественника Насира Хосрова, посетившего Иерусалим и новый, едва возведенный Храм Гроба Господня, в 1047 г. «На сегодняшний день церковь представляет собой невероятно обширное сооружение, способное вместить 8.000 человек. Здание возведено с величайшим умением, из разноцветного мрамора, с орнаментом и скульптурами. Внутри церковь украшена византийскими тканями, с золотой вышивкой и изображениями. Они отображают Иисуса — мир Ему! — который иногда изображен восседающим на осле. Там же изображения других пророков, таких как Авраам, и Измаил, и Исаак, и Иаков со своими сыновьями — мир им всем! Эти изображения покрыты сандараком (т. е. маслом красного можжевельника): и лик каждого изображения покрыт тонким стеклом, совершенно прозрачным. Это позволяет не вешать занавесь и, в то же время, защищает изображение от оседающей пыли и грязи, ибо стекло ежедневно протирается служителями»[544]. Разумеется, описанный Насиром собор — это был не дошедший до нас романский Храм Гроба Господня, но более сложное и несколько менее масштабное, предшествующее сооружение — с базиликой на месте нынешнего кафоликона, открытой ротундой над Святым Гробом и тремя дополнительными капеллами с западной стороны кувуклия[545].

Разумеется, усиление византийского влияния в Антиохийской Церкви (и, соответственно, в Грузии и пределах Иерусалимского Патриархата) отнюдь не следует воспринимать как некий деструктивный процесс. Напротив, итогом «византинизации» стало масштабное строительство или обновление восточных храмов и монастырей, расцвет монашеской жизни (в том числе и под ощутимым влиянием зарождавшихся афонских традиций), прибытие на Восток константинопольских иконописцев и богословов. Единственное негативное проявление церковной «византинизации» можно усмотреть в давлении константинопольской иерархии и светской власти на Антиохийский Патриархат, и в постепенно оформлявшемся стремлении вытеснить одну богослужебную традицию (антиохийскую, западно-сирийскую), всецело отдавая предпочтение другой (константинопольской). Все эти процессы, во многом, обострились и дошли до своего завершающего этапа как раз в эпоху крестовых походов, о чем подробно будет сказано в последующих частях книги.

В то время как империя прилагала значительные усилия для инкорпорирования или, напротив, вытеснения христиан-сирийцев (стремясь всячески подавить сиро-яковитов и усилить византийское влияние среди сирийских мелькитов), ромейские василевсы открыли путь на завоеванные восточные земли еще одному христианскому народу, а именно — армянам. С завоеванием армянских царств Арцрунидов (Васпуракана) и Багратидов (царства Ани)[546], Ромейская держава вполне естественно обратилась к людским ресурсам покоренных армянских территорий. Армянская миграция, за счет которой ромеи пополняли свои воинские контингенты и восполняли потери среди населения опустевших восточных провинций, конечно же, не способствовала «византинизации» Сирии и Киликии. Переселившиеся на восточные границы армяне сразу же заявили о себе как о сильном, совершенно обособленном от ромеев, воинственном народе, с интересами которого необходимо было считаться. Уже в правление императора Василия II Болгаробойцы армянская община Антиохии подняла восстание и даже посягнула на жизнь императорского дуки — магистра Убейд-аллаха. «И возбудили армяне, которые жили в Антиохии, бунт внутри города и в окрестностях его. И слушались все они одного из своих, С-мула по имени. И ворвались они к Убейд-аллаху, магистру, в его дворец внезапно, чтобы убить его. И спросил Убейд-аллах своих рабов и приверженцев, за него ли жители Антиохии или против него. И сказали те ему, что за него. И ободрился он тогда и вышел навстречу армянам. И собрались к нему жители города и сразились с армянами и уложили весьма многих. И были армяне обращены в бегство»[547]. Впоследствии это противостояние между христианами-сирийцами (в особенности византийскими, халкидонскими мелькитами) и армянами еще не раз проявлялось в истории Антиохии — как на исходе византийского правления, так и в период франкского господства, на рубеже ХII–XIII вв.

Между тем, ничто не укрощало все возраставшего стремления Византии обращаться к населению завоеванной ромеями и разоряемой тюрками Великой Армении как к почти неограниченному источнику людских пополнений. Причем методы этого «переселения» варьировались от поощрения и предоставления земель до принудительной депортации. В X–XI вв. армяне заселили обширные территории византийского Востока, в первую очередь Киликию и восточную Каппадокию, но также и Сирию, в том числе Эдессу и приевфратские земли, территории вдоль хребта Аманоса, Мараш и Мелитену, и города, лежавшие южнее. В Шейзаре, Тартусе и Антиохии появились армянские общины, а лежавшая к востоку от Антиохии Арта была почти полностью заселена армянами. С XI в. многие крепости, города и даже фемы на востоке империи подпали под власть армян, первоначально — византийских сановников и военачальников, позднее — de facto, а подчас и de jure независимых князей. К примеру, последний армянский царь династии Арцруни — Сенекерим, уступив права на Васпуракан, получил от императора Василия II фему Севастии; последний царь Багратид — Гагик Исходным образом получил от ромейского василевса каппадокийские фемы Ликанд и Харсиан. Территории восточной Каппадокии, нагорной Киликии, приевфратские сирийские земли вскоре наполнились армянскими динатами, воинами и переселенцами[548].