— Вурибой Красный Плащ, сын Карамока Хромого и командир его дружины. Великий воин, он сорок три раза удостаивался ночи с Феей Сильвенчей… — в голосе юноши восхищение мешалось с завистью.

Ингви в ответ хмыкнул (ему пришло в голову, как вся страна Риодна, затаив дыхание, подсчитывает количество ночей каждого выдающегося любовника королевы) и заявил:

— Должно быть, он пошел в маму — потому как на отца не очень похож. Из такого молодца можно сделать троих Стражей Побережья и еще на запчасти что-то останется…

— Не-е, чужеземец, говорят у Карамока — все дети такие. А да, вот я еще слыхал — в какой-то деревушке в наших краях, в Ровнихе, что ли? Не важно, так вот там стражи побережья как-то стояли лагерем и какая-то баба от Карамока понесла. Он тогда был молодым дружинником просто… Ну, она двойню родила, а вышло — мол, они от приблуды какого-то… Ну, баба-то не говорила поначалу, кто отец — детишек и продали купцу из ваших… С островов… Да мне как-то отец показал того самого купца…

— Толстенький коротышка с выпученными глазами?

— Ага, точно, ох и кинжал у него был богатый… Ой, гляди, вон они уже к кострам тринян идут…

Великий Карамок глянул на вояк, которых тан Понок выстроил для смотра, тут из хвоста его свиты вышел друид в темном плаще, бесцеремонно растолкав дружинников, приблизился к полководцу и принялся что-то нашептывать, указывая в сторону костров ольшанского ополчения. Карамок спокойно выслушал, кивнул и, нахмурив седые брови, оглянулся в указанном направлении. Затем кивнул Поноку и, круто развернувшись, зашагал к войску Павлона. Тот засуетился, выстраивая свое мужичье в шеренгу. Ингви, пожав плечами, кивнул своим — и чужеземцы поплелись занимать место на левом фланге…

Понок сплюнул и громко выругался, Карамок, который еще не успел отойти далеко, притормозил и бросил тану:

— Не кипятись, таких как ты… крестьян… я навидался полным-полно и мне достаточно одного взгляда, чтобы понять — вся эта твоя шайка стоит в схватке двух-трех настоящих воинов. В лучшем случае. И не беспокойся — если послезавтра отличишься в бою и останешься жив, я тебя не забуду. Я помню всех, — и постучал кривым заскорузлым пальцем себя по виску.

С этими словами старичок захромал к ополчению Ольшанки, командир которого нервно переминался с ноги на ногу…

Глядя на него, Филька заметил:

— А кольчужка-то гномьей работы, не иначе. Видите, даже такому коротышке по росту…

— Только шире раза в два, — хмыкнул Кендаг.

Подойдя к неровному строю ополченцев, Карамок остановился — остановилась и его свита, растекаясь в ширину. Навстречу полководцу сунулся было Павлон, однако Хромой остановил его властным взмахом руки:

— Знаю, знаю… Тан Ольшанки.

— Сын тана, о доблестный Карам…

— Не важно! Я вижу. Эй, как тебя, друид! Ты об этом чужеземце говорил мне?

Кривой палец уставился в грудь Ингви, друид молча кивнул — демон узнал в нем того самого, что руководил недавно церемонией на тайной поляне.

— Хе! — объявил Карамок и перевел взгляд на Ингви. — Что скажешь, загадочный иноземец?

— Скажу, что там, откуда я родом, считается невежливым тыкать в человека пальцем. Если, конечно, у тебя нет желания лишиться пальца. По локоть.

— Хе! — старый воин совсем не обиделся и палец опустил, зато из-за его спины с нечленораздельным ворчанием выдвинулся Вурибой, но Страж Побережья остановил его жестом другой руки, — постой-ка, сынок. Так что, иноземец, Отец-Лес тебя привечает, а?

— Мы с ним давние знакомые.

— Во-во… И друид тебя боится. Боишься его, борода? — сам Карамок, казалось, не боялся никого и сыпал оскорблениями направо и налево. — Бои-и-ишься. Хе! Так что ты за птица, чужеземец?

Ингви пожал плечами и ухмыльнулся.

