Мансур открыл ворота Халиду аль-Валиду, однако войска других арабских военачальников ворвались в Дамаск сбоем, вступая в кровопролитные схватки с еще сопротивлявшимися ромейскими контингентами. Тем не менее, когда отряды Халида аль-Валида встретились посреди города со своими собратьями, большая часть военачальников — в том числе и обладавший правами верховного главнокомандующего Абу Убейда ибн Аль-Джаррах, посчитали себя связанными договором Мансура и Халида. Резня на улицах была остановлена, а дома и земли Дамаска были разделены между мусульманскими завоевателями и христианским населением[298]. Разделению подвергся даже кафедральный собор Св. Иоанна Крестителя, часть которого, как уже было сказано выше, была превращена в мечеть, а часть, еще около столетия, оставалась православным храмом[299]. При этом, Евтихий Александрийский открыто осуждает Мансура за сдачу Дамаска и даже говорит о том, что он был отлучен от Церкви: «что касается Мансура, правителя дамасского, то за его злодеяние, за то, что он довел румов до гибели, и за то, что помогал мусульманам против них, его предали проклятию все патриархи и все епископы во всем мире»[300]. Более того, Евтихий обвиняет Мансура в других преступлениях, в том числе — в нежелании тратиться на кормление ромейских воинов и даже в явных диверсиях против императорского войска[301]. Эти сказания и благочестивые обличения Александрийского Патриарха, конечно же, не имеют никакого отношения к жизни самого Мансура; однако они крайне показательно выявляют ту своеобразную «славу», которой была овеяна фигура Мансура среди ближневосточных христиан.

Что касается Иерусалима, то Святой град был сдан, после двенадцатимесячной осады, халифу Умару ибн Хаттабу православным Патриархом Софронием I (в 637 г.). Согласно хронике Агапия Иерапольского, когда Умар подступил к Святому городу «Софроний, Патриарх Иерусалимский, вышел и встретил его, и получил от него гарантии безопасности для Иерусалима и всех городов палестинских»[302]. Евтихий Александрийский оставляет сходное описание сдачи Иерусалима: «И вышел патриарх Иерусалимский Софроний к Омару-ибн-ал-Хаттабу, и Омар-ибн-ал-Хаттаб даровал ему аман и написал ему охранную грамоту; вот копия ее: "Во имя Бога Всемилостивого и Всемилосердого! Это есть грамота от Омара-ибн-ал-Хаттаба жителям города Илии в том, что гарантируется им неприкосновенность их крови и их детей, и их имуществ и их церквей, и что они не будут разрушаемы, ниже обитаемы /мусульманами/". И Омар пригласил свидетелей засвидетельствовать грамоту. Ему открыли ворота города, и Омар-ибн-ал-Хаттаб вошел в город со своими сподвижниками и воссел во дворе церкви Воскресения»[303]. При этом халиф Умар последовательно отказывался молиться в Храме Воскресения и церкви Константина, дабы христианские церкви не были, в память о молитве халифа, превращены в мечети[304]. Гарантии, данные халифом Умаром Патриарху Софронию, стали основой для дальнейшего существования Иерусалимского Патриархата и его паствы и создали важнейший юридический прецедент для общего положения христиан на Арабском Востоке. Итак, следует вновь обратить внимание на то, что и Святой Град Иерусалим, и один из величайших городов Сирии — Дамаск, были сданы арабам христианами-мелькитами, а не миафизитами. О сдаче других византийских городов Леванта (Антиохии, Эдессы, Апамеи, Латакии, Шейзара) было уже подробно сказано выше.

