Когда Ральк протянул флягу, вдова машинально склонилась навстречу. Едва она прикоснулись к сосуду, Ральк разжал руку, позволив фляге, соскользнуть по черепице в водосточный желоб, а сам ухватил тощее запястье зареванной самоубийцы и рванул на себя. Пьяная женщина, окончательно растерявшись, потеряла равновесие и свалилась на стражника. Ральк молниеносно выхватил из-за пояса моток бельевой веревки и, перехватывая руками, обмотал вокруг талии пойманной женщины. Та едва дергалась, придавленная локтем солдата. Затянув узлы, Ральк ухватил заверещавшую вдову одной рукой за шиворот (раздался треск, несколько пуговок разлетелось, звонко цокая по черепице), другой — за юбку. Конец веревки он успел несколько раз намотать на кулак.

Прикинув расстояние, Ральк приподнял слабо сопротивляющуюся жертву и съехал на заду вниз. Когда его каблуки уперлись в окаймляющий крышу водосток, справа и слева от упавшей фляги, он с усилием приподнял женщину и отшвырнул — ногами вперед. Весила жертва немного.

Вдова с воем полетела в канал, взлетел столб брызг. Женщина отчаянно замолотила руками по воде, глубоко погрузиться не дала веревка, тем более, что Ральк принялся вытягивать ее и наматывать на локоть… Торкер кинулся к ограде, но, разглядев веревку, расхохотался. Ральк медленно подтаскивал бьющуюся вдову к берегу. Хлопнула дверь — из дома выкатились Нирс с Ропитом. Эти ничего не понимали, они видели только, что безутешная вдова совершила тот самый прыжок в канал, которым пугала соседка. Ухмылки Торкера они не понимали. Следом за стражниками, кстати, выскочила и тощая тетка в переднике. И тоже застыла с разинутым ртом.

Ральк тем временем медленно выбирал веревку, упираясь в каменный желоб. Торкер перегнулся через ограду, вытянул руку и ждал. Едва натянутая веревка коснулась его пальцев — вцепился и потянул. Ральк сперва страховал, потом, убедившись, что солдат справляется, бросил свой конец вниз и, завалившись на спину, заложил руки за голову. Торкер подтянул женщину к краю канала, тут только к нему пришли на помощь Нирс с Ропитом — сообразили. Совместными усилиями утопленницу втянули на берег и перевалили через парапет. Женщина тихо ныла, обеими руками вцепившись в веревочную петлю на животе, ноги, облепленные мокрой юбкой, болтались в воздухе, с одежды стекали потоки грязной воды…

Ральк, зажмурившись, лежал на крыше, подставляя лицо теплым лучам. Снизу размеренно доносились тяжелые важные шлепки и спокойный голос Торкера:

— Будешь еще надираться, как свинья?! Будешь?! На крышу полезешь еще?! А? Будешь?! Ты ж погляди на кого похожа, до чего довела-то себя! Будешь еще?

— Ай! Ай! — доносилось в ответ. — Ай, не буду! Ай, дяденька!

— Будешь еще?! Будешь?! Соседей будешь пугать?!

— Ай! Ай, пусти!

— Нет, ты скажи, будешь?!

— Ай, нет! Ай, не буду-у!!! Матерью пресветлой клянусь, не-е-ет!!! Ай!!!

Ральк сел, нащупал в ногах фляжку, сделал глоток и снова улегся на влажную черепицу.

— Гунгиллой-матерью клянусь!!!

— Ну то-то же…

Снизу донесся шорох одежды, всхлипывания, бормотание тощей соседки… Ральк с сожалением посмотрел на флягу, закупорил покрепче и отправился в обратный путь. В дверях десятник столкнулся с вдовицей — та стрелой пролетела мимо, обеими руками запахивая на груди драную мокрую кофту, лишенную, похоже, большей части пуговиц. Ральк только и успел заметить, что она еще моложе, чем показалось вначале — вряд ли намного больше двадцати лет. Оставляя за собой мокрые следы, вдова умчалась, хлюпая раскисшими башмаками и всхлипывая. Стражник покачал головой, аккуратно затворил дверь и по скрипучей лестнице зашагал вниз.

Ропит глядел сердито, но немного оттаял, получив обратно флягу, где плескалось довольно много вина — должно быть, он уже успел мысленно проститься с запасом.

— А если она жалобу подаст? — поинтересовался краснолицый толстяк, снова пряча сосуд под плащ.

— На что жалобу? И кто ей поверит? Мы же все скажем, что, мол, сама сиганула, да мы выловили. Разве не так?

