Одержав победу над дамасским аскаром, крестоносцы графа Гильома-Жордана принудили арабский гарнизон сдать Арку. По словам Альберта Аахенского, граф Гильом-Жордан «на протяжении трех недель (…) неустанно нападал на защитников крепости при помощи осадных орудий и арбалетов, не позволяя никому ни входить, ни выходить, покуда крепость, огражденная самой природой и неприступная для людей, не будет сражена голодом и не сдастся ему»[1196]. Город, чьи запасы были полностью истощены осадой и предшествующими набегами провансальских и каталонских рыцарей, сдался на милость графа Сердани. Аль-Идриси описывает Арку как «прекрасный и многолюдный город, лежащий у подножия невысоких холмов. Посреди города, на возвышении, стоит крепость (…) В городе многочисленное население и множество товаров. Жители города — богаты. Питьевая вода доставляется в город по акведуку, берущему свое начало от реки, которая, не иссякая, течет близ Арки. Там множество садов с фруктовыми деревьями и сахарным тростником; на упомянутой реке стоят мельницы. Город лежит примерно в трех милях от морского берега»[1197]. Причем, здесь было бы уместно отметить, что область Аккар (т. е. земли, непосредственно прилегающие к Арке) это регион, традиционно населенный мелькитами. Даже сейчас там, согласно исследованию Р. Беттса, насчитывается «до двух десятков православных деревень»[1198].
Это приводит нас к теме поддержки восточных христиан, которой должны были пользоваться союзные василевсу провансальские крестоносцы. Во второй главе книги мы уже подробно говорили о поддержке восточных христиан, оказанной крестоносцам, и значимости этого фактора во франкском завоевании Леванта. И естественно, контингент из нескольких сотен провансальцев и каталонцев, даже при поддержке византийского и генуэзского флота, никогда бы не смог основать собственное государство, если бы мелькиты и марониты Ливана предпочли бы арабское или сельджукское правление. Анна Комнина приводит описание того, как великая битва у стен Тартуса (1102 г.) была выиграна при содействии местного христианского населения, которому доверился граф Раймонд Сен-Жилльский[1199]. Ибн аль-Асир говорит о том, что «жители окрестных гор и жители области Суад, большую часть которых составляли христиане, оказывали помощь» графу Раймонду и его крестоносцам[1200]. Другие арабские хронисты также оставляют эпизодические упоминания о присутствии сирийских христиан в стане крестоносцев. Ибн аль-Каланиси упоминает «рекрутов» в войске графа Сен-Жилльского[1201], а Усама ибн Мункыз пишет о том, что под началом графа Гильома-Жордана были «туркополы»[1202]. О том, что марониты славились сохранением своих воинских традиций и сражались, в качестве лучников и пехотинцев, в рядах франкских войск, пишет Гильом Тирский. Архиепископ Гильом описывает маронитов как «славных воинов, которые оказались крайне полезными нашим людям в их частых битвах с врагом»[1203]. В то же самое время, нет каких-либо причин полагать, чтобы и мелькиты, населявшие земли вокруг Тартуса, Арки, Библа, обширные территории Аль-Куры и долины Бекаа, уклонились бы от поддержки и приятия провансальских крестоносцев, союзных ромейскому василевсу и получавших поддержку от ромеев Кипра. Другое дело, что впоследствии эти отношения между латинянами и восточными христианами были омрачены такими событиями, как резня в Аль-Куре (1137 г.) и погромы восточного населения в Триполи (1152 г.).