— Говорить не хочешь? Ну и ладно, не говори. Завтра собираю танов на совет, так и ты тоже приходи, послушаю, что ты скажешь… Не каждый день можно получить совет такого молодца, который с Отцом-Лесом на короткой ноге. Ну и ты приходи, пугало, — милостиво кивнул старик Павлону — и тут же опять обернулся к демону, — с утра-то осмотрись, слышь, чужеземец, а совет начнем, как солнце на лес сядет. Хе!

И с тем Страж Побережья повернулся и похромал прямо сквозь толпу телохранителей, слуг и друидов — все торопливо убирались с его пути.

Дождавшись, когда процессия удалилась Павлон набрал полную грудь воздуха и с чувством выдохнул:

— Слава Отцу…

— Что, полегчало на душе? — подмигнул ему Ингви.

— А то! Карамок мог меня и из лагеря прогнать, а это позор на всю жизнь…

— Чего же так?

— А бойцов у меня мало, да и не шибко они выглядят, сам видишь. И друида со мной нет даже самого никудышнего с во-от такусеньким шариком на палке… — юноша показал пальцами.

Ингви подумал, что у молодых друидов на поляне янтарные шары были вполовину меньше, чем у почтенных стариков в Каменной Пристани — любопытно, значит размер камня свидетельствует о статусе владельца. В таком случае Митик — невелика птица… А ополченцы после смотра, во время которого вели себя на редкость хладнокровно и равнодушно — так же спокойно вернулись к костру и бочонку пива. Тут им повезло: им, как и, скажем, ополчению из Тринии достались одинаковые бочонки, тогда как ольшанцев было меньше. Ингви тоже хлебнул этого напитка, проглотил, подумал и сказал, что больше не хочет, Филька после пробного глотка долго плевался и ругал варваров и дикарей, которые пытались отравить «дитя ложных богов», а детей травить — нельзя, Кендаг же, напротив, не возражал против такого напитка и, нацедив себе в одолженную у кого-то тару (что-то среднее между миской и кружкой), принялся попивать мелкими глотками. Послушав вопли эльфа, Кендаг сделал нарочито большой глоток и объявил:

— Вот питье настоящих мужчин и воинов!

Ннаонна решила не отставать от приятелей в том, что касалось мужества и воинственности. Она храбро попросила у Кендага его бадейку и решительно приникла к ней ртом. Затем медленно возвратила пиво лорду и сдавленным голосом пробормотав: «Я щ-щас», исчезла во тьме, вскоре оттуда раздались совершенно душераздирающие звуки. Филька захихикал. Ннаонна вскоре, потупившись, вернулась к костру и сделав несколько глотков из фляги с водой, уселась и мрачно уставилась в огонь.

— Не понравилось? — участливо спросил Ингви, — это тебе не кровушку хлебать.

Филька опять захихикал и его неожиданно поддержали ольшанские мужики, которые, оказывается, внимательно наблюдали за тем, как разворачиваются события.

— Ингви, миленький, переведи им, — взмолилась Ннаонна (свою реплику Ингви произнес на общем и местные, естественно, не врубились).

— Ладно, — согласился демон, — эй, мужики, вы не смейтесь, потому что она у нас — вурдалак, оборотень. Пиво ваше ей не понравилось, так она говорит, мол, привкус какой-то остался во рту — может, кровью, говорит, запью — так пройдет.

Ннаонна подтвердила его слова улыбочкой. За соседним костром все эти сведения были приняты с недоверием, но мужички все же заерзали, переползая так, чтобы не оказаться спиной к соседям. Ингви обернулся к вампирессе и сказал:

— Ннаонна, а тебе не кажется, что это становится однообразным? Может, тебе стоит освоить какой-нибудь трюк? Например, пускать изо рта струю огня, а? Можем это устроить…

С утра Ингви, как ему и было предложено Карамоком, осмотрел окрестности — ничего особенного, разве что за грядой холмов обнаружилась дельта довольно широкой реки — достаточно полноводной, чтобы драккары смогли подняться как минимум на пару километров вверх — вглубь страны. Обращенный к морю склон холмов порос мелким худосочным леском, который мог предоставить убежище армии Риодны, если Карамок предпочтет не объявляться на берегу раньше времени. Почему-то все же викинги выбрали это место для высадки… А, ну да — лесистые холмы не только прикрывают сушу от моря, но и наоборот. Если, конечно, не знать заранее…