Итак — пласт античного и византийского архитектурного наследия; многочисленные византийские храмы и монастыри; обширные анклавы и городские кварталы, населенные византийскими, православными христианами; наконец, обширные территории, едва выпавшие из-под власти Ромейской державы… Все это позволяет нам говорить о Сирии конца XI в. по крайней мере в некоторой степени как о византийском пространстве, причем пространстве крайне нестабильном, не успевшем еще восстановиться после весьма турбулентного перехода от ромеев к сельджукам.

Завершая обозрение событий, предшествовавших эпохе крестовых походов, нельзя не отметить, что из всех регионов Ближнего Востока византийская Сирия была, пожалуй, в наилучшей степени подготовлена к установлению контактов между местным населением и «франками». Колонны и отдельные группы западных паломников регулярно проходили через имперские земли на пути в Иерусалим. Важнейшим пунктом на их пути оставалась Антиохия и окружавшие ее монастыри. Так, в XI в. Антиохию, во время своего паломничества, не могли не посетить граф Анжу — Фульк III Черный[600] и отец Вильгельма Завоевателя — герцог Роберт I Нормандский (1034–1035 гг.), т. к. многотысячные колонны паломников, которые вели эти северофранцузские феодалы, можно было провести лишь по приморскому пути, через византийскую Сирию и Антиохию[601]. Ордерик Виталий, в своей «Церковной истории», приводит подробное описание паломничества основателя нормандского монастыря Св. Эвруля — аббата Теодориха (1056–1057 гг.), делавшего продолжительные остановки в Антиохии и близлежащей лавре Св. Симеона Дивногорца, и в итоге скончавшегося в одной из обителей Кипра[602].

С возвращением северного Леванта в лоно Ромейской империи, в портовых городах северной Сирии, в Антиохии и на Кипре стали оживленно торговать итальянские купцы, создававшие там госпитали и первые колонии. Первенство здесь принадлежало купцам и колонистам Амальфи, города, зависимого от Ромейской державы. Так, уже в период второго византийского правления (969–1084 гг.) один из центральных кварталов Антиохии получил название «квартала амальфитанцев»[603]. В этом квартале располагались не только дома и торговые ряды, но и госпиталь амальфитанцев, предназначенный для приема прибывавших в Сирию итальянских паломников[604]. Еще один госпиталь амальфитанцев был основан в Иерусалиме[605]. Колонию амальфитанцев в Антиохии возглавлял особый викарий, назначаемый и присылаемый из Амальфи. Однако благосостояние амальфитанцев в Антиохии и византийской Сирии стало постепенно сходить на нет, в особенности после подчинения Амальфи нормандцам (в 1073 г.) и выступления амальфитанских кораблей на стороне Роберта Гвискара во время нормандского вторжения на Балканы (в 1081–1085 гг.). По словам Лорана: «Эта политика правителей Амальфи стоила городу его коммерческого процветания в греческих водах. Император (Алексей I Комнин. — С. Б.) отменил коммерческие привилегии Амальфи, как враждебного города, предоставив новые привилегии венецианцам, защищавшим империю от атаковавших ее нормандцев. Купцы Амальфи, пребывавшие на греческих землях, отныне должны были платить дань Венеции»[606]. Хотя присутствие и процветание венецианцев в Антиохии наметилось еще до войны с нормандцами, т. е. до 1081 г. К примеру, уже на исходе 70-х гг. XI в. венецианские купцы смогли выкупить и вывести из Антиохии содержавшегося там пленного сербского королевича Константина Бодина[607]. Не стоит забывать и об истории перенесения мощей Св. Николая Чудотворца из Мир Ликийских в Бари (в 1087 г.), т. к. итальянские купцы спасшие/похитившие[608] мощи святителя, изначально направлялись для торговли в Антиохию[609]. Последнее доказывает, что итальянская торговля в Антиохии не пресеклась даже с сельджукским завоеванием; купцы и моряки из Венеции, Амальфи, Бари продолжали посещать город уже после его перехода к тюркским правителям.