На исходе 1108 г. в Левант прибыл граф Бертран Тулузский — незаконнорожденный сын графа Раймонда Сен-Жилльского, намеренный унаследовать ближневосточные владения своего отца. Как об этом повествует Альберт Аахенский, «Бертран, сын графа Раймонда» собрал «со всех концов своей земли армии воинственных мужей и тяжеловооруженных конных воинов, всего — сорок галер, на борту которых находилось 4.000 воинов (на борту каждого по сто воинов, не считая моряков)». Флотилия провансальских крестоносцев прибыла к портам Генуи, где был заключен союз между графом Бертраном и торговой республикой, принимавшей столь действенное участие в латинском завоевании Леванта. Генуэзцы предоставили графу Бертрану еще 80 кораблей, и к рубежу 1108–1109 гг., сделав остановку в Константинополе, армада генуэзцев и провансальцев достигла сирийских берегов[1204]. Между графами Тулузы и Серданьи немедленно возникло острое противоборство, граничившее с междоусобной войной. По словам Фульхерия Шартрского, Бертран «не желал, чтобы Гильом преуспел. Гильом же не желал, чтобы Бертран жил»[1205]. Положение осложнялось и благодаря тому, что два претендента на триполийские земли быстро обрели двух могущественных сюзеренов; Бертран Тулузский обратился за помощью к королю Бодуэну I Иерусалимскому, граф Гильом-Жордан — к князю Танкреду Антиохийскому. Как известно, эти два государя отнюдь не были расположены друг к другу, со времен открытой войны, которую они вели друг против друга во время киликийской кампании 1097 г. Однако авторитет и сила Иерусалимского короля перевесили все прочие факторы в политике «Заморской земли». Противоречия между государями крестоносцев были разрешены на совете, собранном под председательством короля Бодуэна I Иерусалимского, на Монт Пелерен. «Земли Камеллы» должны были быть разделены между двумя преемниками графа Сен-Жилльского: северная часть, с Тортосой и Аркой, должны были отойти к Гильому-Жордану, ставшему вассалом Антиохийского князя, южные же земли — с Триполи и Гибелетом, отходили к Бертрану Тулузскому, который держал бы их как вассал Иерусалимского короля. Тогда же было достигнуто окончательное примирение между Танкредом и графом Бодуэном II Эдесским[1206]. Вскоре объединенная армия крестоносцев, куда вошли войска государей Иерусалима, Антиохии, Эдессы и провансальские крестоносцы графа Бертрана Тулузского, совместно с генуэзским флотом, вновь приступили к осаде Триполи.
12 июля 1109 г., спустя почти семь лет после начала осады графом Раймондом Сен-Жилльским, франки и генуэзцы вошли в Триполи. Очевидец событий, Фульхерий Шартрский, говорит о том, что соглашением, «скрепленным клятвами и подтвержденным королем», было решено, что «сарацины не будут убиты, но им будет предоставлено право беспрепятственного прохода в те земли, куда они пожелают уйти»[1207]. После этого войскам Иерусалимского короля и графа Бертрана был предоставлен доступ в один из кварталов города. Избиение же мусульманского населения и разорение города было делом рук генуэзцев, не считавших себя связанными договорами Иерусалимского короля. Как пишет Фульхерий Шартрский, «внезапно, по той или иной причине, невероятный гомон поднялся со стороны простолюдин генуэзских. Они забрались на стены при помощи веревок и лестниц и вошли в город. Каждому сарацину, которого они там находили, отрубали голову. Лишь те, кто находился в квартале короля, был защищен по условиям достигнутого соглашения»[1208]. Ибн аль-Каланиси оставляет общее описание взятия и разорения Триполи. «Они (франки. — С. Б.) воздвигли осадные башни у стен города, и, когда его население собственными глазами увидело армию противника, оно сильно опечалилось, осознав свою участь. Боевой дух жителей упал, кругом царило всеобщее отчаяние, вызванное задержкой египетского флота, который должен был по морю доставить в город продовольствие и подкрепление, но трюмы кораблей опустели, дул встречный ветер, и, по велению Аллаха, произошло так, как должно было произойти. Франки атаковали город со своих осадных башен и силой оружия захватили его в понедельник, на ll-й день месяца зу-л-хиджа (12 июля) этого года. Они разграбили все, что могли, пленили мужчин и забрали в рабство женщин и детей. Количество трофеев, попавших в их руки, товаров из лавок и складов, книг из учебных заведений и частных библиотек не поддается исчислению. Правителя города и часть его войска, попросивших пощады еще до захвата города, помиловали, и после захвата они были отпущены и прибыли в Дамаск несколькими днями позже. С населением же города обошлись очень жестоко, деньги горожан и зарытые ими ценности были конфискованы, и люди остались в крайней нужде и горе»[1209].