Однако следует отметить, что при всей многочисленности случаев относительно мирного перехода восточных городов к арабам, мусульманское завоевание сопровождалось и прецедентами массовых разорений, которые сказывались и на местном христианском населении, и в особенности на ромейских гарнизонах. Даже в тех случаях, когда с христианским населением устанавливался договор, арабские завоеватели отказывались распространять его на ромейских воинов. Так было при взятии арабами Газы, когда население было помиловано и ограждено договором, в то время как плененные ромейские воины были казнены, войдя в историю как «60 мучеников Газы»[305]. Описанный выше договор Мансура с Халидом ибн Валидом также, очевидно, распространялся на население Дамаска, но не на чинов ромейского гарнизона. Крупномасштабное избиение ромеев имело место при взятии Кесарии Палестинской, остававшейся форпостом империи в Леванте вплоть до 639 г. Епископ Агапий Иерапольский упоминает о том, что при взятии Кесарии халиф Муавия «вырезал до 7.000 ромеев»[306]. Сходное разорение имело место и при двух арабских завоеваниях Александрии. По крайней мере, здесь можно было бы привести описание первого взятия города (641 г.), приведенное в «Истории Александрийских патриархов»: «мусульмане взяли Александрию, и разрушили ее стены, и сожгли многие церкви. Они сожгли и церковь Св. Марка, стоявшую у моря, где покоилось его тело (…) Они сожгли как эту церковь, так и многие окрестные монастыри»[307]. Также Севир ибн аль-Мукаффа, первый автор «Истории…», отмечает, что «мусульмане не посягали на провинции и их жителей, но всюду уничтожали народ румов»[308].

Однако здесь следовало бы сопоставить участь Александрии, Кесарии, Дамаска и Иерусалима. Если в Александрии и Кесарии арабское завоевание завершилось массовыми разорениями и истреблением «румов», то Дамаск и Иерусалим были сданы византийскими светскими и церковными иерархами и избежали подобных побоищ. При этом Александрия и Кесария, невзирая на разорения VII в., на протяжении последующих веков оставались центрами сосредоточения достаточно многочисленных мелькитских общин. Еще более показательна, в этом отношении, судьба Латакии. Как повествует арабский историк Белазури, «город был взят силой. Убайда вошел в цитадель, а затем поднялся на ее стену и вскричал "Аллах велик!". Тогда некоторые бежавшие (…) христиане изъявили желание сдаться, согласившись при этом вернуться на свои земли. Им были предписаны земли, и установлен харадж, который они ежегодно обязались вносить, вне зависимости от того, будет ли их община увеличиваться или уменьшаться. Сохранили они и свою церковь»[309]. Однако в 722 г., в правление императора Льва III Исавра, ромеи совершили морской рейд к Латакии, фактически разорив город. Согласно описаниям того же Белазури: «В год 100, в правление халифа Абд аль-Азиза, румы пришли по морю и высадились у побережья аль-Ладхакии. Они уничтожили город и взяли его жителей в плен»[310]. То есть с переходом под арабское правление Латакия (остававшаяся, подчеркнем, преимущественно христианским городом) фактически не пострадала; своим великим разорением и разграблением она была обязана рейду ромейских воинов, не рассчитывавших удержать этот далекий сирийский город. Так, арабское правление оказалось для христиан Латакии, по крайней мере, в VII–VIII вв., гораздо благоприятнее византийского.

И здесь следовало бы отметить, что одним из ключевых факторов в этом добровольном переходе ближневосточных христиан под власть арабского халифа была жажда юридической и финансово-экономической стабильности, шанса на который им фактически не оставляла империя. Еще Ф.И. Успенский, в своей «Истории Византийской империи», обращал внимание на выгодное отличие джизьи в сравнении с непомерными поборами византийских чиновников. Здесь уместно было бы процитировать известное высказывание Вейля, как раз приведенное Ф.И. Успенским: «В религиозном отношении, христиане, переходя под власть мусульман, только выигрывали в свободе, ибо магометане не вмешивались в их духовные дела, а что касается политической стороны, то верные раз данному слову халифы довольствовались очень умеренной данью, вследствие чего мусульманское господство было гораздо мягче, чем власть императора, который в истинном смысле слова высасывал кровь из отдаленных провинций»[311].