Одним из последних благодеяний императора Мануила з отношении его франкских вассалов стала передача Тарса — столицы византийской Киликии — князю Боэмунду III Антиохийскому. В связи с этим «даром» василевса нельзя не вспомнить о той напряженной войне, которую князья Антиохии вели с ромеями за города Равнинной Киликии в правление Танкреда и Раймонда де Пуатье. При этом, война, инициированная отцом Боэмунда III — князем Раймондом де Пуатье, закончилась его сокрушительным поражением; антиохийские франки были наголову разбиты ромейской армией, посланной в Левант молодым императором Мануилом I Комниным. Однако, на закате своего правления, Мануил передал князю Антиохийскому — как своему вассалу и родственнику — не просто отдаленную часть Киликии, но ее столицу. Возможно, что одной из причин этой передачи был тот факт, что Таре вернулся от армян к ромеям, во многом благодаря походу короля Амори I и князя Боэмунда III в Киликию в 1173 г.

Единственным текстом, где зафиксирован факт передачи Тарса князю Боэмунду III, является хроника Гильома Тирского — источник, безусловно, надежный. Архиепископ Гильом, во время своего путешествия из Константинополя (в 1179–1180 гг.), посещал Антиохию, так что он был отлично осведомлен и о положении княжества, и о его отношениях с империей. И он ясно говорит о том, что Боэмунд III «получил Таре, первый среди метрополий Киликии, от греков»[1594]. Бернард Гамильтон считает, что Таре был передан Боэмунду III по прямому приказу императора Мануила, как часть приданого новой супруги князя — Феодоры Комниной[1595]. Рансимен выдвигает намного более сложную версию, согласно которой дука Киликии — Исаак Комнин, будучи не в силах бороться с киликийскими армянами, доверил свою столицу Боэмунду III; тот взял Исаака в плен, подчинил Таре, а впоследствии продал город Рубену III[1596]. На наш взгляд, версия Рансимена является достаточно сложной и запутанной, и, к тому же, она не находит прямых документальных подтверждений. Если же отталкиваться от единственного первоисточника — хроники Гильома, то можно с полным основанием прийти к выводу, что Таре был действительно передан князю Антиохийскому либо самим Мануилом (в 1177–1180 гг.), либо его вдовой и фактической регентшей империи Марией Антиохийской (1180–1182 гг.). Влияние Марии Антиохийской здесь, с одной стороны, недоказуемо, с другой — несомненно. Города и земли Равнинной Киликии были вожделенной целью князей Антиохийских, в том числе и Раймонда де Пуатье. И очевидно, что дети Раймонда — Боэмунд III и императрица Мария — смогли, за счет своей родственной близости к василевсу, добиться, на поприще присоединения киликийских территорий, гораздо больших успехов, нежели их яростно воевавший с ромеями отец.

Вопрос о том, был ли Таре передан как неотъемлемый, наследственный фьеф, или, все же, как прония — остается открытым. Но все же второе (т. е. передача Тарса как пронии) более вероятно. Помимо Тарса, владения князя Антиохийского вновь расширились и за счет некоторых территорий восточной Киликии. Сохранилась хартия Боэмунда III, в которой Антиохийский князь предоставляет латинской обители Нотр-Дам де Иосафат богатые земельные надели и насади близ Тиля (Тель-Хамдуна) и Мамистры[1597]. Вполне возможно, что эти земли князь Боэмунд III Антиохийский удерживал с момента своего похода против Млеха Рубенида в 1173 г., или же впоследствии получил при помощи ромеев. Так или иначе, владычество князя Боэмунда III Антиохийского в преподнесенном ромеями Тарсе оказалось недолговечным. В 1183 г. Салах-ад-Дин взял Алеппо и его владения соприкоснулись с границами Антиохийского княжества. Тогда же Боэмунд III вынужден был продать Таре армянскому князю Рубену III, дабы перебросить все возможные силы к обороне своих восточных рубежей[1598]. Передачу Тарса можно по праву считать одним из величайших даров василевса Мануила, предназначавшихся его франкскому вассалу — князю Антиохийскому.