— Я ей адресок дал, — вставил Торкер. — Хочешь, спрашиваю, подавальщицей в кабаке? Подумала маленько, говорит — хочу. Может, в самом деле, в «Медный грош»…

— «Медный грош»? Это то самое место, где мы познакомились, что ли?

— Ну да. А что?

— Говоришь, подавальщицей? А может, «белошвейкой», а? — Ральк прищурился.

Торкер, не смутившись, пожал плечами:

— Может, и «белошвейкой». Если сама захочет. «Белошвейкой» больше заработает… Ну да это не моя печаль и не твоя, верно?

Ральк только кивнул.

Около полудня небо снова заволокло тучами, время от времени падали редкие капли. Постепенно воздух наполнился влажной взвесью… Небо не слишком потемнело, но серая завеса казалась сплошной, мокреть зарядила, похоже, надолго. Ропит принялся ворчать, что не мешало бы подкрепиться — мол, вот-вот пойдет дождь и хорошо бы переждать его в каком-нибудь кабаке. К примеру, можно зайти в «Медный грош», заодно бы замолвили словечко за будущую подавальщицу.

— С набитым брюхом дозором ходить несподручно, — отрезал Ральк. — А в «Медный грош» я и так могу зайти, после дежурства. Заодно и пообедаю.

— Зачем же тогда в «Медный грош»? — вставил Торкер. — Если все равно собираешься в наши края, так у меня бы и пообедал, а? Бабы только обрадуются.

Ральк, который именно на это и рассчитывал, сделал вид, что задумался, потом сдержано кивнул:

— Ну, если так… Спасибо, зайду. Только сперва все же в «Грош» твой заглянем, вина куплю. Найдется там приличное?.. Ну, если я с тобой буду?

— Тебе и так хорошего нальют, — ухмыльнулся Торкер, — потому что ты стражник и сейчас в форменной одеже. Да еще и за полцены уступят. Тем более, если я скажу, что ты мое начальство.

— Нет, за полцены я не хочу, я же начальство! — десятник ухмыльнулся. — Могу за вино заплатить!.. Кстати, Ропит, а где ты свое брал?

Ропит нахмурился:

— Там больше нет… Это случайно вышло, что мне перепало. Маленькая партия.

— Ладно, тогда в «Медном гроше» куплю.

Ральк сообразил, что вино Ропита, скорее всего, является взяткой. Возможно, контрабанда. Непорядок, конечно, но десятник взял себе за правило не лезть в чужие дела.

— Нет, правда, маленькая партия, — канючил тем временем краснолицый стражник. — Я бы не против, мне ж не жалко… Слышь, Ральк, а ведь уже дождь идет. Ну, давай зайдем куда-нибудь, а?

— Нет, и не хнычь… Не положено в карауле, ты же знаешь.

— А баб в реку бросать положено?

— А вино втихаря хлебать? — встрял Нирс.

Беззлобно препираясь, стражники шагали по жилым кварталам, лениво оглядывая занавески в окнах, корзины с овощами, расставленные на широких подоконниках, скучающих хозяек и снующую по своим делам детвору… Из подворотни выбежали две тетки в просторных накидках и принялись, осыпая друг дружку бранью и тыча пальцами, что-то толковать стражникам. Женщины орали наперебой, перемежая речь проклятиями, перебивали друг дружку, так что Ральк ничего не мог понять. Он уяснил только, что речь идет о белье, которое, якобы кто-то у кого-то стащил и не желает возвращать… Разбираться с этой ерундой не хотелось, так что Ральк прикрикнул на теток, заставил умолкнуть и объявил:

— Вот что, дамы. Я оставляю с вами вот этого доблестного стражника, звать его — мастер Ропит. Расскажете ему о своих бедах, он во всем разберется. Ясно?

Ропита, который забурчал невнятные возражения, десятник ткнул локтем в толстый бок, так что плюхнулось вино в припрятанной фляге, и шепнул:

— Ты же собирался пожрать? Вот потолкуй с бабами, глядишь, какая-то обедом накормит. А ты ей найди это белье, Гангмар бы его взял. Понял? Через час мы вернемся сюда, жди вон там, у мостика.

Оставив Ропита разбираться со склочницами, двинулись дальше. Нирс снова принялся молоть какую-то чушь о своих друзьях, потом в самом деле заморосил мелкий противный дождь, разговор угас… Обошли южные кварталы, у ворот поболтали с парнями, поставленными там на пост… Обычное дежурство, более или менее скучно. Ральк подумал, что ему следует опять попроситься в ночной караул. Все равно скучно.