С трагической, действительно напоминавшей «Божью кару», гибелью Патриарха Афанасия I Манасси и триумфальным возвращением в Антиохию Патриарха Амори де Лиможа, император Мануил I Комнин был поставлен в достаточно сложное положение. С одной стороны над василевсом довлели прежние, традиционные и, с исторической точки зрения — абсолютно справедливые притязания византийской церковной иерархии на Антиохийский патриарший престол, с другой — становилось очевидно, что латинских вассалов и союзников империи отнюдь не следует провоцировать повторным введением в Антиохии патриарха-грека. На разрешение этих противоречий ушло несколько лет; и создается впечатление, что император Мануил I Комнин действительно смог найти наиболее разумный, прагматичный компромисс. Не прошло и двух лет с момента гибели Патриарха Афанасия I Манасси, как в Константинополе было совершено поставление нового православного Патриарха Антиохийского — Кирилла II (около 1173 г.)[1617]. Избрание и поставление Кирилла II, естественно, обеспечивало непрерывное преемство линии православных Патриархов Антиохии — однако, по сути, это было символическим жестом, т. к. Кирилл II оставался титулярным Патриархом, не покидавшим берега Босфора. Б. Гамильтон выдвигает предположение, что избрание Кирилла II на титулярный патриарший престол Антиохии было, во многом, вызвано желанием Мануила I умилостивить византийскую церковную иерархию и, в особенности, Вселенского Патриарха Михаила III Анхиальского, известного своим резким неприятием латинской Церкви[1618].

Если император Мануил и поднимал вопрос о возможности прибытия Кирилла II в Антиохию, то подобные переговоры должны были иметь место около 1177 г., т. е. времени брака князя Боэмунда III с Феодорой Комниной. Во всяком случае, в 1178 г. в Антиохию из Рима было направлено послание Папы Александра III, обращенное к сирийским франкам. Если в 1165 г. римский понтифик фактически проигнорировал прибытие православного Патриарха Афанасия I в Антиохию, то в 1178 г. Папа Александр III, добившийся известных успехов в борьбе с Барбароссой, уже чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы выступить против византийских посягательств на положение латинского Антиохийского Патриархата; впрочем, его реакция была намного мягче, нежели выступление его предшественника — Иннокентия II против аналогичных посягательств Иоанна II Комнина в 1137–1138 гг. Папа Александр III ограничился лишь весьма дипломатичным посланием к латинскому клиру Антиохии, которое было направлено в Сирию в 1178 г. «До нас дошли известия, которые нас весьма встревожили (если, конечно же, эти известия верны), о том, что благороднейший князь Антиохии, по причине своего родства с нашим дражайшим сыном во Христе, Ману-илом, великолепным императором Константинопольским, согласился подчинить Антиохию власти Константинопольской Церкви». При этом понтифик не столько грозит кому-либо отлучением, сколько призывает латинский клир Заморской земли стойко противиться подобным притязаниям, и защищать «честь Антиохии и авторитет Римской Церкви на всем Востоке»[1619].

Так или иначе, Патриарх Кирилл II провел все свое патриаршество в Константинополе (около 1173–1179 гг.), так и не появившись в Антиохии. Более того, создается впечатление, что к концу своего правления император Мануил I Комнин отказался от каких-либо посягательств на права латинского Патриарха Антиохии. Уже в 1180 г. василевс Мануил, направляя свое посольство в Антиохию, обращался не только к своему шурину князю Боэмунду III, но и к Патриарху Амори де Лиможу. Тогда архиепископ Гильом Тирский, посещая, после Третьего Латеранского собора, Константинополь, совершил путешествие в Антиохию, где «исполнил поручение, возложенное Его Императорским величеством, к Господину князю и Господину Патриарху», добавляя, что исполнение этого поручения было «крайне полезно нашей Церкви»[1620]. Как справедливо отмечает Б. Гамильтон, слова Гильома дают полное основание утверждать, что «к 1180 г. Мануил относился к Амори де Лиможу как к легитимному Патриарху Антиохийскому»[1621].

Закат эпохи византийского сюзеренитета над Антиохией и Иерусалимом ознаменовала смерть императора Мануила, наступившая 24 сентября 1180 г. Описание смерти великого императора оставил Никита Хониат. По словам византийского историка, василевс Мануил, будучи опытным врачом, сам измерил свой пульс и, предчувствуя скорую смерть, потребовал монашеского одеяния и пострига: «приложив руку к артерии и испытав биение пульса, он глубоко вздохнул и, ударив себя рукою по лядвее, потребовал монашеского платья. При этом слове поднялась, как обыкновенно бывает, суматоха; и так как готовой духовной одежды не было, то окружавшие василевса, отыскав где-то черную ветхую мантию, снимают с самодержца роскошные царские одежды, одевают его в грубое платье подвижников Божиих и, надев на него божественный шлем и честные латы, преображают в духовного воина и сопричисляют к воинству небесного вождя. Мантия, не достигая до ног и не покрывая всего его богатырского тела, оставляла открытыми голени, так что никто из зрителей не мог удержаться от слез, помышляя о человеческой немощи и о ничтожестве при конце жизни нашего тела, которое у нас, как раковина, обнимает душу и срастается с нею. Так он оставил жизнь и царство, процарствовав тридцать восемь лет без трех месяцев»[1622]. Василевс Мануил был похоронен в приделе (ирое) монастыря Пантократора, ставшего семейной усыпальницей Комнинов[1623].

Смерть императора Мануила стала тяжелым ударом как для ромеев, так и для франков Заморской земли. При императоре Мануиле I Комнине, Ромейская империя окончательно признала права франков на господство в Сирии, Ливане и Палестине, в том числе — и право господства франкских князей над Антиохией, чего категорически не желали признавать ни Алексей I, ни Иоанн II. Более того, в понимании Мануила сюзеренитет империи над франкскими государствами Заморской земли призван был не просто установить некую форму зависимости сирийских и палестинских франков от державы ромеев, но создать союз христианских государей, призванный сдержать возраставшую мощь мусульманских правителей Востока — Кылыч-Арслана II, Нур-ад-Дина и пришедшего к власти в Египте Салах-ад-Дина. Став главой этого союза, император Мануил не просто требовал от франков послушания и поставки войск; он предоставлял щедрые дары своим вассалам, ограждал их владения от вторжений (как военными, так и дипломатическими мерами) и, наконец, скрепил союз с франками рядом династических браков. Так, эпоха сюзеренитета Мануила над франкскими Антиохией и Иерусалимом может считаться наиболее продуктивным и гармоничным периодом греко-латинских связей в восточном Средиземноморье эпохи крестовых походов. У антиохийских и иерусалимских франков были все основания оплакивать Мануила. С его смертью они теряли не только щедрого и внимательного к нуждам своих вассалов сюзерена, но и мощного союзника, который мог (как с помощью военных, так и дипломатических мер) сдерживать усиливавшийся натиск анатолийских тюрок, Зенгидской Сирии и Айюбидского Египта. Архиепископ Гильом Тирский с горечью пишет о кончине василевса: «достойнейший и приснопамятный муж, величайший из всех князей земных, господин наш император Мануил Константинопольский, сбросив бремя земной плоти, передал свою душу в райские пределы»[1624].