Поддержка Ромейской империей значительно упрочила положение Антиохийского княжества и его государя. О престиже Боэмунда III — князя Антиохии, брата византийской императрицы, повелителя Тарса — свидетельствует история передачи ему Исаака Комнина, племянника императора Мануила. Около 1177 г. Исаак Комнин, бывший дукой Тарса, был пленен во время одной из кампаний против тюрок и киликийских армян. Проведя несколько лет в плену у «властителя гор» Рубена III, он не позднее 1182 г. был передан князю Антиохии. Согласно латинскому хронисту Рожеру Ховеденскому, Рубен III «отправил Исаака к своему вышестоящему — Боэмунду, князю Антиохии, который принял его с радостью и потребовал от него выкуп в размере 60.000 безантов, которые тот обязался предоставить. Для этого он направил вестников к богатым мужам Кипра, прося их помощи в предоставлении выкупа. Следуя его пожеланиям, они отправили ему 30.000 безантов, которые он передал князю Антиохии; в качестве гарантии выплаты второй части выкупа он оставил у него в заложниках своего сына и свою дочь»[1599].

После этого Исаак был выпущен на свободу и, спустя несколько лет, при помощи части ромейских войск и флота, захватил власть на Кипре, объявив себя василевсом. Тогда же он направил к Боэмунду III оставшуюся часть выкупа. Однако, как повествует Рожер, «князь Антиохии направил к нему послов для получения оставшейся части выкупа, то есть 30.000 безантов, но император Кипра отказался доверять их посланникам князя и передал выкуп братьям Храма, дабы они доставили выкуп князю Антиохии. Когда же они отправились в путь, их встретили пираты, исторгнувшие у них эту сумму. Когда это стало известно императору Кипра, он усмотрел в этом хитрость князя Антиохии и сказал ему, что более не предоставит ему подобной суммы. Из-за этого его сын и дочь провели два года в качестве заложников в руках князя Антиохии; в итоге же, увидев, что император Кипра не станет выкупать заложников, князь Антиохии, движимый состраданием, предоставил им свободу и позволил им отбыть»[1600].

Эта история служит ярким подтверждением того особого положения, которым князь Антиохийский, вассал и шурин императора ромеев, пользовался на Востоке. Его определенное первенство среди государей Сирии и Киликии признал даже «властитель гор» Рубен III, передавший ему столь ценного пленника. Спустя три года, в 1185 г., к Антиохийскому князю вновь обратятся армянские князья Киликии, на этот раз — как арбитру в их междоусобице. Очевидно также, что в случае с плененным дукой Тарса, князь Боэмунд III беззастенчиво отстаивал собственные, а отнюдь не имперские интересы. Но, при этом, он смог достичь взаимопонимания со своим сородичем — Исааком Комниным и получить от него, по крайней мере, большую часть выкупа. Наконец, заслуживает внимание и то, что дети Исаака несколько лет провели при дворе князя Антиохии и, будучи брошенными отцом, получили свободу благодаря «чувству сострадания» своего дальнего родственника Боэмунда III.

Осмысление эпохи византийского сюзеренитета над Антиохией невозможно без рассмотрения проблемы Антиохийского патриаршества и ее места в восточной политике династии Комнинов. Как известно, на заре норманно-византийских войн в Сирии, в 1100 г., православный Патриарх Иоанн V Оксит принужден был покинуть Антиохию, а на его кафедру был возведен латинский Патриарх — Бернард Валенский[1601]. С тех пор вопрос об Антиохийском Патриархе возникал практически во всех ключевых соглашениях между Антиохией и Константинополем в XII в. Так, уже в тексте Девольского мира Боэмунд клятвенно обещал императору Алексею I Комнину, что «антиохийским патриархом не будет человек нашего племени (латинянин. — С. Б.), но тот, кого ваша царственность назначит из сынов великой Константинопольской Церкви»[1602]. Однако дает ли постоянное возникновение проблемы Антиохийского патриаршества в переговорах достаточное основание считать ее одним из действительных приоритетов василевсов династии Комнинов? Позволим себе не согласиться с распространенным утверждением о том, что одной из главных целей восточной политики Комнинов было стремление защитить права византийской церковной иерархии и восстановить на Антиохийском престоле православного патриарха. При внимательном рассмотрении восточной политики василевса Иоанна II и, в особенности, его сына Мануила I, нельзя не отметить, что вопрос о патриаршестве, несмотря на постоянное свое возникновение в перечне имперских притязаний, чаще всего становился «разменной картой» для Комнинов.