«Латиняне» на землях византийской Сирии были представлены не только проходившими колоннами западных паломников или прибывавшими итальянскими купцами. На протяжении полувека, предшествующего Первому крестовому походу, контингенты франко-нормандских наемников, поступавших на службу к ромейским василевсам, стояли в ближневосточных провинциях империи, в том числе в Антиохии и Эдессе. С началом нормандского «освоения» и завоевания Южной Италии (1017–1071 гг.) ромеи постоянно прибегала к найму выходцев из французских или лангобардских земель, многие из которых первоначально воевали против империи под знаменами нормандских государей, а затем переходили на службу к василевсу. Так, прославленный французский рыцарь и искатель приключений Руссель де Баёлль, о котором подробнее будет сказано ниже, прежде чем перейти на службу к империи, воевал против ромеев и сицилийских арабов под знаменами Роберта Гвискара и его брата — Рожера I Сицилийского, прославившись в битве при Черами (1063 г.)[610]. Другой известный глава франко-нормандских наемников — Роберт Креспин также первоначально воевал против ромеев в Италии и, по словам Михаила Пселла, «сначала был врагом ромеев, а потом переменился и уже, казалось, любил нас не меньше, чем раньше ненавидел»[611]. Первые упоминания о присутствии франкской наемной кавалерии на восточных рубежах державы ромеев относятся ко времени правления императора Михаила VI Стратиотика (1056–1057 гг.)[612]. Матфей Эдесский вспоминал о том, что в 1065 г. в его родной Эдессе стоял контингент из 200 франков[613]. Коптский диакон Мавхуб ибн Мансур ибн Муффариг, в «Истории Александрийских патриархов», упоминает о том, что у дуки Эдессы — Василия Апокапа, находилась, среди прочих войск и ополчения «1.000 латинян»[614]. Другие франко-нормандские отряды стояли в Антиохии, Мелитене, Трапезунде, оберегая византийские владения в Сирии, восточной Анатолии и Армении.

В 1060–1070-х гг. франко-нормандские наемники, под командованием Роберта Креспина и Русселя де Баёлля, принимали активное участие в восточных кампаниях императора Романа IV Диогена и в последующих гражданских войнах, раздиравших Византию. В составе армии Романа IV Диогена во время восточного похода 1071 г., завершившегося битвой при Манцикерте, находилось около 500 франкских наемников, под общим командованием Русселя де Баёлля[615]. В 1072 г., во время гражданской войны между императорами Романом IV Диогеном и Михаилом VII Дукой, исход генерального сражения, развернувшегося на полях равнинной Киликии, был решен атакой франко-нормандцев Роберта Креспина, выступившего на стороне Дук и сломившего сопротивление армии Диогена. Согласно описанию Михаила Пселла, Креспин, «увидев построившееся вражеское войско, возбудил в себе мужество и, предупредив Андроника (двоюродного брата Михаила VII Дуки, командовавшего его армией. — С. Б.), что ударит по коннице, помчался во весь опор, увлекая за собой своих людей, врезался в гущу врагов, рассек их строй, а когда после короткого сопротивления неприятель повернул назад, с несколькими воинами бросился за бегущими, многих убил, а многих взял в плен живыми»[616]. Но если Роберт Креспин оставался покорным ромейскому василевсу, то Руссель де Баёлль вскоре после свержения Диогена (ок. 1074 г.) поднял мятеж и совершил первую в истории попытку основать франкское государство на восточных землях империи. Руссель и верные ему франки захватили несколько городов в Галатии, Ликаонии, Вифинии, и нанесли сокрушительное поражение императорской армии, выступившей под командованием кесаря Иоанна Дуки и его сына Андроника[617]. Лишь в 1076 г. мятеж Русселя был подавлен ромейскими войсками молодого стратига Алексея Комнина, заключившего союз с тюрками эмира Тутуша. Около 1071 г. еще один контингент из 8.000 франко-нормандских наемников, под командованием некоего Раймбо, обосновался южнее, в византийской Сирии, где перешел на службу к Филарету Варажнуни[618]. Эти франки составили костяк армии Филарета, опираясь на который, он удерживал подвластные ему сирийские земли, отбивая атаки тюрок-сельджуков и непокорных армян-миафизитов. Если же принять во внимание, что государство Филарета пало всего за 10–13 лет до начала Первого крестового похода, то можно суверенностью утверждать, что когда первые крестоносцы достигли Леванта, они встретили там поколение христиан и мусульман, которое уже обладало опытом общения с франко-нормандским рыцарством, латинскими пилигримами и итальянскими купцами. Так, в 1097 г., когда северный Левант был заселен поколениями восточных христиан, уже подготовленные к встрече и взаимодействию с «франками», на земли Сирии и Киликии вступили принявшие крест участники великого «вооруженного паломничества», провозглашенного Папой Урбаном II на соборе в далеком французском Клермоне.